Синклер Льюис - Давайте играть в королей Страница 6

— Ну, мамочка же! — взмолился Терри, но приказчик уже гремел:

— Как же, сударыня!. Для нас большая честь услужить вам!.

И четвероногая промокашка, несомненно, была бы куплена, если бы не одно непредвиденное обстоятельство.

— Мама, она мне не нравится, — вздохнул Терри.

— Что ты, сынуленька? Ведь все английские лорды всегда снимаются с такими собаками. Но, конечно, если она тебе не нравится…

И Бесси, все больше закипая, ждала, пока Терри одну за другой осматривал и отвергал всяких восхитительных собачек, в том числе китайского мопса, смахивавшего на меланхоличного клопа, и эрдельтерьера, похожего на свернутый половик. Вдруг мальчик остановился перед одной из клеток и в благоговейном восторге произнес:

— Я хочу вот эту.

Приказчик был явно шокирован; заметив это, Бесси тоже поспешила шокироваться.

Избранник Терри, несомненно, был плодом собачьего мезальянса. В его жилах, по-видимому, текла кровь добермана и колли с примесью шотландского терьера и чуточки спаньеля. У него были веселые глаза, глупая добродушная пасть и такие широкие лапы, что казалось, будто он ходит на индейских лыжах. Отвергнутые Терри высокопородистые псы были исполнены холодного, презрительного достоинства, а этот улыбался до ушей, вилял хвостом и радостно, хотя и невоспитанно тявкал.

— Но ведь эта собака, простите, помесь, — поспешил объяснить приказчик. — Мы выставили ее тут только из уважения к чувствам вдовы весьма почтенного нашего клиента, проживавшего за городом. Однако рекомендовать вам такой экземпляр я не могу.

— Нет, это очень хорошая собака! — настаивал Терри. — Мне нужна как раз такая.

— Ну, в таком случае, мой милый, обойдешься вовсе без собаки! — взорвалась Бесси. — Вперед будешь знать, как собачиться, словно тебя и не воспитывали вовсе! — и, вытащив Терри из магазина, она увезла его в «Пикардию».

Бесси позвонила тем невидимым силам, которые правят человеческими судьбами где-то в таинственных глубинах любого отеля:

— Будьте добры, немедленно пришлите в мой номер мальчика.

— Мальчика… Ах, рассыльного!

— Рассыльного так рассыльного, только побыстрей.

Вскоре перед Бесси появился мальчишка, которого ей сразу захотелось поставить перед кинокамерой. Он был рыжий, веснушчатый, курносый и весь светился нахальным лукавством. На его узкой синей форменной курточке теснился ряд медных пуговиц, а круглая шапочка, красная, как солдатский мундир, была лихо сдвинута на ухо.

— Что угодно, сударыня? — спросил он, еле удержавшись от дружеской ухмылки. Но тут Герри ему улыбнулся, и курносая физиономия рассыльного расплылась в ответной улыбке.

— Как тебя зовут? — осведомилась Бесси.

— Бандок, сударыня.

— Господи! Что это еще за имечко? Как тебя дома называют?

— Рыжиком, сударыня.

— Вот что, Рыжик! Это мой сын, мистер 1 ерри Тейт, киновундер… кинозвезда.

— Как же, сударыня, нам говорили, что мистер Тейт остановился здесь, только я не знал, что имею удовольствие видеть его. С вашего позволения, сударыня, я мистера Гейта очень хороню знаю по кино.

— Ну, ладно. Играй!

— Прошу прощения?

— Я сказала — «играй»! Ты должен играть с мистером Терри.

И, не дав Рыжику опомниться, она втолкнула обоих мальчиков в спальню Терри, властно указала па новые игрушки, которые привезла домой в такси, и надменно удалилась.

— Ну, знаешь! — вздохнул Терри. — Чтобы и тебя еще заставляли играть! Наверное, с нее хватит, если мы погоняем поезда. Ты как, стерпишь, если мы поиграем в электрическую дорогу?

— У меня еще не было случая играть с такой дорогой, сэр.

— Да брось ты называть меня сэром.

— Слушаюсь, сэр.

— А во что ты играешь дома?

— Как вам сказать, сэр…

— Терри, а не сэр!

— Как вам сказать, мистер Терри, сэр, у меня была очень хорошая крикетная бита, мне ее смастерил дядя Генри, и еще тележка — он приделал колесики к ящику из-под портера. Только она плохо ездила… Разрешите мне, сэр!

С этими словами Рыжик бросился помогать Терри, который начал распаковывать коробку с электрической железной дорогой. На свет по очереди были извлечены электровоз, десяток вагонов, изображавших в миниатюре экспресс «Летучий шотландец», станция с крохотным дежурным, который махал флажком, стоило подключить дорогу к штепселю, туннель в весьма удобной портативной горе и совсем уж поразительный портативный мост через могучую жестяную реку длиной в три фута; тут Рыжик не удержался и ахнул:

— Вот это да!

— Тебе что, интересно? — поразился Терри.

— Еще как, сэр!

— Ну, ты бы другое запел, если бы тебе на каждый день рождения и на каждое рождество дарили бы такую штуку и заставляли бы играть, а сами бы лакали джин и сюсюкали: «Ах, какой душечка!»

Но откровенный восторг этого, несомненно, бывалого Рыжика, независимого счастливца, который разгуливал в медных пуговицах и дышал вольным воздухом кухонь и кладовых, произвел на Терри сильнейшее впечатление. И через четверть часа Терри, единогласно избранный президентом и главным управляющим железной дороги Голливуд-Пасадена, уже, захлебываясь, отдавал распоряжения вице-президенту и начальнику движения, а поезда шмыгали в туннели и беспрекословно останавливались у перронов, и даже успела произойти упоительная катастрофа: на крутом вираже поезд сошел с рельсов, причинив немало бед шестнадцати несчастным пассажирам.

— А ведь это здорово — играть с кем-нибудь! — удивлялся Терри. — Жалко, что тут нет моей собаки. Это знаешь какая собака! Ее зовут «Солонина с капустой».

— Правда, сэр? А какой она породы?

— Оклахомский волкодав — так папа говорит.

— Ну, как же! Оклахомский волкодав — я про эту породу слышал, сэр. А знаешь, давай положим пассажира на рельсы и пустим на него поезд, а потом устроим похороны!

— Давай!

Мисс Тингл, утонченная секретарша из благородных, которую рекомендовал отель, явилась в двенадцать часов, как было назначено, и место осталось за ней.

— Вы можете приступить к работе немедленно? — спросила Бесси. — Мне нужно зацапать короля.

— Зацапать… короля, мадам?

— Ах ты господи! И что это за страна такая? Дома, в Голливуде, меня все понимали, а тут каждое твое слово повторяют, будто ты невесть что такое ляпнула. Будто ты Буффало Билл[10] в юбке. Ну, да ладно. Слушайте!

И Бесси объяснила мисс Тингл, что в целях рекламы Терри и королю Максимилиану необходимо подружиться.

— И между нами, девушками, говоря, если и мы с королевой Сидонией сойдемся поближе, я тоже с горя не заплачу. Но, конечно, важнее всего реклама для Терри. Я для него всегда всем жертвую. Но тут я видела портреты Сидонии и почему-то чувствую (вы верите в «Высшую мысль»? Что ни говори, а всякие там инстинкты и наития так просто по-материалистически не объяснить!), почему-то я чувствую, что мы с ней станем большими друзьями, подвернись только случай!

Бесси испустила кроткий вздох матери, готовой на любое самопожертвование.

— Взбеситься можно, как я поступаюсь своей личностью ради мужа и сына! Ну, да альтруизм всегда вознаграждается. Так вот. Мы напишем ей письмецо и пошлем с коридорным. Ну, и карточку вложим, чтобы она знала, с кем имеет дело. Только вот какую из двух выбрать, как, по-вашему?

Первая визитная карточка оказалась весьма лаконичным документом, содержавшим одну изящно выгравированную строчку: «Миссис Т. Бенескотен Гейт». Зато другая была выдержана в орнаментальном стиле. Она поражала своей внушительностью. Она оповещала:

Мистер и миссис Т. Бенескотен Тейт.

Папочка и мамочка

ТЕРРИ ТЕЙТА

Короля Киновундеркиндов Героя фильмов «Ах, детки, детки!», «Портовые сиротк и», «Дитя полуночи» и пр. и пр. и Поппи-Пикс, Калифорния

Кастелло-Марино.

Карточка горела киноварью, ультрамарином, серебром и канареечно-желтой позолотой. По величине она, правда, несколько уступала автомобильному номеру, но куда больше бросалась в глаза.

— В цветной, конечно, изысканности поменьше, но ведь зато ее величество скорее ее заметит, как, по-вашему? — без обычной уверенности спросила Бесси.

Мисс Тингл холодела от ужаса, смешанного с восторгом.

— Я никогда не имела чести обращаться письменно к королевам, — пролепетала она. — Но тем не менее, мадам, позволю себе заметить, что скромная карточка кажется мне более подходящей для подобного случая.

— Да, пожалуй. Хотя большая и влетела нам в копеечку. Ну, а теперь я вам продиктую письмо, ладно? Старушенция, наверное, понимает по-нашему?

— О, если не ошибаюсь, их величества говорят и пишут на шести языках.

— С меня хватит и одного. Как только вернусь домой, найму себе какого-нибудь англичанина, пусть обучит меня говорить по-вашему. Ну, пишите: