НОРМАН МЕЙЛЕР - ЛЕСНОЙ ЗАМОК Страница 55

Мы, впрочем, довольно поощрительно относились к чрезвычайно истовой вере Ники во всемогущего Господа. Маэстро наверняка позаботится о том, чтобы мы извлекли собственную выгоду из чужого религиозного чувства. Я знал заранее, что многие из наших будут участвовать в процессии, выдвигающейся в пол-одиннадцатого из дворца, процессии, каждый шаг которой утопал в звоне тысяч колоколов, причем звучание одних было легким, как шелест листвы, а голос других — тяжким, как стенания сердца, отлитого из металла. На паперть Успенского собора вышли священники, приветствуя августейшую чету, которая незамедлительно приложилась к святому кресту. Православное духовенство воззвало к Троице: трижды прозвучали одни и те же молитвы, трижды вынесли святые иконы. Ники и Алекс прошли в глубь придела к помосту, воздвигнутому в самой середине собора. Мы были здесь как дома. Мы присутствовали при том, как на тот же самый престол взошел Михаил Федорович, первый русский царь из династии Романовых, поэтому я не буду распространяться о порядке, в котором были разложены царские регалии, не стану повторять слов, с коими обратился к Николаю II митрополит Санкт-Петербургский, призвав его к публичному покаянию. И Ники и впрямь публично покаялся, но сделал это таким тихим голосом и настолько невнятно, что никто ничего не расслышал. После чего царь прочитал «Отче Наш», а митрополит благословил его именем Отца, Сына и Духа Святаго.

Приближение Святого Духа мы чувствуем, смею вас заверить, сразу же. (Во многих случаях благословение Его именем не обходится без нашего участия.) И как раз в этот миг порвалась цепь ордена Св. Андрея Первозванного. Разумеется, священники полностью проигнорировали это поразительное происшествие. У них принято не обращать внимания ни на какие накладки, случающиеся в ходе богослужения. Поэтому митрополит без малейшей паузы перекрестился, возложил обе руки на царское чело и прочитал одну за другой две молитвы, после чего Николаю было дозволено надеть царскую корону, взять скипетр в правую руку и державу — в левую. А затем он вновь воссел на престол Михаила Федоровича. Придало ему свежих сил это древнее седалище-или нет, сказать трудно, но уже несколькими мгновениями позже царь вновь поднялся на ноги, передал регалии приближенным и направился к коленопреклоненной (на специальном кроваво-красном пуфике с золотой каймой) Алике. И тут же вновь дали залп из ста одной пушки.

Ритуал меж тем продолжился. Православное богослужение в торжественных случаях спешить не любит. Многие из тех, кто только что испытал внутреннее просветление, почувствовали, что у них затекают ноги. Божественная литургия окрасилась в цвета скуки. Поневоле призадумаешься над тем, не входит ли скука в воистину гениальный сценарий почитания Господа православными. Потому что сама по себе длительность ритуала неизбежно разоблачает ту часть паствы, религиозное рвение которой изначально было притворным. Оттого и нам не след тщательно описывать каждый шаг царя и царицы после того, как они сошли с помоста. Три шажка туда, три шажка сюда, вновь и вновь адресуя каждую серию шагов священному числу три, то есть Троице. Вообще-то Маэстро неизменно отзывается о Троице с большой симпатией, словно ему известно о Ней нечто неведомое другим. Однажды я присутствовал на свадьбе, на которой шафер тайком от всех, кроме невесты, ухитрился означенную молодую особу попользовать, и повадка этого ловкача живо напомнила мне целенаправленную обходительность, постоянно проявляемую нашим Маэстро по отношению к Святому Духу. Словно Троица катастрофически слаба на передок, и в этот-то передок Он и метит. А поскольку Святой Дух является воплощением любви Отца к Сыну и Сына к Отцу, Маэстро метит именно сюда, чтобы ослабить Их вроде бы нерушимое единство.

Поэтому я все же склоняюсь к тому, что поломка цепи ордена Св. Андрея Первозванного была делом рук Маэстро.

Царю со свитой предстояло проследовать из Успенского собора в собор Михаила Архангела, где с незначительными вариациями богослужение должно было повториться еще раз, и только после этого, уже в третий раз, тому же самому суждено было состояться в Благовещенском соборе.

Мне сообщили, что царь с царицей нуждаются в отдыхе, однако вместо этого их ожидала церемониальная трапеза в Грановитой палате. В дневник Ники записал: «Все это произошло в Успенском соборе, хотя и кажется настоящим сном, но не забывается во всю жизнь!!! — А в самом конце добавил: — Легли спать рано»*. Легли потому, что устали, или потому, что им, пережившим уникально тяжелый день, не терпелось наконец-то предаться страсти, этого я вам сказать не могу. Я и сам был бы не прочь оказаться той ночью в их спальне. По меньшей мере, я бы тогда выяснил, в какой степени — и каким образом — коррумпированная святость (я сознательно избираю именно это словосочетание — «коррумпированная святость») русского духовенства воздействовала на здоровую сексуальность Ники и Алике. Может быть, эти бесконечные богослужения показались им несколько подзатянувшимися любовными прелиминариями? Я сгорал от любопытства, но изнывал в неведении.

Если вас удивляет тот факт, что я испытываю вечную жажду знаний, то позвольте оспорить широко распространенное заблуждение, согласно которому и Богу, и Дьяволу присуще всеведение или, по меньшей мере, Им Обоим известно все, что нужно знать. Для того чтобы вы хотя бы приблизительно могли представить себе меру моей осведомленности, замечу, что я в этом плане превосхожу какого-нибудь обладающего энциклопедической эрудицией ученого в той же степени, в какой он сам превосходит человека, с грехом пополам закончившего среднюю школу. А раз уж у меня отсутствуют ответы на многие из вопросов, которые приводят человека буквально в сатанинское неистовство, то и меня самого бесит все, что я хотел бы, но не могу узнать.

Тем же вечером, занятый подготовкой к народным гуляньям, которым предстояло пройти через четыре дня, я пропустил также торжественную трапезу в Грановитой палате. Подразумевалось, что это пиршество станет гвоздем сезона не только для Москвы, но и для всей России, подобные общественные мероприятия могут самым серьезным образом повлиять в лучшую сторону на дальнейшую судьбу любого из приглашенных (главное — попасть в их число), это выставка богатства и супербогатства, причем выставка, плавно перетекающая в оргию.

Разумеется, амбициозные люди, собравшиеся в Грановитой палате, испытывали особое волнение. Кое-кто из них оказался недоволен уже самой рассадкой по местам. Потому что рассадка точнее любого барометра показывала их нынешний (а что, если уже понизившийся?) статус. И впрямь, лишь самые высокопоставленные из гостей удостоились особой милости отужинать в одной зале с царем и царицей. Здесь были сливки дипломатического корпуса, Священный синод, главный камергер, главный церемониймейстер, важнейшие министры и кое-кто из мультимиллионеров. Всем остальным стол накрыли во Владимирском зале.

Однако любому монарху менее всего хочется уязвлять самолюбие своих богатых, могущественных и знаменитых гостей, и, чтобы сообразить это, особого ума не требуется. Поэтому Николай с Александрой последовательно подошли к каждому столу в обоих залах в сопровождении вдовствующей императрицы Марии, королевы и принца Неаполитанских, герцогини Эдинбургской, кронпринца Шведского, великого князя Алексея и княгини Елизаветы; особо горячая овация ожидала их во Владимирском зале, собравшиеся там уже было пришли в отчаяние, потому что все усилия, потраченные ими на то, чтобы раздобыть приглашение, казалось бы, пошли прахом и их самих, похоже, на протяжении всего вечера собирались игнорировать. И вдруг, к всеобщему облегчению (обернувшемуся ликованием), царь с царицей все-таки снизошли до них, можно сказать, до каждого.

Сам ужин описывать не буду. Мне неинтересно распространяться о золотой посуде, французских кушаньях, икре всех оттенков, французских и крымских винах, водке, шампанском. Описание любого банкета способствует выработке желудочного сока, и только. Отмечу лишь, что гостей обслуживали лакеи в расшитых золотом алых ливреях. Перечень блюд в меню сопровождался рисунками, изображающими каждое из них, императорский оркестр играл не умолкая, и Грановитая палата сверкала.

В ту пору журналистам не дозволялось писать предосудительно о сильных мира сего. Поэтому все они в один голос поведали о том, что память о данном торжестве не изгладится в веках. Грановитую палату использовали для подобных пиршеств только в самых исключительных случаях. Лишь важнейшие события в истории России признавались поводом достойным того, чтобы отпереть эти древние врата. Здесь праздновали свое восшествие на престол Иван Грозный и Петр Великий. Некая американская корреспондентка, явно очарованная происходящим, закончила свой репортаж следующими словами: