Пелам Вудхаус - Даровые деньги Страница 7

– С моим отцом, – быстро ответила она. – Такое прозвище.

– Да? – растерялся Джон.

– Он очень интересный мужчина, но левша на обе ноги. – Нежная дочь снова засмеялась. – Ну вот, глядите!

Джон поглядел и не увидел ничего особенного. Напротив, для своих лет Моллой был очень прыток.

– Простите, – в третий раз сказал он, – я плохо разбираюсь в танцах.

– А Мыльный – еще хуже, – заверила дочь. – Дело не в том, что он наступает на ноги, это бы еще ничего, но он мечется! Вы хоть немного можете двигать ногами?

– Д-да… Кое-как… Вообще-то…

– Тогда – пошли. Мне просто не высидеть, когда они играют.

Джон нехотя встал и, уповая на провидение, ввинтился в толпу.

Провидение не подкачало. Толпа была такая, что даже самые юркие просто топтались на месте. Это мог и он, а потому успокоился и даже завел беседу.

– Вы часто здесь бываете? – спросил он, прижимая даму к стройной спине какого-то франта, тоже попавшего в пробку.

– Я тут в первый раз, – отвечала мисс М. – И, кстати, в последний. Ну и сброд! В жизни такого не видела. Посмотрите на эту, с моноклем.

– Да, удивительно, – согласился Джон.

– Тихий ужас. Нет, не понимаю! Дуст продают где угодно, почему же тут столько жучков?

Джону становилось все легче. Он боялся, что у них с мисс М. нет ничего общего, а какое родство душ! Именно, жучки…

Джаз умолк. Ободрившийся Джон захлопал было в ладоши, но музыканты застыли, глядя на субъекта с тяжелой челюстью и в плохо сшитом костюме, который появился на эстраде. Через секунду-другую у входа раздался зычный голос:

– Леди и джентльмены, прошу оставаться на местах!

– Вот это да! – сказала мисс М. – Застукали!

Диагноз был верен. Почти все танцоры уныло вернулись к столикам, и освободившееся пространство, словно по волшебству, заполнилось людьми в плохо сшитых костюмах. Они бегали по залу, проявляя оскорбительный интерес к бутылкам и что-то записывая в блокнотики. Время буквально летит в таких «Горчичницах». Видимо, на часы забыли посмотреть и беспечно продавали крепкие напитки после полуночи.

– Надо было знать! – сварливо заметила мисс Моллой. – В такой дыре без скандала не обойдешься.

Джон, сельский житель, уважал закон. Сам по себе он вернулся бы к столику, чтобы смущенно сообщить имя и адрес. Но он был не сам по себе. Как оказалось, бойкий вид его дамы соответствовал ее сущности.

– Сюда! – скомандовала она, таща его за руку.

Она подразумевала почти незаметную дверцу, скрывавшую глубины клуба. Здесь почему-то не было субъектов с большими ногами и всевидящим взором, а потому беглянка проникла в проход, словно кролик в норку, прихватив с собой Джона, который вдруг догадался повернуть в замке ключ.

– Блеск! – одобрила дама. – Они тут повозятся.

Действительно, из-за дверцы вскоре донеслись звуки, свидетельствующие о том, что кто-то крутит ручку. Силы закона не взяли нужных орудий, и беглецы беспрепятственно достигли еще одной двери, из которой выскочили во двор, где стоял запах старой капусты и жирной воды.

Прислушавшись, они уловили визг и звон, напоминавший недавнюю музыку, хотя издавали его машины, проезжавшие по Риджент-стрит.

– На Потомаке все спокойно[11], – с удовольствием сказала мисс Моллой. – Если вы подвинете мусорный бак к этой стенке, подсадите меня и вылезете сами, мы переправимся по крыше в соседний двор.

5

Джон сидел в вестибюле «Линкольна». Бегство, при всей своей необычности, уложилось в 20 минут, если не меньше, и, посадив сообщницу в такси, он отправился в отель. Там он узнал, что мисс Уиверн еще нет. Теперь он ее ждал.

Вскоре она пришла в сопровождении Хьюго. Ночь была теплая, тихая, но тут в вестибюль ворвался холодный ветер. Пэт была бледной и гордой; искрометный Хьюго приуныл, что и понятно, если дама много раз повторила: «Нет-как-ты-посмел-привести-меня-в-эту-дыру?»

– А, Джон! – выговорил страдалец, несколько оживляясь, как оживится всякий, видя другую мишень. – Куда ты делся?

– Понимаешь… – начал Джон, тогда как Пэт подошла к портье и спросила свой ключ. Если у христианской мученицы был случай беседовать с портье, она говорила именно так – тихо, кротко, но с тем особым призвуком, который свидетельствует о полном разочаровании в падшем мире.

– Понимаешь… – повторил Джон.

– Писем нет? – спросила страдалица.

– Нет, мэм, – отвечал портье.

Она вздохнула, удачно выражая тем самым, что ничего иного и не ждала, если одни друзья детства ведут тебя в какой-то вертеп, а другие (к тому же претендующие на влюбленность) убегают с вульгарными девицами, оставляя других на растерзание.

– Понимаешь… – снова сказал Джон.

– Спокойной ночи, – сказала Пэт и направилась к лифту.

Хьюго отер лоб носовым платком.

– Всем бурям буря, – вымолвил он. – Шторм у берегов Шотландии.

Джон двинулся было за Снежной королевой, но кузен его удержал.

– Не стоит, – серьезно сказал он. – Нет, дорогой, не стоит. Не трать попусту время. У ада нет той ярости, которой отличается девушка, если ей пришлось дать полицейскому имя и адрес, а он ей, заметь, не поверил.

– Да я хотел объяснить…

– Объяснишь ей, как же! Поговорим о более приятных вещах. Мы тако-ое придумали! Нет, не я, Ронни. Умный человек. Какие мозги! Какая голова! Удивляюсь, что шляпы не лопаются.

– О чем ты говоришь?

– О его гениальной идее. Мы должны выжать из дяди пятьсот фунтов. Дело верное, как биржа. Уломать его может только Ронни. Значит, Ронни едет к нам.

– Вот как? – равнодушно откликнулся Джон.

– Именно так. А чтобы дядя не взвился, приглашаем этих Моллоев. Томас Дж. купается в деньгах, и дядя, на радостях, перетерпит Ронни.

Джон всполошился.

– И девица приедет?

Нет, что же это такое? Пэт от нее не в восторге… еще подумает… Он-то знает, что чист, но мало ли что взбредет в голову?

Тут он заметил, что Хьюго спрашивает добрым, участливым тоном:

– Ну как, все в порядке?

– Ты о чем?

– О Пэт, конечно. Сказала она, что я замолвил словечко?

– Да-да… И знаешь…

– Не за что, не за что! Какие там благодарности? Ты бы сделал для меня то же самое. Ну, как все прошло? Гладко?

– Ты уж скажешь!

– Неужели отказала?

– Если хочешь, да.

Хьюго вздохнул:

– Этого я и боялся. Как-то она странно выслушала. Сдержанно. Напряженно. Казалось бы, – перешел он к философским раздумьям, – трудно ли сказать «Да»? И тем не менее в большинстве случаев они говорят: «Нет». Один американский ученый подсчитал, что, кроме описательных оборотов, в нашем языке – около пятидесяти способов выразить согласие, к примеру: «Да», «Ага», «Угу», «Мда-у», «Ну», «А то!», «Еще бы!», «Конечно», «Вот именно», просто «Именно»…

– Хватит! – закричал Джон. Хьюго похлопал его по плечу:

– Понимаю, старик. Прекрасно понимаю. Ты огорчен. Скажем так, опечален. Но все-таки разреши дать тебе братский совет. На твоем месте я бы это бросил. Ты же тратишь попусту время. Да, согласен, она приятная девица. Но если она тебя не любит, что поделаешь? Ни-че-го. Значит, забудь о ней и оглядись. Вот, например, мисс Моллой. Хороша? Бесспорно. Богата? Нет слов. В общем, пока она у нас, я бы ею занялся. Ты просто создан для брака. Так и вижу: стрижешь газон, а потом, в шлепанцах, сидишь у камина с супругой. Да, забыл – у каждого свои наушники, слушаете музыку. Словом, возьми себя в руки и обрати взор на мисс Моллой. Ты только представь: богатая жена!

Во время этой речи Джон неоднократно порывался что-то сказать, да и сказал бы, если бы не услышал:

– Хьюго, мне нужна сумка.

Пэт стояла почти рядом, напоминая христианскую мученицу, чьи мучители только что придумали новую казнь.

– А… о… – сказал Хьюго и дал ей сумку, которую она отрешенно взяла. Все помолчали.

– Ну, спокойной ночи, – заметил Хьюго.

– Спокойной ночи, – проговорила Пэт.

– Спокойной ночи, – сказал Джон.

– Спокойной ночи, – повторила страдалица, и лифт унес ее, издавая неприятный, скорбный скрип, который, по мнению Джона, был исключительно уместен.

6

Примерно в полумиле от Керзон-стрит, на самом краю Сохо, расположен еще один отель, поменьше и похуже, носящий название «Бельведер». Когда Пэт и Хьюго входили в холл «Линкольна», Долли Моллой сидела перед зеркалом на втором этаже и умащала кремом свое прелестное личико. От этих занятий ее оторвало появление величавого Томаса.

– Привет, лапочка, – сказала она. – Вот и ты.

– Да, – согласился Моллой. – Вот и я.

Хотя в облике его не было той душераздирающей скорби, которой отличалась недавно Пэт, веселья в нем тоже не было.

– Кого я не люблю, – сообщил он, – так это легавых.

– А что случилось?

– Дал имя и адрес. Наврал, конечно, а все равно противно. Ты подумай, столько легавых в небольшом кабачке. И еще, – продолжал он, – зачем ты сказала, что я твой папаша?

– Ну, котик, это же не в моем стиле – замужняя дама.