Уильям Теккерей - Приключения Филиппа в его странствованиях по свету Страница 51

Всѣ дѣти кричатъ хоромъ:

— О, останьтесь, дядя Филиппъ! останьтесь подольше!

Миссъ Бэйнисъ говоритъ:

— Я надѣюсь, что вы останетесь, мистеръ Фирминъ, и взглядываетъ на него.

— Онъ пробылъ здѣсь пять дней? что ты хочешь сказать? говорю я послѣ моей женѣ. — Не-уже-ли въ это короткое время позволь, во сто двадцать часовъ, а ко-крайней мѣрѣ половина изъ нихъ пошла на сонъ и на пищу (аппетитъ у Филиппа всегда былъ прекрасный), не-уже-ли ты хочешь сказать, что въ это короткое время его сердце, жестоко пронзённое чудовищемъ въ женскомъ видѣ, излечилось совсѣмъ, сдѣлалось здорово, и опять уже ранено? Прогулки двѣ-три по пристани, столько же визитовъ къ Бэйнисамъ (гдѣ онъ слушаетъ разсказъ о шотландцахъ на Мысѣ Доброй Надежды съ почтительнымъ интересомъ), слова два о погодѣ, два-три взгляда, я говорю: не-уже-ли ты хочешь сказать, что этотъ нелѣпый идіотъ и эта круглолицая дѣвушка, хорошенькая, конечно, но только-что изъ класной, ты хочешь сказать, что они… Честное слово, Лора, это ужь черезчуръ. Да у Филиппа нѣтъ ни копейки за душой.

— Нѣтъ, у него есть сто фунтовъ и онъ надѣется продать свою лошадь по-крайней-мѣрѣ за девятьсотъ. У него превосходныя дарованія. Онъ легко можетъ написать три статьи въ недѣлю въ Пэлль-Мэлльскую Газету. Вотъ уже триста фунтовъ въ годъ. Надо обратиться къ лорду Рингуду: онъ долженъ дать и дастъ что-нибудь. Развѣ вы не знаете, что полковникъ Бэйнисъ стоялъ возлѣ полковника Рингуда въ томъ сраженіи, гдѣ онъ былъ убитъ, и что они были короткими друзьями? А позвольте спросить: какъ жили мы, желала бы я знать?

— О женщины! женщины! стонетъ отецъ семейства. — Вѣдь Филиппъ Фирминъ имѣетъ всѣ привычки богача. Не-уже-ли ты полагаешь, что онъ когда-нибудь въ жизни сидѣлъ въ второклассномъ вагонѣ, или отказывалъ себѣ въ какомъ бы то ни было удовольствіи? Онъ вчера далъ пять франковъ нищей.

— У него всегда было благородное сердце, говоритъ моя жена. — Отъ отдалъ всё своё состояніе одному семейству недѣлю назадъ; и (тутъ, разумѣется, былъ вынутъ носовой платокъ) и… Господь любитъ тѣхъ, кто весело даётъ!

— Онъ безпеченъ, онъ расточителенъ, онъ лѣнивъ, и я право не знаю замѣчательно ли онъ талантливъ…

— О да! вѣдь онъ нашъ другъ. Брани его, брани, Эртёръ!

— А позволь спросить, когда ты узнала эту изумительную новость? спросилъ я.

— Когда? съ самой первой минуты, когда я увидала, какъ Шарлотта смотритъ на него. Бѣдняжка сказала мнѣ только вчера: «О Лора! онъ нашъ спаситель!» И онъ былъ ихъ спасителемъ.

— Да. Но у него нѣтъ и пяти фунтовъ за душой! вскричалъ я.

— Эртёръ, я удивляюсь тебѣ. О мущины, мущины! ужасно суетны! Не-уже-ли ты думаешь, что небо не поможетъ ему въ надлежащее время и не будетъ милостиво съ нему, когда онъ столь многихъ спасъ отъ разоренія? Не-уже-ли ты думаешь, что молитвы, благословенія этого отца, этихъ малютокъ, этой милой дѣвушки не принесутъ ему пользу? Что жь, если ему придется отдать годъ, десять лѣтъ, развѣ передъ ними не довольно времени и развѣ не настанетъ когда-нибудь счастливый день?

Да. Такъ говорила женщина здравомыслящая и разсудительная, когда ея предубѣжденія и романизмъ не были задѣты. Описывать же романическую исторію, или пересказывать любовный разговоръ, или описывать восторги при лунномъ сіяніи и страстныя изліянія двухъ юныхъ сердецъ и тому подобное — извините меня, s'il vous platt. Я человѣкъ свѣтскій и пожилой. Пусть молодые люди сами дополнятъ мой эскизъ; пусть старики положатъ книгу на минуту и вспомнятъ. Они хорошо помнятъ это время — не правда ли? Уста не скажутъ теперь того, что они говорили тогда. Сегодня для счастливыхъ, завтра для молодыхъ, а вчера, развѣ не дорого вамъ? Я недавно былъ въ обществѣ съ однимъ пожилымъ господиномъ, который не былъ особенно красивъ или здоровъ, или богатъ, или остроуменъ, но который, говоря о своей прошлой жизни, объявлялъ, что онъ охотно прожилъ бы снова каждую минуту своей жизни. Захотѣли бы вы, читающіе это, пережить снова вашу жизнь? Что составляло ея главную радость? Каковы были ея удовольствія? Не-уже-ли они были такъ восхитительны, что вы захотѣли бы продолжить ихъ навсегда? Захотѣли бы вы, чтобы ростбифъ, который былъ у васъ за обѣдомъ, опять былъ принесёнъ на столъ? Захотѣли бы вы опять слышать вчерашнюю проповѣдь? Это все равно какъ если бы вы сказали, что вамъ хочется опять, чтобы васъ высѣкли въ школѣ, чтобы васъ приколотили тамошніе забіяки, что вы захотѣли бы отправиться къ дантисту, куда ваши милые родители имѣли привычку васъ возить, что вы хотѣли бы принимать англійскую соль съ кусочкомъ черстваго хлѣба, чтобы заѣсть вкусъ лекарства, что вы захотѣли бы быть обманутымъ предметовъ вашей первой любви, что вы захотѣли бы сказать вашему отцу, что вы надѣлали кучу долговъ, когда были въ университетѣ? Когда я соображаю, непріятности дѣтства, тысячи разныхъ болѣзней, которымъ подвержена наша плоть, я весело говорю, что я не желаю вѣчно подвергаться этимъ — нѣтъ. Я не хочу опять поступить въ школу. Я не хочу слушать опять проповѣдь Тротмана. Дайте мнѣ тотчасъ чашку болиголова. За ваше здоровье, мои милые. Не плачьте. Будьте весёлы. Ага! я чувствую какъ холодъ пробираетъ меня насквозь… Члены мои нѣмѣютъ, за то какое спокойствіе и тишина!

Такимъ образомъ, доживъ до моихъ лѣтъ, когда я вижу бѣднаго молодого друга влюбленнаго и думающаго, разумѣется, о женитьбѣ, могу ли я не предаваться меланхоліи? Какъ можетъ жениться человѣкъ, неимѣющій средствъ держать хоть самый миніатюрный экипажъ, завестись хоть самымъ маленькимъ хозяйствомъ, даже содержать себя одного, не говоря уже о женѣ и семействѣ? Боже милостивый! не богохульство ли жениться, не имѣя даже полтораста фунтовъ въ годъ? Бѣдность, долги, векселя, кредиторы, преступленія непремѣнно постигнутъ несчастнаго, у котораго нѣтъ полтораста — скажите ужь лучше двухъ тысячъ въ годь, потому что вы не можете жить прилично въ Лондонѣ, не имѣя этого дохода. И почему вы знаете, какая выйдетъ жена изъ дѣвушки, которую вы встрѣтили на балахъ или обѣдахъ, какой у ней характеръ, какіе окажутся у ней родные? Ну что если у ней есть бѣдные родные или грубые братья, которые будутъ вѣчно приходить къ вамъ обѣдать? Какова ея мать и будете ли вы въ силахъ переносить, чтобы эта женщина вмѣшивалась въ ваше хозяйство и распоряжалась въ вашемъ домѣ? Генералъ Бэйнисъ очень хорошъ, слабый, скромный и презентабельный старичокъ; но генеральша Бэйнисъ и эта ужасная маіорша Мак-Гиртеръ — а эти шалуны въ скрипучихъ башмакахъ? Какъ человѣкъ свѣтскій, я увидалъ всѣ эти ужасы, угрожавшіе мужу миссъ Шарлотты Бэйнисъ, и не могъ видѣть ихъ безъ страха. Граціозно и легко, но остроумно и саркастически я счолъ моей обязанностью показать странности бэйниской семья Филиппу. Я передразнивалъ мальчиковъ, представилъ ужасныхъ военныхъ барынь очень искусно, какъ мнѣ казалось, какъ-будто и никакъ не предполагалъ, чтобы Филиппъ имѣлъ какіе-нибудь виды на миссъ Бэйнисъ. Надо отдать ему справедливость: онъ разсмѣялся разъ или два; потомъ онъ очень покраснѣлъ. Его чувство юмора очень ограничено, въ этомъ сознается даже Лора. Потомъ у него вырвалось сильное выраженіе: онъ сказалъ, что его чертовски стыдно, и вышелъ съ своей сигарой. А когда я замѣтилъ моей женѣ, какъ онъ щекотливъ въ нѣкоторыхъ отношеніяхъ и какъ мало понимаетъ онъ шутки, она пожала плечами и сказала:

— Филиппъ не только очень хорошо понимаетъ то, что ты говорилъ, но даже еще и перескажетъ всё генеральшѣ и маіоршѣ при первомъ удобномъ случаѣ.

Такъ и вышло, какъ мистриссъ Бэйнисъ позаботилась сказать мнѣ впослѣдствіи. Она знала кто быль ея врагъ. Она знала, кто говорилъ дурно о ней и о ея милыхъ малюткахъ за глаза. О Филиппъ, Филиппъ! Какъ подумаешь, что ты былъ такой трусъ, что пошолъ и разсказалъ ей! Но я прощаю ему. Отъ всего моего сердца сожалѣю о нёмъ и прощаю его.

Для того шага, который онъ замышляетъ, вы можете быть увѣрены, что молодой человѣкъ не чувствуетъ ни малѣйшей необходимости ни въ прощеніи, ни въ состраданіи. Онъ былъ такъ сумасбродно счастливъ, что безполезно было разсуждать съ нимъ. Не будучи вовсе поэтическаго настроенія, негодяй писалъ стихи по секрету и мои слуги нашли отрывки его рукописи на тоалетѣ въ его спальной. Я не въ правѣ привести всю поэму, которую наша горничная нашла въ комнатѣ мистера Филиппа и принесла, ухмыляясь, моей женѣ, которая только сказала:

— Бѣдняжка!

Дѣло въ томъ, что это дѣйствительно былъ страшный вздоръ! какія плоскія риѳмы! какія старыя мысли! Но Лора прибавила:

— Всѣ влюбленные незабавны для своихъ знакомыхъ; и я знаю одного человѣка, который писалъ не весьма умные любовные стихи, когда былъ молодь.

Нѣтъ, я не напечатаю стиховъ Филиппа, развѣ ужъ, когда-нибудь онъ смертельно оскорбитъ меня. Я со стыдомъ вспоминаю мои собственные стихи, написанные при подобныхъ обстоятельствахъ, и наброшу покрывало благопристойной дружбы на сумасбродство моего друга.