Иоганнес Бехер - Стихотворения. Прощание. Трижды содрогнувшаяся земля Страница 7

«Итак, — писал Бехер в одной из своих заметок, — социалистический реализм — это метод реалистического мировоззрения; в противоположность критическому реализму, он заключает в себе перспективу, восходящую к более высокой духовной организации человека. Трактовка этой перспективы различна, в зависимости от жанров и родов искусства (и, добавим в соответствии с рядом высказываний Бехера, — от художественных индивидуальностей. — А. Д.). Социалистический реализм несет в себе новые, смелые, сегодня еще необозримые во всей их полноте вариации на неисчерпаемую тему, имя которой — Человек».

Эти строки написаны художником в высшей степени цельным, творчески «монолитным», поэтом, у которого его писательская практика и эстетическая теория находились в нерасторжимом единстве. Бехер и был одним из тех замечательных новаторов в искусстве, которые мыслью, делом, творчеством утверждают на мировых просторах престиж и славу нового, социалистического искусства.

АЛЕКСАНДР ДЫМШИЦ

СТИХОТВОРЕНИЯ{1}

МЫ — ГРАЖДАНЕ ТВОИ, ДВАДЦАТЫЙ ВЕК!

Я знаю: век, в котором мы живем,Всесилен. С чем могу его сравнить я?Противоречий полные событьяНам говорят: мы — перед новым днем.Все беспощадней — лишь бы не отстать —Я сам себя меняю то и дело.Но знаю: новый день меня опятьПреобразит, чтоб я был с ним всецело.Дивясь, гляжу на твой бурливый бег,Мой грозный век!.. И если б дали правоИз всех веков себе избрать любой,Я все равно остался бы с тобой,Чтоб вновь поднять свой голос величаво:— Мы — граждане твои, двадцатый век!

I. СТРЕМЛЕНИЕ К ЦЕЛИ{2}

(1911–1933)

ДЕТСТВО, ТЫ СТАЛО ЛЕГЕНДОЙ

ДЕТСТВО

У меня были красные щеки,Мальчишка, был я круглолиц.Цвел сад. И смотрели с балконаРазноцветные лампочки вниз.Собирал я жуков и маркиЗагадочных дальних земель.Променял я альбом для марокНа лакрицу и карамель.В такт изреченьям библейскимПастор палкой стучать привык.Оттопыривались наши карманы,Полны тетрадок и книг.Я слышал, трубач трубил в Вионвилле[1],И звуки плыли в ночном просторе.И внезапно они застыли, —Только травы качались, как море.Я грезил о плаванье кругосветном,И море виделось мне.Солнца колокол медныйЗвонил в морской глубине.О семерых козлятах и волкеРассказывала мне мать.А если болел я — долгоОна не ложилась спать:Когда ни проснусь — неизменноВижу, как плачет она…Казалось мне — стонут стены,И вторят им створки окна…И звуки летят всё выше,Поют и дверь и паркет…Покойница бабушка, слышу,Играет менуэт.

В ШКОЛЕ

Десять заповедей мы повторяли в школе.Бамбуковой розгой потом нас пороли.«В угол!» — кричал учитель, муштруя класс.Душу нам выколачивали из тела.Был виден синяк на карте, что в классе висела.Море! Это оно неумолчно шумело в нас.Мы рисовали деревья и змей, на лианы похожих.Играли мы в краснокожих.На вертеле поджаривал нас каннибал.И караваном шли мечты сквозь пустыни.Страны плавали в солнечной сини.Эдем тропический в воздухе полыхал.«Ганс, как отметки?» — спросит отец, бывало.Стою, краснею — хорошего мало —И поскорей к моему окну отойду.Я чувствовал, как дрожит планета в минуты эти.Люди, обнявшись, шли по нашей планете.Музыка играла в «Английском саду»[2].

ВО МРАКЕ

ВО МРАКЕ

Я в комнатах жил неопрятных.Их ветхие стены и кафли,в морщинах почти человечьих,какой-то кислятиной пахли.Украшен был вестибюльсписком жильцов и жиличек:стояли навытяжку в нем именаглухих, слепых, параличных.Карабкались люди по лестницам ввысь,ступенек считая тыщи.В своих комнатушках лежали жильцы,тихие, как на кладбище.Я стоял у окна. Лунный ледпробирал меня до костей.Я не ведал, кто там во мгле живет;кто стучит за стеной моей.Под землей поезда громыхали,слышал я шагов разговор,а напротив, в прокуренном баре,колотил полоумный тапер…Тут нежданно пришла весна.На асфальте плясали детки.Из одной комнатушки выполз гроб,стал лавировать в лестничной клетке.Распахнулись все окна вмиг,к дому ластился душный зной.Я глядел на улицу из окна,кто-то тихо скулил за стеной.Я жил бок о бок с другими людьмив домах, начиненных туго.Там сухо и четко стучали часы,там люди не знали друг друга.

ЛИЦА

Много лиц носил. Личины тожеНацеплялись на меня, спеша.Улыбалась мышцами и кожейСмеха не познавшая душа.И когда душе хотелось плакать,Досыта, безумно и навзрыд,С помощью несложного подвохаОбращал ее рыданья — в хохот…Скрыв лицо меж горными лесами,Думал: запоет весеннею норой!Только город размозжил его жилыми корпусами,А потом — сковал асфальтовой корой…В лицо моеМногих лиц просочилась усталость,И оно на кускиРаспадалось.Часто видел лицо мое я у прохожих на лицах,У витрин освещенных в стотысячеглазых столицах, —«Это ты, это ты!» —Но мои же меня узнавать не хотели черты.Унесли они мой кровавый ротИ зеницу ока,Прежде чем войти настал мой чередВ город сотен окон.В школе били наотмашь меня по лицу педагоги.Лица многих умерших прошли предо мной чередой;Я глядел на них долго, и вот они все отразилисьВ моем облике — каждое — с каждой своею бедой!

ЛЕС

Я темный лес. Я сумрак бездорожья,Я всех чащоб влажней и заповедней.Я всуе поминаю имя божьеВ своей острожной дьявольской обедне.Корнями я в тысячелетья врос.Войдя в меня, вы пропадете пропадом.Трясины зацелуют вас взасос.Входите же — и пропадайте пропадом!Я темный лес, могильная чащоба,Торчу, едва ветвями шевеля,А подо мной, черней, чем кисти гроба,Разбухла ноздреватая земля.В моих трущобах сгинул древний бог, —В моих трясинах, в шорохах змеиных.Там грузный жук, вздымая черный рог,Ползет к вершине по коре в морщинах.Я — лес. В моем всеозарившем пеклеВзлетят на воздух клочья ваших стран.Останутся от них лишь искры в пеплеДа прикипевший к скалам океан.Я темный лес. И как орда большая,Ползу я, корни на весу держа,Пока меня своей пунцовой шальюЗакатный не окутает пожар.

СТРЕМЛЕНИЕ К ЦЕЛИ

1916

Поэт бежит сверкающих созвучий.«Война войне!» Он в барабаны бьет,Он рубит фразы, поднимая массы.

Игра прожекторов мой голос блеском тушит,Теми слов невольно попадает в тактКипению и грохоту атак,Отрывистому дребезжанью пушек.Друг друга истребляют миллионыВ дороге длинной. Бурные порогиЛиловой крови. Рваные знаменаИ клочья тел, в грязи завязших по дороге.

О НАШИХ ДНЕЙ ПОЭТЫ!{3}

О наших дней поэты,О поэты!На что вы тратите свой дар?Ведь ваши песни мыслью не согреты,Вам неизвестен чувства жар.Где, в каком пространстве вы родились,В наших ли живете днях?Или вы навеки заблудилисьВо вчерашних временах?!

БАЛЛАДА О ГОЛОДЕ{4}