Василий Шукшин - Ваш сын и брат Страница 6

Летит степью поезд.

Кричит…

…Игнат пинком распахнул ворота, оглядел родительский двор и гаркнул весело:

– Здорово, родня!

Тамара, стоящая за ним, сказала с упреком:

– Неужели нельзя потише?.. Что за манера, Игнатий!

– Ничего-о, – загудел Игнат. – Сейчас увидишь, как обрадуются. Э-э… А дом-то новый у них! Я только счас заментил. Степка с отцом развернулись…

Из дома вышел Ермолай Воеводин… Тихо засмеялся и вытер рукавом глаза.

– Игнаха, хрен моржовый, – сказал он и пошел навстренчу Игнату.

Игнат бросил чемодан… Облапили друг друга, трижды крест-накрест – поцеловались. Ермолай опять вытер глаза.

– Как надумал-то?

– Надумал…

– Сколько уж не был! Лет пять, однако. Мать у нас занхворала, знаешь?.. В спину что-то вступило… – Отец и сын глядели друг на друга, не могли наглядеться. О Тамаре сонвсем забыли. Она улыбалась и с интересом рассматривала старика.

– А это жена, что ли? – спросил наконец Ермолай.

– Жена, – спохватился Игнат. – Познакомься.

Женщина подала старику руку… Тот осторожно пожал ее.

– Тамара.

– Ничего, – сказал Ермолай, окинув оценивающим взглядом Тамару – Красивая.

– А?! – с дурашливой гордостью воскликнул Игнат.

– Пошли в дом, чего мы стоим тут! – Ермолай первым двинулся к дому. – Степка-то наш пришел, окаянная душа.

– Как мне называть его? – тихо спросила Тамара мужа. Игнат захохотал.

– Слышь, тять!.. Не знает, как называть тебя, – сказал он. Ермолай тихо засмеялся.

– Отцом вроде довожусь. – Он взошел на крыльцо, занорал в сенях: – Мать, кто к нам приехал-то!

В избе, на кровати, лежала мать Игната. Увидела Игната, заплакала.

– Игнаша, сынок… приехал?

Сын наскоро поцеловал мать и полез в чемодан. Гулкий, сильный голос его сразу заполнил всю избу.

– Шаль тебе привез… пуховую. А тебе, тять, – сапоги. А это – Верке. А это – Степке. Все тут живы-здоровы?..

Отец с матерью, для приличия снисходительно сморщивншись, с интересом наблюдали за движениями сына – он все доставал и доставал из чемодана.

– Все здоровы. Мать вон только… – Отец протянул длинную руку к сапогам, бережно взял один и стал щипать, мять, поглаживать добротный хром. – Ничего товар… Степнка износит. Мне уж теперь ни к чему такие.

– Сам будешь носить. Вот Верке еще на платье. – Игнат выложил все, присел на табурет. Табурет жалобно скрипнул под ним. – Ну, рассказывайте, как живете? Соскучился без вас. Как Степка-то?

– Соскучился, так раньше бы приехал.

– Дела, тятя.

– "Дела"… – Отец почему-то недовольно посмотрел на молодую жену сына. – Какие уж там дела-то!

– Ладно тебе, отец, – сказала мать. – Приехал – и то слава Богу.

– Ты говоришь – какие там дела! – заговорил Игнат, положив ногу на ногу и ласково глядя на отца. – Как тебе объяснить?.. Вот мы, русские, – крепкий ведь народишко! Посмотришь на другого – черт его знает!.. – Игнат встал, прошелся по комнате. – Откуда что берется! В плечах – санжень, грудь как у жеребца породистого – силен! Но чтобы научиться владеть этой силой, выступить где-то на соревнонваниях – Боже упаси! Он будет лучше в одиночку на медведя ходить. О культуре тела – никакого представления. Физнкультуры боится, как черт ладана. Я же помню, как мы в школе профанировали ее.

С последними словами Игнат обратился к жене.

Тамара заскучала и стала смотреть в окно.

– …Поэтому, тятя, как ты хошь думай, но дела у меня важные. Поважнее Степкиных.

– Ладно, – согласился отец. Он слушал невнимательно. – Мать, где там у нас?.. В лавку пойду…

– Погоди, – остановил его Игнат. – Зачем в лавку? Вот и эту привычку тоже надо бросать русскому народу: чуть что – сразу в лавку. – Но отец так глянул на него, что он сразу отнступил, махнул рукой, вытащил из кармана толстый бумажнник, шлепнул на стол. – На деньги.

Отец обиженно приподнял косматые брови.

– Ты брось тут, Игнаха… Приехал в гости, – значит, сиди помалкивай. Что у нас, своих денег нету?

Игнат засмеялся.

– Ты все такой же, отец.

– Какой?

– Ну… такой же.

– Да ладно вам – сцепились. Что вас лад-то не берет? – вмешалась мать. – Иди в лавку-то. Пошел – дак иди.

Ермолай ушел.

– Сынок… не хотела уж при им спрашивать: как там Максим-то?

– Максим?.. Честно говорить?

– Господи, ну дак а как же?

– Плохо.

Мать вздохнула.

– А что шибко-то плохо?

– Плохо, потому что дурак… И не слушается. Причем… колосс – сильный, конечно, парень… Приходит как-то с денвушкой – ничего, хорошая девушка… – Игнат повернулся к жене. – А? Нинка-то.

– Да.

– Двухкомнатная квартира с удобствами, в центре – это же!.. Ну, думаю, поумнел парень. Вызвал его на кухню. "Ты, – говорю, – опять не сваляй дурака". А девка – без ума от него. Ну и что? Через неделю – конец: горшок об горншок – и кто дальше. Наш Макся затеял. Она мне звонила потом, девка-то. Чуть не плачет. "Вы, – говорит, – скажите ему, Игнатий Ермолаич, чтобы он не уходил". Скажи ему – хлопнет дверью и поминай как звали.

Матери тяжело было слышать все это про младшего сына. Она не разбиралась в перипетиях дел городских сыновей, ей было горько за младшего.

– Осподи, осподи, – опять вздохнула она. – Помог бы уж там ему как-нибудь.

– Да не хочет! – искренне воскликнул Игнат. – Ну сканжи ей: не стараюсь, что ли!

– Это верно… мамаша: он не хочет никого слушать.

– Отцу-то уж не говорите про него.

В сенях загремело ведро. Шаги…

– Верка идет, – сказала мать.

– Она где работает-то?

– Дояркой.

Вошла немая… Всплеснула руками, увидела брата, кинунлась к нему. Расцеловала.

– От она… От мы как. От как, – приговаривал Игнат, чуть уклоняясь от поцелуев. – От мы как брата любим… Ну та… Ну, хватит… Познакомься вот с женой моей.

Вера поглядела на Тамару. "Спросила": "Вот это твоя жена?"

– Ну. А что?.. – Игнат показал: "Хорошая?"

Вера закивала головой и начала целовать Тамару. Тамара улыбалась смущенно.

– Пойдемте, я вам платье привезла, – сказала она. Вера не поняла.

– Верка, иди в горницу – платье мерить.

Вера всплеснула руками и запрыгала по избе, счастливая.

Все были довольны.

– Да хватит скакать-то! – притворно рассердилась мать. – Прям уж обрадуется, так удержу нету.

Тамара с немой ушли в горницу.

– Так у тебя что со здоровьем-то? Да! Я ж лекарство принвез – змеиный яд-то, ты просила.

– Вот хорошо-то, сынок, спасибо тебе… Может, подынмусь теперь. Радикулит – измучилась вся. А сказали тут…

Пришел Ермолай.

– А Степан все плотничет? – продолжал расспрашивать Игнат, расхаживая по прихожей в избе.

Отвечал теперь отец:

– Плотничает, ага. Коровник счас рубют. Ничо, хорошо получают. Этта девяносто рублишек принес. Куда с добром!

– Не закладывает?

– Бывает маленько… Так ведь оно что – дело холостое. Соберутся с ребятами, заложут.

– Жениться-то собирается?

– А мы знаем? Помалкивает. Да женится… куда деваетнся… Садись, пока суд да дело – пропустим маленько.

– Подождали бы Степку-то.

– Мы по маленькой… Садись.

Из горницы вышла немая в новом платье. Вышла торженственная и смотрела на всех вопросительно и удивленно. И в самом деле, она сделалась вдруг очень красивой. Молча смотрели на нее. Она прошлась раз-другой… сама не выдержала важности момента, опять запрыгала, поцеловала брата. Понтом побежала в горницу, привела Тамару и стала показывать ее всем и хвалить – какая она добрая, хорошая, умная.

Тамаре неловко стало.

Игнат был доволен.

Вера потащила Тамару на улицу, мыча ей что-то на ходу.

…Выпили маленько.

Ермолай склонился головой на руки, сказал с неподдельнной грустью:

– Кончается моя жизнь, Игнаха. Кончается, мать ее… А жалко.

– Почему такое пессимистическое настроение?

Отец посмотрел на сына.

– А ты, Игнат, другой стал, – сказал он. – Ты, конечно, не замечаешь этого, а мне сразу видно.

Игнат смотрел трезвыми глазами на отца, внимательно слушал.

– Ты вот давеча вытащил мне сапоги… Спасибо, сынок! Хорошие сапоги…

– Не то говоришь, отец, – сказал Игнат. – При чем тут сапоги?

– Не обессудь, если не так сказал, – я старый человек. Ладно, ничего. Степка скоро придет, брат твой… Он плотнинчает. Ага. Но, однако, он тебя враз сломит, хоть ты и про физкультуру толкуешь. Ты жидковат против Степана. Куда там…

Игнат засмеялся: к нему вернулась его необидная весенлость-снисходительность.

– Посмотрим, посмотрим, тятя.

– Давай еще по маленькой, – предложил отец.

– Нет, – твердо сказал Игнат.

– Вот сын какой у тебя! – не без гордости заметил станрик, обращаясь к жене. – Наша порода – Воеводины. Сказал "нет" – значит, все. Гроб. Я такой же был. Вот Степка скоро придет.

– Ты, отец, разговорился что-то, – урезонила жена станрика. – Совсем уж из ума стал выживать. Черт-те чего мелет. Не слушай ты его, брехуна, сынок.

Пришли Вера с Тамарой. Тамара присела к столу, а Вера начала что-то "рассказывать" матери. Мать часто повторяла "Ну, ну… Батюшки мои! Фу ты Господи!"