Пэлем Вудхауз - Том 8. Дживс и Вустер Страница 52

— Войдите, — проскрипел он, втаскивая меня за собой в комнату. — Не стоит будить весь дом. А теперь, — он отпустил мой локоть и закрыл дверь, причем брови у него так и ходили ходуном, — а теперь, сделайте милость, объясните мне, что означают эти ваши безумные действия?

Мне показалось, что легкий, беззаботный смех сейчас как нельзя более кстати. Я и хохотнул.

— Перестаньте гоготать! — рявкнул радушный хозяин. Вынужден признаться, что легкость и беззаботность не произвели того эффекта, на который я рассчитывал.

Я с большим трудом взял себя в руки.

— Крайне сожалею, что так вышло, — сказал я как можно более сердечным тоном. — Видите ли, я думал, что вы — Таппи.

— Будьте любезны, обращаясь ко мне, воздержитесь от употребления ваших идиотских жаргонных выражений. Что означает на вашем языке «таппи»?

— Видите ли, это вовсе не жаргонное выражение… Если подойти к вопросу с научной точки зрения, это имя собственное. Понимаете, я думал, что вы — ваш племянник.

— Думали, что я — мой племянник? Почему я должен быть моим племянником?

— Я считал, что это его комната.

— Мы с племянником поменялись комнатами. Терпеть не могу спать на последнем этаже. Боюсь пожара.

Впервые с начала нашей беседы я немного взбодрился. Подлость старого хрыча возмутила меня до такой степени, что на миг я даже перестал ощущать себя лягушкой, которую переехала борона. До последней минуты это ощущение буквально сковывало меня по рукам и ногам. Зато теперь я осмелел настолько, что стал смотреть на этого облаченного в розовую пижаму труса с презрением и ненавистью. Мой тщательно продуманный план так бездарно провалился только из-за того, что старый хрыч одержим малодушным страхом и предпочел, чтобы Таппи вместо него поджарился на огне, случись такая крайность, как пожар. Я бросил на старикашку презрительный взгляд и, кажется, даже хмыкнул.

— Уверен, ваш камердинер должен был сообщить вам, — сказал сэр Родерик, — что мы намереваемся поменяться комнатами, Я его встретил перед обедом и просил уведомить вас о наших планах.

Голова у меня пошла кругом. Нет, мало сказать «пошла кругом». Это неожиданное известие сразило меня наповал. Выходит, все это время Дживс знал, что старый хрыч будет спать в постели, которую я собираюсь протыкать штопальной иглой! Знал и допустил, чтобы я шел на погибель, ни словом не предупредил. Это было выше моего понимания. Я стоял, как громом пораженный. Пораженный насмерть.

— Вы сказали Дживсу, что собираетесь ночевать в этой комнате? — прошептал я.

— Да. Будучи осведомлен о том, что вы с моим племянником состоите в дружеских отношениях, я желал избавить себя от вашего возможного визита. Признаться, мне и в голову не приходило, что упомянутый визит ожидается в три часа ночи. Какого черта, — рявкнул он, внезапно распаляясь, — вы рыщете по дому в этот час? И что это у вас за штука?

Я вдруг понял, что все еще сжимаю в руке палку. Честное слово, в шквале эмоций, вызванных предательством Дживса, это открытие явилось для меня полной неожиданностью.

— Штука? — сказал я. — Ах, да.

— Что означает ваше «ах, да»? Что это такое?

— Видите ли, это длинная история…

— Ничего, у нас впереди вся ночь.

— Вот, собственно, как было дело. Прошу вас представить себе, как пару месяцев назад я мирно сидел после обеда в «Трутнях», никого не трогал и задумчиво покуривал сигарету… — Я умолк. Старый хрыч меня не слушал. Он изумленно таращил глаза на кровать. Оттуда на ковер что-то капало.

— Господи!

— …покуривал сигарету и болтал о том, о сем…

Я снова умолк. Старикашка приподнял одеяла и уставился на труп грелки.

— Ваших рук дело? — спросил он тихим задушенным голосом.

— Э-э-м… да. По существу, да. Я как раз собирался вам объяснить…

— А ваша тетушка еще старалась меня убедить, что вы не сумасшедший!

— Я и вправду не сумасшедший. Совершенно не сумасшедший. Если вы позволите объяснить…

— Не позволю.

— Все началось…

— Молчать!

— Хорошо. Молчу.

Он сделал носом несколько глубоких вдохов и выдохов.

— Моя постель насквозь промокла!

— Началось с того…

— Замолчите! — Он еще посопел. — Вы, жалкий несчастный идиот, — снова заговорил он, потрудитесь объяснить мне, где находится комната, которая предназначалась для вас?

— Этажом выше. Часовая комната.

— Благодарю. Думаю, я ее найду.

— А?

Он грозно пошевелил бровями.

— Я намерен провести остаток ночи в вашей комнате, — сказал он, — полагаю, постель там находится в пригодном для сна состоянии. А вы можете со всеми удобствами расположиться здесь. Желаю покойной ночи.

Он усвистал, а я остался стоять дурак дураком.

Мы, Вустеры, старые служаки. Мы стойко переносим превратности судьбы. Однако сказать, что меня обрадовала перспектива провести здесь ночь, значило бы покривить душой. Один-единственный взгляд на постель убедил меня, что спать в ней и думать нечего. Золотая рыбка была бы довольна, но Бертрам — нет. Оглядевшись вокруг и решив, что самое подходящее место для сна — это кресло, я похитил с кровати пару подушек, уселся поудобнее, набросил на ноги коврик, лежавший перед камином, и принялся считать овец.

Однако толку от этого было мало. Мой бедный котелок кипел, до сна ли тут. Открывшееся мне черное предательство Дживса вспоминалось вновь и вновь всякий раз, когда я готов был погрузиться в сон; ночь тянулась нескончаемо долго, становилось все холоднее. Я как раз размышлял, удастся ли мне вообще когда-нибудь заснуть, как вдруг голос у самого моего уха сказал: «Доброе утро, сэр». Я вздрогнул и открыл глаза.

Мне казалось, что я ни на минуту не задремал, но, видимо, все-таки задремал. Ибо шторы были подняты, в окна лился дневной свет, и Дживс стоял передо мной с чашкой чая на подносе.

— Веселого Рождества, сэр!

Я слабой рукой потянулся к живительному напитку. После двух-трех глотков мне стало лучше. Правда, я испытывал боль во всем теле, а черепушка была налита свинцом, но теперь хоть мысль работала более или менее четко. Я остановил на предателе ледяной взгляд и приготовился задать ему жару.

— Говорите, «веселого»? Значит, по-вашему, «веселого», да? — начал я. — Позвольте вам сказать, все зависит оттого, что вы вкладываете в прилагательное «веселый». Если вы, кроме того, полагаете, что будет весело вам, то вы ошибаетесь. — Я сделал еще один глоток чая и продолжал холодным тоном, отчеканивая каждое слово: — Хотелось бы задать вам один вопрос. Вы знали, что сэр Родерик Глоссоп будет спать в этой комнате, или нет?

— Знал, сэр.

— Вы в этом признаетесь!

— Да, сэр.

— И вы ничего мне не сказали!

— Не сказал, сэр. Я подумал, что более благоразумно этого не делать.

— Дживс…

— Если позволите, я объясню, сэр.

— Попробуйте!

— Я догадывался, что умолчание с моей стороны, возможно, вовлечет вас в несколько затруднительное положение, сэр…

— Стало быть, догадывались?

— Да, сэр.

— В таком случае я вас поздравляю — ваша догадка блестяще оправдалась, — сказал я, делая очередной глоток черного китайского чая.

— Но мне казалось, сэр, будь что будет, все к лучшему.

Я хотел ввернуть пару теплых слов, но он лишил меня этой возможности.

— Я предположил, учитывая ваши взгляды, сэр, что, обстоятельно все обдумав, вы предпочтете, чтобы ваши отношения с сэром Родериком Глоссопом и его семейством оставались скорее сдержанными, нежели сердечными.

— Мои взгляды? На что?

— На матримониальный союз с мисс Гонорией Глоссоп, сэр.

Меня словно током ударило. Дживс открыл мне глаза на оборотную сторону дела. Я вдруг понял, к чему он клонит, понял в мгновенном озарении, как несправедлив был к этому достойному человеку. Я-то считал, что он посадил меня в лужу, а на самом деле он всячески старался вытащить своего господина из этой самой лужи. Прямо как в одном рассказе для детей: однажды ночью некий странник идет куда-то, а его собака вцепилась ему в штанину и не пускает. «Отпусти! Ты чего, Пират?» — говорит он собаке, но она держит его, и ни в какую; он пришел в ярость, кричит на собаку, ругает ее последними словами, но собака будто не слышит; вдруг луна выглянула из-за облаков, и странник видит, что стоит на краю пропасти, еще шаг и… в общем, вы поняли мою мысль: я о том, что точно такая же история произошла сейчас со мной.

Удивительно, как молодой человек теряет бдительность и начинает пренебрегать опасностями, которые повсюду его окружают. Даю честное слово, до этой минуты мне и в голову не приходило, что моя тетя Агата задумала наладить наши отношения с сэром Родериком, чтобы со временем вернуть меня в лоно семьи Глоссопов, а затем сбыть Гонории.

— Боже мой, Дживс! — сказал я бледнея.