Джордж Оруэлл - Скотский уголок Страница 7

И вот наконец Цицерон завершил свой труд. В ближайшее воскресенье вопрос, нужна или не нужна ветряная мельница, ставился на голосование. Когда все собрались, Цицерон взял слово и, невзирая на помехи со стороны овец, изложил свои доводы в пользу строительства ветряка. Слово взял Наполеон. Не повышая голоса, он назвал мельницу совершеннейшей ахинеей, о которой и говорить-то неловко, и тут же сел, демонстрируя полное равнодушие к сказанному. Вся речь заняла от силы полминуты. Цицерон вскочил со своего места и, перекрывая блеянье овец, произнес страстную речь в защиту мельницы. До этого момента симпатии слушателей делились примерно поровну, но элоквенция Цицерона не могла не захватить их. Яркими красками нарисовал он завтрашний день «Скотского уголка», когда труд перестанет быть тяжкой обузой. Его воображение на этот раз не остановилось на циркулярной пиле и свеклорезке. Электричество, гремел он, приведет в движение молотилки и плуги, бороны и газонокосилки, жнейки и сноповязалки, не говоря уже о том, что в каждом стойле осуществится голубая мечта всякого животного: тепло, светло и мухи не кусают. Когда он кончил, исход голосования не вызывал сомнений. Но тут снова встал Наполеон и, как-то странно покосившись на Цицерона, неожиданно завизжал не своим голосом.

В тот же миг со двора раздался душераздирающий лай, и, о ужас, в сарай ворвались девять огромных псов в ошейниках с медными бляшками. Они набросились на Цицерона, и только необыкновенное проворство уберегло его от железных челюстей. В мгновение ока очутился он за порогом. От страха потерявшие дар речи, животные сгрудились в дверях сарая и молча наблюдали за погоней. Цицерон припустил кратчайшим путем через узкий вытянутый в сторону дороги луг. Он несся со скоростью свиньи, преследователи наседали на пятки. Вдруг он поскользнулся, и казалось, ему крышка, но он еще прибавил обороты и сумел оторваться, и снова его стали настигать. Один из псов уже было цапнул его за кончик хвоста, Цицерон еще наддал. Находясь на волосок от гибели, он нырнул под изгородь и был таков.

Все возвращались назад молчаливые и подавленные. Вскоре в сарай ввалились псы. Откуда они вообще взялись? Недоуменные вопросы рассеялись довольно быстро: в этих зубастых молодчиков превратились те самые щенки, которых Наполеон некогда отнял у матерей и выкормил в строжайшей тайне. Полугодовалые, они поражали своими размерами, а свирепым видом походили на волков. От Наполеона они не отходили ни на шаг. И виляли перед ним хвостом точно так же, как раньше другие псы виляли хвостом перед мистером Джонсом.

В сопровождении собачьей охраны Наполеон взобрался на помост, где однажды держал речь покойный Майор. Воскресные собрания, сказал Наполеон, отменяются. Он назвал их пустой тратой времени. Впредь всеми производственными вопросами станет заниматься специальный свинский комитет (свинком) под председательством самого Наполеона. Заседания будут закрытыми, принятые решения будут доводиться до общего сведения. По воскресеньям животные, как и прежде, будут поднимать флаг и петь «Скот домашний, скот бесправный», будут получать рабочее задание на неделю, но — никаких дебатов.

Слова Наполеона вызвали оторопь, хотя после увиденного все и так пребывали в шоке. Кое-кто хотел возразить, но не находил подходящих аргументов. Даже Работяга затуманился. Он прижал уши и несколько раз встряхнул челкой, пытаясь собраться с мыслями, но, видимо, так ничего и не собрал. Протест стихийно возник там, где его меньше всего можно было ожидать. В переднем ряду четыре поросенка завизжали, загалдели, потом повскакивали со своих мест и стали что-то кричать, перебивая друг дружку. На них рыкнули псы из охраны, и поросята сели, разом прикусив языки. Тут овцы закатили минут на пятнадцать концерт, грянув свое ударное «Четыре ноги хорошо, две ноги плохо», и на этом вся дискуссия закончилась.

Позднее, когда все разошлись, Деловой пошел в массы разъяснять новую политику.

— Товарищи, — сказал он, — я надеюсь, каждый из вас оценил, какую жертву принес товарищ Наполеон, взяв на себя дополнительное бремя власти. Только не надо думать, будто роль лидера доставляет ему удовольствие. Это огромная, тяжелая ответственность. Да, у нас все животные равны, и товарищ Наполеон никому не позволит поставить это под сомнение. Но в ряде случаев, товарищи, вы можете принять неверное решение, и что тогда? Взять хотя бы Цицерона с его завиральными идеями строительства ветряной мельницы… вдруг кто из вас — даже подумать страшно! — дал бы себя увлечь этому бандиту?

— Он храбро сражался в Битве при Коровнике, — напомнили оратору.

— Быть храбрым мало, — возразил Деловой. — Главное — исполнительность и преданность общему делу. Что касается Битвы при Коровнике, то еще придет время, и мы поймем, что вклад Цицерона в нашу победу был сильно преувеличен. Дисциплина, товарищи, и еще раз дисциплина! Вот лозунг сегодняшнего дня. Один ложный шаг — и нас раздавят наши враги. Или, может быть, кто-то хочет, чтобы вернулись времена Джонса?

И снова спорить было не о чем. Нет, никто не хотел, чтобы вернулись времена Джонса. Если возврат к старому каким-то образом зависел от воскресных дебатов, значит, воскресные дебаты следовало отменить. Работяга, успевший за это время собрать свои мысли, выразил общий настрой: «Товарищ Наполеон знает, что говорит». Кстати, с этого дня к его прежнему девизу «Работать еще лучше» добавился новый: «Наполеон всегда прав».

А между тем установилась теплая погода, пришла пора весенней пахоты. Ангар с чертежами будущей мельницы заколотили, сами чертежи скорее всего затерли половой тряпкой. По воскресеньям в 10.00 животных собирали в большом сарае, и каждое получало задание на неделю. Из могилы был извлечен череп Майора, который поместили под флагштоком, рядом с ружьем. После подъема флага животные проходили торжественным маршем мимо черепа незабвенного кабана и уже затем направлялись в сарай. Прежний порядок, когда все сидели вместе, был отменен. Наполеон, Деловой и еще один свиненок по кличке Шибздик, прирожденный поэт-песенник, занимали первые места на помосте, за ними полукругом располагались псы-охранники, за псами — остальные свиньи. Все прочие животные устраивались на полу сарая, лицом к помосту. Наполеон отрывисто, по-солдатски зачитывал наряды на работу, после чего все пели «Скот домашний, скот бесправный» (один раз) и расходились.

Через три недели после изгнания Цицерона, в очередное воскресенье, животные не без удивления услышали на утреннем инструктаже, что ветряная мельница все-таки будет строиться. Наполеон не объяснил, чем вызвана перемена его решения, просто предупредил, что потребуется удвоить, а то и утроить усилия; не исключено, добавил он, что будут урезаны пайки. Как выяснилось, специальная комиссия из числа свиней осуществила за три недели детальную проработку проекта. Строительство ветряка и в целом модернизация производства, по расчетам, должны были занять два года.

Вечером того же дня Деловой приватным образом разъяснил каждому, что Наполеон, в сущности, ничего не имел против мельницы. Наоборот, именно он выдвинул эту идею, Цицерон же выкрал у него всю техническую документацию и уже по ней набросал чертежи на полу ангара. Так что ветряк был, можно сказать, любимым детищем товарища Наполеона. Тогда почему, спросил кто-то, он даже слышать не хотел ни о какой мельнице? Деловой лукаво прищурился. Оказывается, товарищ Наполеон пошел на хитрость. Он делал вид, что не хочет слышать ни о какой мельнице, с помощью этого маневра он рассчитывал избавить ферму от Цицерона, который при его коварстве действовал на всех разлагающе. Теперь, когда нечего бояться очередного свинства с его стороны, можно смело приступать к строительству. Деловой объяснил, что это называется тактикой. «Тактика, товарищи, тактика!» — радостно повторял он, суча ножками и подергивая хвостиком. Животные не очень-то понимали смысл этого слова, но Деловой говорил так убедительно, а случившиеся рядом три пса рычали так угрожающе, что они не стали задавать лишних вопросов.

Глава шестая

Весь год животные ишачили с утра до вечера. И все же они были счастливы. Любые тяготы и жертвы казались не напрасными: трудились-то на себя и на благо своих детей, а не на кучку двуногих грабителей и бездельников.

Весной и летом ферма жила в режиме десятичасового рабочего дня. В августе Наполеон отменил выходные; правда, было объявлено, что воскресный труд — дело сугубо добровольное. Однако всем, кто уклонится от работы, будут вдвое урезаны пайки. При всем при том часть плановых заданий оказалась сорвана. Не потянули с урожаем (по сравнению с прошлым годом), не посадили корнеплоды, затянув весеннюю вспашку. Зима обещала быть трудной.

С ветряной мельницей вышли непредвиденные осложнения. Рядом с фермой находился известняковый карьер, а в одной из надворных построек обнаружились запасы песка и цемента, так что со стройматериалами проблемы не было. Зато возникла проблема, как дробить породу. Без кирки или лома вроде не обойтись, а как, спрашивается, их держать, когда ты стоишь на четвереньках? После недель бесплодных попыток кто-то додумался использовать силу тяжести. На дне карьера лежали огромные глыбы, и вот, обвязав их веревками, коровы, лошади, овцы, а в наиболее критические моменты даже свиньи, — словом, всем миром, натужно, пядь за пядью втаскивали глыбу наверх, а затем сбрасывали с откоса, так что она сама раскалывалась. Дальнейшее, как говорится, было делом техники. Куски известняка доставляли к месту назначения, кто как — лошади на тележках, Бенджамин и Мюриэл в легкой старенькой двуколке, а овцы — волоком.