Пелам Вудхаус - Не позвать ли нам Дживса? Страница 6

– Разумная мера, – одобрил Рори. – Хотя, конечно, иногда немного встряхнуться невредно. Мы в «Харридже» устраиваем маленький тотализатор на разные важные события. По пять шиллингов. Ставки крупнее не поощряются начальством.

Джил подошла к стеклянной двери в сад.

– Ну хорошо, – сказала она. – Мне вообще-то некогда тут болтать, меня работа ждет. У Билла приболел ирландский терьер, я зашла взглянуть, как он.

– Дайте ему болюс.

– Я применяю новую американскую мазь. У бедняги чесотка. Увидимся еще сегодня.

И Джил ушла по делам милосердия, а Рори обернулся к Монике. От его обычной флегмы не осталось и следа. Он оживился, принял проницательный вид, ну просто Шерлок Холмс, напавший на след преступника.

– Мук.

– Да?

– Что ты на это скажешь, старушка?

– На что?

– На это внезапное обогащение Билла. Тут явно что-то не так. Если бы у него завелся один дворецкий, это бы еще можно было понять: переодетый судебный исполнитель. Ну а горничная? А повар? И автомобиль? И, черт возьми, оплаченные счета за телефон?

– Да, я согласна. Это странно.

– Не просто странно. Смотри сама. Когда я прошлый раз посещал Рочестер-Эбби, Билл находился в состоянии полного безденежья, естественном для представителя английских высших классов наших дней, – выпивал кошкино молоко и подбирал сигарные окурки в сточных канавах. Приезжаю теперь – и что же я вижу? Дворецкие в каждом углу, повсюду, куда ни глянь, – горничные, на кухне повара теснятся у плиты, тут и там ирландские терьеры, да еще раздаются фантастические разговоры про мальчиков для чистки обуви и ножей. Это… это… Забыл слово. Ну, как это говорится?

– Не знаю, что ты хочешь сказать.

– Знаешь. Начинается на «ир».

– Ирак? Ирвинг? Иррадиация?

– Да нет. Иррационально, вот какое слово. Все это совершенно иррационально. Разговоры про работу для Сельскохозяйственного совета, конечно, отбрасываем, это чистая лапша на уши. Сказки для маленьких. Таким роскошеством на жалованье от Сельскохозяйственного совета не обзаведешься. – Рори замолчал и погрузился в задумчивость. – Слушай, а что, если Билл решил пойти в джентльмены-грабители?

– Не говори глупостей.

– А что, некоторые идут. Рэффлс,[6] например, если помнишь, был джентльменом-грабителем и жил вполне неплохо. Или, может быть, он кого-то шантажирует?

– Господи, Рори, ну что ты такое говоришь?

– Выгодное занятие, насколько я знаю. Присмотришь себе какого-нибудь богача, проведаешь его гнусные тайны и шлешь ему письмо, что, мол, тебе все известно и пусть он положит десять тысяч фунтов мелкими купюрами под столб на второй миле Лондонского шоссе. Потратишь эти десять тысяч, берешь с него еще столько же. Сумма со временем возрастает, и вот тебе разгадка всех этих дворецких, горничных и прочего.

– Если ты будешь меньше плести чушь и перенесешь наверх больше чемоданов, мир станет значительно лучше.

Рори подумал и понял, что от него требуется.

– Ты хочешь, чтобы я перенес чемоданы наверх?

– Вот именно.

– Будет исполнено. Девиз «Харриджа»: сервис.

Снова зазвонил телефон. Рори возвратился и поднял трубку.

– Алло? – Он вздрогнул. – Кто-кто? Господи ты Боже мой! Хорошо. Его сейчас нет, но я передам. – Он положил трубку. На лице у него появилось ответственное выражение. – Мук, – проговорил он торжественно, – может быть, впредь ты будешь серьезнее относиться к моим словам и перестанешь отмахиваться и высмеивать мои теории. Звонили из полиции.

– Из полиции?

– Хотели поговорить с Биллом.

– О чем?

– Не сказали. Не полагается, ты что, не понимаешь? Запрещено законом о государственной тайне и прочих таких вещах. Но круг смыкается, старушка. Его уже обложили со всех сторон.

– А может, они просто хотят, чтобы он приехал раздавать призы участникам какого-нибудь полицейского состязания.

– Сомневаюсь. Но ты, конечно, можешь придерживаться этой версии, если тебе так легче. Значит, ты говоришь, отнести чемоданы наверх? Будет исполнено незамедлительно. Пошли, ты будешь меня вдохновлять словом и жестом.

Глава IV

Они ушли, и какое-то время тишину летнего вечера нарушал только доносившийся с лестницы глухой стук восхождения покорного мужа с тяжелыми чемоданами в обеих руках. Потом замер и он, и сонное безмолвие снова воцарилось в Рочестер-Эбби. Но вот сначала тихий, издалека, затем все громче, ближе стал слышен шум автомобильного мотора. После того как он, усилившись, оборвался, через стеклянную дверь из сада вошел молодой человек. Ввалился на подкашивающихся ногах, учащенно дыша, подобно загнанной лани, которая желает к потокам воды.[7] Вынув дрожащими руками из кармана портсигар, вошедший закурил; видно было, что его одолевают тягостные мысли.

Впрочем, мысли – это условно говоря. Потому что Вильям, девятый граф Рочестер, который, бесспорно, был очень мил, и все, кто его знал, относились к нему с искренней симпатией, никак не мог считаться мыслителем. Еще в его детские годы близкими было замечено, что хотя сердце у него золотое, маленьких серых клеточек в мозгу явный недобор, так что, согласно общему мнению, кому бы ни досталась следующая Нобелевская премия, это будет не Билл Ростер. В клубе «Трутни», членом которого он заделался сразу по окончании школы, его по части интеллекта ставили где-то между Фредди Уидженом и Понго Туислтоном, то есть на одно из самых последних мест. Более того, некоторые утверждали, что в умственном развитии он отстает даже от Дубины Фодеринг-Фиппса.

Зато следует отметить, что Билл, как все в их роду, был исключительно хорош собой, – хотя те, кто так считал, возможно, изменили бы свое мнение, если бы увидели его в данную минуту. Ибо мало того, что на нем был пиджак в крупную пеструю клетку с оттянутыми набитыми карманами и галстук вырви глаз, расцвеченный голубыми подковами на малиновом фоне, но вдобавок еще левый глаз закрывала большая черная нашлепка, а над верхней губой нависали пышные рыжие усы, напоминающие швабру без палки. В мире бритых лиц, в котором мы живем, нечасто встретишь у человека такую почти тропическую растительность; да и не особенно хочется, по правде говоря.

Черная нашлепка и рыжие усищи – это дурно, но что девятый граф все же еще способен к раскаянию, было видно из того, как он подпрыгнул, точно балетный танцор, когда, прохаживаясь по комнате, случайно заметил в старинном зеркале свое отражение.

– Боже милостивый! – воскликнул он, отшатнувшись. Торопливо снял с глаза нашлепку, сунул в карман, сорвал с губы злокачественную растительность и, изогнувшись, вылез из клетчатого пиджака. После этого он подошел к окну, высунул голову наружу и сдавленным, заговорщицким голосом позвал:

– Дживс!

Ответа не последовало.

– Эй, Дживс, где вы?

Снова тишина.

Билл свистнул. Свистнул еще раз. Так он стоял на пороге между комнатой и террасой и свистел, когда дверь сзади него отворилась и показалась величавая фигура.

Человек, вошедший – или правильнее будет сказать: вступивший – в комнату, был высок, темноволос и важен. Это мог быть иностранный посол из приличной семьи или нестарый первосвященник какой-нибудь утонченной, солидной религии. В глазах его светился ум, правильные черты лица выражали феодальную верность и готовность к услугам. Словом, это был типичный джентльмен, слуга джентльмена, с высокоразвитыми благодаря рыбной диете мозгами, которые он теперь был рад почтительно предоставить в распоряжение молодого господина. Он держал переброшенный через руку пиджак в спокойных тонах и консервативной расцветки галстук.

– Вы свистели, милорд?

Билл обернулся.

– Дживс! Каким образом вы ухитрились туда пробраться?

– Я отвел машину в гараж, милорд, а потом вошел в дом через людскую половину. Ваш пиджак, милорд.

– Спасибо. Я вижу, вы переоделись.

– Я счел, что так будет лучше, милорд. Когда мы выезжали на шоссе, тот господин был уже совсем близко, он может пожаловать сюда с минуты на минуту. Если бы его встретил дворецкий в клетчатом костюме и накладных усах, это могло бы возбудить его подозрения. Рад видеть, что вы, ваше сиятельство, уже сняли этот довольно заметный галстук. Он превосходно способствует созданию соответствующей атмосферы на скачках, но едва ли подходит для частной жизни.

Билл с содроганием покосился на отталкивающий предмет мужского туалета.

– Он мне с самого начала внушал отвращение, Дживс. Весь в каких-то ужасных подковах… бррр. Засуньте его куда-нибудь подальше. И пиджак тоже.

– Очень хорошо, милорд. Вон тот сундук, я полагаю, сможет послужить им временным вместилищем. – Дживс подобрал пиджак и галстук и прошел в дальний конец комнаты, где стоял старинный дубовый сундук для приданого, переходивший из поколения в поколение в роду Рочестеров. – Да, – удостоверился Дживс. – «Не так глубок, как колодезь, и не так широк, как церковные врата, но и этого хватит».[8]