Тощий Мемед - Яшар Кемаль Страница 5

Колючки растут и на средних почвах — не хороших и не плохих. Сначала выдергивают колючки, а уж потом сеют. Так обрабатываются земли близ вершин Тавра.

Стебель самой высокой колючки достигает метра. Его ветки покрыты цветами. Цветы похожи на звездочки: пять лепестков, на конце которых твердые, острые шипы. На каждом кусте сотни шипов.

Кусты колючек переплелись, образуя сплошные заросли, сквозь которые не проползет и змея. Если бросить в эти колючки иголку, даже и она не упадет на землю, застрянет в буйно разросшихся ветвях.

Весною стебли колючек слабые, светло-зеленые. Когда подует легкий ветерок, они, будто ласкаясь, прижимаются к земле. В середине лета на листьях появляются голубые прожилки, постепенно голубеют ветви и стебель. Затем голубизна темнеет. Бескрайняя, бесконечная равнина превращается в необыкновенно красивую голубую гладь, и если при заходе солнца поднимется ветерок, голубое поле волнуется, шумит, словно море, и так же, как на закате вода, багровеет и это голубое поле.

К осени колючки высыхают. Голубой цвет блекнет. С поля доносится треск. Это созревают коробочки с семенами. И тогда сотни, тысячи белых шариков покрывают стебли; это — улитки.

Вокруг деревни Деирменолук только заросли колючек. Нет ни полей, ни садов, ни огородов. Колючки, одни колючки…

Из зарослей выбежал мальчик, остановился, перевел дыхание. Он очень долго бежал. Взглянув на ноги, он увидел, что они исцарапаны до крови. Мальчик чуть не падал от усталости. У него был испуганный вид. Ему все еще казалось, что за ним гонятся и вот-вот догонят. Обернулся — никого. Мальчик обрадовался. Свернув направо, пробежал еще немного и бросился в заросли. Слева от себя он увидел муравейник. Муравьи были необыкновенно большие. Муравейник кишел. Позабыв обо всем, мальчик стал наблюдать за муравьями. Но вдруг опомнился и вскочил на ноги. Свернул еще раз направо и вскоре выбрался из зарослей. Он встал на колени на краю поля. Но тут же сообразил, что голову его могут заметить, и присел на корточки. Ноги кровоточили. Он стал прикладывать землю к ранам. Земля, попадая на царапины, обжигала.

Скалы были недалеко. Собрав последние силы, мальчик снова побежал к скалам и остановился у чинара под самой высокой скалой. Золотисто-желтые листья с красными прожилками устилали землю под чинаром, наполовину скрывая его ствол. Сухие листья шелестели. Мальчик упал на них. Шум листьев спугнул птичку, сидевшую на конце голой ветки. Она вспорхнула и улетела. Мальчик очень устал, силы оставили его. Хорошо бы переночевать в этих сухих листьях. Здесь так мягко! А у него не было сил даже подняться. «Тут меня съедят звери», — мелькнуло у него в голове. С дерева на землю падали листья, падали, падали, один за другим, беспрерывно.

Он говорил вслух, словно рядом был человек, к которому он обращался.

— Пойду, — говорил он. — Понду и нанду ту деревню.

Никто не узнает, что я туда пошел. Пойду найду. Вот и пойду. Больше не вернусь. Стану пастухом. Буду пахать. Вот и стану пастухом. Буду пахать. Пусть мать ищет. Пусть ищет сколько хочет. Абди-ага Козлиная Борода больше не увидит меня. Никогда не увидит. А что, если я не найду деревни? Не найду!? Тогда умру с голоду. Умру, вот и все.

Весеннее солнце сильно пригревало. Лучи его ласкали скалы, чинар и листья. Сверкающая земля казалась обновленной. Несколько весенних цветов, пробив землю, выглянули на поверхность, другие вот-рот выглянут. Весной в горах пахнет смолой. Жидкая смола блестит, издавая горький запах.

Не известно, сколько времени пробыл мальчик в зарослях, час или два. Солнце уже опускалось за горы, наступал вечер. Мальчик перестал разговаривать сам с собой, собрался с силами. Вдруг ему опять показалось, что за ним погоня. Его охватил страх. Он взглянул на исчезающий за горами диск солнца. Куда теперь идти? В какую сторону? Он не знал. Заметив тропинку, он побежал по ней. Бежал долго — по скалам, через кусты. Запыхавшись, останавливался, оглядывался назад и снова бежал. От усталости у него уже начали заплетаться ноги.

Пробегая мимо высохшего дерева, он заметил на нем маленькую ящерицу. Это почему-то обрадовало его, но ящерица тут же скрылась.

Вдруг он покачнулся и остановился. У него кружилась голова. В глазах потемнело. Все вокруг завертелось. Руки и ноги дрожали. Но, оглянувшись назад, он снова побежал. Из травы взлетело несколько куропаток. Он вздрогнул — его пугал малейший шорох, — сердце сильно билось. С безнадежным видом он оглянулся назад. Он обливался потом. От страха дрожали колени. Присев на выступ скалы, он вдохнул резкий запах пота и нежный аромат цветов. С трудом открыл он глаза, поднял голову и посмотрел вниз. Солнце заходило, по земле тянулись длинные тени. Внизу он разглядел что-то вроде крыши. Его охватила безумная радость. Из трубы медленно поднимался дым: но цвет его был не черный, а тоже отдавал голубизной.

Сзади послышался шорох, похожий на шаги человека. Мальчик быстро повернул голову. Слева был лес, черный- черный, он обрушивался на землю, как ливень с неба. Лес был бескрайним. Мальчик снова заговорил, но теперь он говорил громко. Пробегая по лесу, он кричал во весь голос:

— Пойду скажу им… Пойду скажу, что… Скажу вам… Скажу, что пришел к вам наняться пастухом. Буду также пахать… Буду также убирать урожай… Скажу, что меня зовут Мыстык. Черный Мыстык[2]… У меня нет ни отца, ни матери… Скажу, что у меня нет и Абди-аги. Буду пасти ваших овец. Буду пахать вашу землю. Стану вашим сыном. Вот стану! Мое имя не Тощий Мемед. Зовут меня Черным Мыстыком. Пусть плачет мать… Вот стану. Пусть гяур[3] Абди-ага ищет меня. Вот стану им сыном!

И он громко заплакал. Темный лес все тянулся и тянулся, а он все плакал и плакал. Слезы, только слезы, приносили ему облегчение. Спускаясь по склону, он перестал плакать и вытер рукавом нос. Рукав стал совсем мокрым.

Когда мальчик вошел во двор дома, было уже темно. Неподалеку виднелись силуэты еще нескольких домов. Он остановился на минуту. Подумал, та ли это деревня? Длиннобородый старик возился с седлом возле двери. Старик поднял голову и увидел посредине двора неподвижную фигуру. Фигура приблизилась. Старик не обратил на это внимания и продолжал свое дело. Когда совсем стемнело, он отбросил седло и встал. Оглянувшись, он заметил, что фигура стоит на том же месте.

— Эй,