Джон Апдайк - Иствикские вдовы Страница 54

— Я буду следующей?

Наблюдатели из числа скорбящих, видя нетерпеливую улыбку на лице женщины, полностью поглощенной собеседником — кокетливым ангелом, к которому было обращено это лицо в обрамлении неестественно рыжих волос, могли бы истолковать эту сцену как любовную.

Крис поколебался, потом, притворно-пристыженно опустив ресницы, сказал:

— Нет. Следующей будет толстуха. Из вас трех вы всегда были мне наиболее симпатичны. Вы иногда разговаривали со мной, а не просто проносились мимо, спеша на вечеринки Даррила. И вы были добры к моей сестре. Водили ее в «Немо» выпить кофе.

— Не думаю, что я была добрее Александры, просто я более экстравертна, чем она. Журналистская привычка разговаривать с людьми.

— Нет, вы были добрее, — упрямо повторил он. Его манера вести разговор — без отклонений, без зондирования и шуток в сторону, строго придерживаясь всего нескольких мыслей, ограниченных программой, лишенной сексуальной окраски, — выдавала в нем все еще молодого человека. Такой не мог долго уживаться с Даррилом, этим дряхлым магом «ликующего отклонения».

— Расскажите мне о вас с Даррилом, — потребовала Сьюки бойким, безапелляционным репортерским тоном, обнажив в улыбке верхние десны и выдавшиеся вперед зубы. — Куда вы оба направились после Иствика?

— В Нью-Йорк, куда же еще? У него была квартирка в Вест-Сайде, в квартале от реки. Крохотулечка такая. Я-то думал, что он живет по крайней мере в Ист-Сайде. Оказалось, что большинство произведений искусства, которые были у него в Иствике, ему даже не принадлежали, он взял их на опцион.

— А что вы делали целыми днями?

Кристофер Гейбриел пожал плечами, пожевал своими пухлыми губами и неохотно ответил:

— Ну, вы сами знаете. Слушали чилл-аут[53]. Покуривали травку. У него была куча мерзких друзей. Поначалу я боялся выходить на улицу, слонялся по квартире, смотрел телевизор. «Мыльные оперы» натолкнули меня на мысль: почему бы мне не стать актером? Мне исполнилось восемнадцать, а тогда в этом возрасте уже можно было работать в питейных заведениях, вот я и работал официантом, разносчиком и мог таким образом оплачивать учебу в театральной школе.

— Бедняжка. И Даррил вам не помогал?

— Он познакомил меня кое с кем. Но они в основном хотели, чтобы я просто служил приманкой. Тогда о СПИДе еще никто не знал, но я все равно не хотел заниматься проституцией — понимал, что эта дорожка ведет прямо на дно. Представление Даррила о том, что значит любить кого-то, сводилось к тому, чтобы наблюдать, как этот кто-то катится в Ад. У него была масса мыслей об актерском ремесле, и он, бывало, без умолку болтал о его демоническом свойстве, обо всех этих теориях, но я твердо придерживался собственного плана. Актерская школа, в которую я поступил, исповедовала исключительно практические методы: держите голову вот так, чувствуйте диафрагмой… Как только я начал работать, он попытался заставить меня оплачивать свою долю аренды. В конце концов я от него съехал. Он был пиявкой.

— Где он теперь?

— Кто знает? Где угодно — можете ткнуть в любое место на карте. Мы потеряли связь.

— Значит, вы наводили на нас порчу по собственной инициативе?

Кристофер понимал, что им управляют; его губы отказывались шевелиться.

— А кто сказал, что я наводил на вас порчу?

— Вы сами. Только что.

— Ну… может, и так.

— Что ж, поздравляю.

— Даррил объяснил мне общие принципы электромагнетизма, но я сам сделал кое-какие усовершенствования. У него была куча идей, но не хватало пороху довести их до ума.

— А теперь расскажите мне о противоядии, — поддразнила его Сьюки. — Как дать обратный ход?

— Да бросьте. Я бы вам этого не сказал, даже если бы такое противоядие существовало. Но его не существует. Это как жизнь: дорога с односторонним движением. — Теперь он виновато озирался по сторонам, как мальчик, пойманный на лжи и испуганно ерзающий под градом вопросов излишне любопытного взрослого. «Для незрелых людей некое табу состоит в том, чтобы не говорить о себе, — подумала Сьюки. — Как для дикарей. Они стараются не выдать себя, как человек перед фотообъективом, ибо все, что ты выдашь, мир использует против тебя».

— За что вы нас так ненавидите столько лет? — спросила она и сделала шаг в сторону, чтобы заставить его смотреть ей прямо в глаза; небесно-синие лучи ударили из его глубоких глазниц, из-под уже начинавших лохматиться бровей. Вместо мягких светлых кудрей, которые она помнила, на голове у него теперь лежали густые жесткие волны выкрашенных в платиновый цвет волос.

— Для меня не было в жизни никого дороже Дженни, — выдавил он, и в его голосе наконец послышалось хоть какое-то искреннее чувство. — С самого младенчества. Она была на девять лет старше меня. И она была идеальным человеком. С тех пор как наши родители начали ссориться и отдалились от нас, она заменила мне мать. — Его словно укушенные пчелой губы задрожали.

— Крис, вы же сами сказали, что она умерла естественной смертью, — напомнила Сьюки. — Почему вы считаете, что мы имели к этому какое-то отношение?

— Я знаю, что имели, — с тупым упрямством произнес он, отводя глаза от ее горящего взгляда. — Существуют способы управлять Природой. Ее течениями.

Скорбящие потихоньку начали дрейфовать к дверям и выходить на освежающий воздух. Александра подошла к Сьюки и сообщила:

— Я только что говорила с этим невозможным человеком, с тем напыщенным снобом, который восхвалял Джейн, если это можно так назвать. Он рассказал мне все о своих и Тинкеровых общих предках: что он был троюродным братом Нэта и — по ее второму мужу — внучатым племянником старой дамы, как будто этим он мог завоевать мое расположение. Еще у него хватило наглости пригласить меня пообедать, и это после того, как он только что своими гнусными намеками облил Джейн дерьмом, но я ему сказала, что мы должны немедленно возвращаться в Род-Айленд. Разве не так?

Она то ли не заметила, то ли сделала вид, что не видит серебряного человека, стоявшего рядом со Сьюки. Но когда Сьюки повернулась к нему снова, чтобы представить их друг другу и превратить разговор в треугольное расследование, оказалось, что его уже нет, он растворился.

По пути в Иствик — с дороги номер девять на сто двадцать восьмую, со сто двадцать восьмой на девяносто пятую, с девяносто пятой через Провиденс на дорогу номер один и западный берег Наррагансетского залива — Сьюки пересказала Александре свой разговор с Кристофером Гейбриелом, опустив лишь его заявление, что следующей будет «толстуха». Но Александра, похоже, сама почувствовала это, и пропуск в рассказе Сьюки висел между ними, пока они съезжали с одной дороги на другую, с бетонки на асфальт и обратно.

— Электромагнетизм? — переспросила Александра.

— Он сказал, что Даррил показал ему что-то такое, с помощью чего он, полагаю, и наносил Джейн те удары, на которые она жаловалась. Но, рассуждая реалистично, не они убили ее, а аневризма.

— Черная магия использует процессы, уже происходящие в организме, — предположила Александра.

— Да, он говорил что-то насчет того, что можно изменять направление течений, существующих в Природе.

— Я знаю, что именно он использует в моем теле, — сказала Александра не столько Сьюки, сколько себе.

Сьюки этого знать не желала, но из вежливости вынуждена была спросить:

— И что же это, голубушка?

— Рак. Мой страх перед ним. Боязнь того, что приведет к нему. Это вроде того, как человек, боящийся высоты, идет по перекладине над пропастью и напрягается так, что оступается и падает именно от напряжения. Тело постоянно вырабатывает раковые клетки. Клеток так много, что часть из них неизбежно перерождается, но наши защитные силы — антитела и макрофаги — окружают и некоторое время поедают их. А потом организм устает от борьбы, и раку открывается зеленая улица. Ты стараешься не думать об этом, но не можешь — вся система твоего организма пузырится этими зловредными клетками. Рак кожи. Рак груди. Рак печени, рак мозга. Рак глазных яблок, нижней губы, если ты куришь трубку… Он может проявиться где угодно. Это действует как огромный компьютер: один бит, один микроскопический транзистор начинает работать в автономном режиме и захватывает весь компьютер. Опухоли обладают способностью создавать собственные вены и артерии и поражать все больше и больше крови!

Сьюки чувствовала, как монолог Александры растет под ней безобразным мокрым новообразованием, проникающим внутрь через отверстия, на которых она сидит.

— Лекса, прошу тебя! — взмолилась она. — Ты сама себя заводишь. Так до истерики договориться можно.

— До истерики? — иронично переспросила Александра. — Ты говоришь, как мужчина, который считает женщину низшим существом потому, что у той есть матка. А самое ужасное в раке то, что рост опухоли очень напоминает вынашивание ребенка, она растет в тебе, хочешь ты того или нет. Ты вспомни, каково это: тебя рвет, тебе постоянно невыносимо хочется спать. Организм ребенка борется с твоим за питательные вещества. Ребенок — паразит, такой же, как раковая опухоль.