Кризис Ж - Батурина Евгения Страница 5

Вернулся Боря – он ходил курить с Зинаидой. С ним она, конечно, была отнюдь не сурова, хохотала и кокетливо крутила бусы на шее. Гоша сделал шаг к Антонине и сказал, что им тоже пора. Боря еще раз предложил подвезти их до аэропорта, но эти двое ненормальных хотели ехать туда на троллейбусе. Наверное, чтобы поскорее и подольше остаться наедине.

Мы нашли троллейбусную остановку, дождались, когда к ней подъедет, скрипя и накреняясь, здоровенная железная коробка с рогами. Сестра Антонина без предупреждения обняла меня, и в эту секунду я поняла, что уже тоскую по ней. Как бы ни обижалась, как бы ни злилась, как бы часто ни повторяла, что мы ненастоящие сестры.

– Хорошей вам дороги в Сочи, – шепнула Антонина, и они с Гошей и двумя рюкзаками исчезли за дребезжащими троллейбусными дверями.

Я стояла опустив руки, смотрела, как сестра машет мне поверх грязного квадратика с цифрой 7 – номером маршрута.

Троллейбус уезжал, а я потихоньку все понимала. «Хорошей вам дороги в Сочи», – сказала она. И еще: «Не надо с нами в Ялту». «Билетов из Краснодара нет», – сказал Гоша.

Я достала телефон, написала Антонине: «Так это все-таки ты вчера позвала Борю?»

Ответ пришел сразу: «Не!» И следом другое сообщение: «Его позвал Гоша)))».

Моя сестра и ее бойфренд хотели остаться вдвоем – а еще оставить вдвоем нас с Борей. Они дали мне шанс. Беда в том, что я понятия не имела, как им воспользоваться.

– Ну, у нас впереди целый день, – объявил Боря, будто подслушав мои мысли. – Поехали, девушка, которой надо в Москву!

И посмотрел на меня – так, что я четко поняла: он абсолютно, ни капельки больше в меня не влюблен.

Дагомыс – Сочи, 1 мая, вечер

Эта мысль обдала меня кипятком и мучила, изводила всю дорогу до Сочи. Он. В меня. Больше. Не влюблен.

Так просто – почему мне это раньше в голову не пришло. Пока мы с Борей ехали из Воронежа в Ростов и из Ростова в Краснодар, я, внезапно прозревшая и оглушенная, конечно, страдала от любви – но все-таки страдания были замешаны на надежде. Даже не надежде, а тайном знании, уверенности. Все время, что мы были знакомы, я чувствовала, что Боря меня любит. Что эти конкретные два метра – навеки мои, гарантированно, бесповоротно, как полученная по дарственной квартира. И стоит мне сделать маленький шажок, да просто развернуться к Боре, – и он подхватит меня на руки и унесет во дворец, где играют свирели. Я не видела настоящей угрозы в Ксении: предполагала, что всю историю с ней он затеял, чтобы отвлечься от меня. Одного я не учла – чувства проходят. Сами по себе, без участия Ксении или кого-то еще, умирают или трансформируются в безопасный и мирный свой аналог. Был влюблен – стал другом. Как я и хотела.

Я вспомнила момент, когда должна была это понять. Мы собирались с Борей в театр. Был апрель, в МХТ поставили «Макбета», а на работе у меня творился апокалипсис. Договорились, что Боря заедет за мной в офис – так я усилием воли отодвину все дела и конец света, спущусь в лобби и, может быть, не опоздаю на спектакль.

– Вас ожидает шпиц, – сказала девушка с ресепшен, позвонив мне очень не вовремя: я ругалась с толпой народу в разных мессенджерах.

– Какой на фиг шпиц! – крикнула я. – Нужен же вест-хайленд.

Наш рекламный отдел снимал тогда ролик про йогурт, который я пиарю, и в съемках должен был участвовать беленький пес породы вест-хайленд-уайт-терьер. Зарезервированная агентством собака заболела, а нового актера найти не могли, и весь наш этаж только об этом и говорил. Я ждала новостей, и тут вдруг, получается, привезли шпица вместо вест-хайленд-уайт-не-могли-покороче-породу-назвать-терьера.

– Шпиц мне не нужен! – рявкнула я еще раз в трубку.

– Но он здесь. Шпиц Борис Натанович, – пролепетала бедняжка с ресепшен.

Так я узнала Борину фамилию. Раньше не догадалась как-то спросить.

Я вышла к нему и, сгибаясь пополам от смеха, рассказала всю историю.

– А я успел смириться с тем, что тебе не нужен. Даша была в этом уверена, – он уже, конечно, был накоротке с ресепшенисткой Дашей.

– Ну что ты, ты мне всегда нужен, – сказала я, смеясь, и взяла его привычно, по-хозяйски, под руку – чтобы идти в театр.

И почувствовала, что рука его на секунду одеревенела – так, будто ему неприятно было мое прикосновение. Я думала, показалось. На всякий случай не трогала его какое-то время: обычно-то он человек довольно обнимабельный, но мало ли – и я сама не люблю, когда хватают за разные части тела без предупреждения. А Боря после того раза вел себя как всегда – приобнимал при встрече и прощании, подавал руку, опирался о меня иногда. Он высокий и часто облокачивается о маленьких людишек, по-дружески.

Но нет, не показалось мне тогда ничего. Он перестал воспринимать меня как женщину. И в театр больше не звал. И в гости ни разу не заехал. И когда выяснилось, что вместо Ксении в машине с ним еду я, спокойно это воспринял, без эмоций, кивнул только. И за всю дорогу ни разу не дал мне повода думать, что я для него кто-то больший, чем друг. Кортадо вот вчера принес – но он и Антонине, и Гоше принес капучино, который они любят. А сам пил американо, как всегда. Пил американо и уже не любил меня…

– Эй, не грусти, – услышала я Борин голос. – Дагомыс проезжаем, это почти Сочи.

А я с ужасом поняла, что сейчас зарыдаю. От Краснодара до Дагомыса еще как-то держалась и в Туапсе даже съела полпорции вареников (Боря съел две и навек подружился с официанткой Анастасией). Но приближался Сочи, было совсем темно, горная дорога петляла, и меня укачивало – в основном от горьких мыслей. Куда я еду. Зачем. Что я ему скажу. И как выдержу ответ. Да и вообще, честно ли это – ставить человека, доброго друга, в такое положение? Знаешь, я пострадала ерундой полгода и придумала: теперь-то ты мне и правда нужен, Боречка, ну-ка решай, как с этим быть. Мой телефон, видимо, неожиданно поймал сеть, потому что пришло сразу четыре сообщения от сестры Антонины: «Мы в Симферополе, за нами едет дядя Коля», «Мы в Ялте у Подоляков», «Как Боря?» и «НУ?!».

Я посмотрела на Борю. Он спокойно вел машину, постукивая слегка правой рукой по рулю в такт Innuendo Queen, которых мы слушали последний час. Наверное, он из тех, кто постоянно носит обручальное кольцо, если уж женится. От этой мысли мне почему-то окончательно поплохело.

– Останови! – задыхаясь, крикнула я и изо всех сил стала жать кнопку стеклоподъемника. Стекло медленно, очень медленно поползло вниз, я глотнула кислорода.

Боря выкрутил руль, чудом припарковал посреди темноты и гор длиннющий мерседес. Я вышла, шатаясь, из машины. Сейчас в пропасть полечу, куда мне и дорога. Боря встал за мной, придержал за локоть – подстраховал. Я отклонилась назад, пристроила голову у него на груди, глаза прикрыла. Хочу так стоять вечно. И чтобы ночь пахла травами и Бориным одеколоном.

– Извини, – произнесла я тихо. – Не ожидала, что так получится.

– Это я виноват, – ответил Боря. – Надо было тебя за руль пустить. За рулем не укачивает.

– Ни в чем ты не виноват! – возразила я зло. – Я во всем виновата, я! Поехали уже.

Оттолкнула его, забралась на свое место, пристегнула ремень и отвернулась. Я некрасивая, когда плачу.

– Полчаса еще где-то, потерпи, – сказал Боря ласково. И снова включил Queen. Я слушала последнюю песню Фредди Меркьюри, и мне было очень жалко его и себя, какие-то мы с ним несчастные.

Через полчаса Боря остановил машину у отеля с разномастными балконами.

– Все, мы на месте, – сказал он. Высадил меня, открыл багажник, подхватил наши сумки и пошел к ресепшен. Я покорно двигалась следом за ним.

Покорность изменила мне, как только улыбчивая девушка за стойкой попросила нас достать паспорта.

– У вас заказано два номера, – весело сказала она. – Тринадцатый – для Бориса Натановича и двенадцатый – для Жозефины Геннадьевны, все верно?

– Нет, – заявила я.

Девушка взглянула на меня удивленно, стала проверять данные в компьютере – и в моем паспорте: не Женевьева ли я часом Георгиевна, не Жоржетта ли Гастоновна.