Оливия Уэдсли - Честная игра Страница 7

— Я тоже нет, — ответила Филиппа беззаботно. — Я была совсем ошеломлена, когда Джервэз сделал мне предложение. Я никогда не думала об этом. Мне просто было приятно его общество.

— Прекрасно, — продолжала Фелисити, — но ты ведь не увлекалась и Тедди, не правда ли? Он приедет с Ланчестерами. Кстати, раз мы уже заговорили о браке, как могла Леонора…

— Дикки очень хороший малый, — перебила ее Филиппа. — Мне кажется, у него много внутренних достоинств, и он исключительно добр.

— Добр! Внутренние достоинства! — насмешливо повторила Фелисити. — Возможно! Я не знаю. Но я знаю, что Леонора вышла за него замуж не ради этих качеств, а потому, что Рексель сделал предложение Шейле Тор из-за денег, и Леонора решила сделать то же самое и добилась своего. Но даже миллионы Дикки не примирили бы меня с его лицом; это не лицо, это прямо-таки тридцать три несчастья! Существуют уродливые люди, но, как бы они уродливы ни были, в их уродстве есть что-то симпатичное, естественное, и его не замечаешь. Но уродство Дикки просто противно и как-то возмущает; это спесивое выражение, и рот, как у лягушки, и эти ужасные складки жира, свешивающиеся на воротник! Странно и смешно, должно быть, чувствовать себя обожаемой таким человеком, как Дикки, да еще так, как он обожает Леонору. Я бы сошла с ума на ее месте. Я пригласила ее из жалости. Дикки не может приехать, a tete-a-tete с ним измучило ее до смерти; поэтому она чуть не прыгала от радости при мысли хоть на некоторое время избавиться от него. Филиппа закурила папиросу и тихо сказала:

— Но Дикки был таким же уродливым и до брака, когда она спокойно переносила его внешность. И мне кажется, с ее стороны очень нехорошо так относиться к нему и избегать его теперь.

— Посмотрим, как ты заговоришь после замужества, — возразила Фелисити. — Брак изменяет тысячу вещей и больше всего — представление женщины о том, что ей нравится и что ей не нравится… Алло! Подъехал какой-то автомобиль… — Она подбежала к окну. — Ага, это жених вернулся из города, торопясь вернуться в хижину невесты на своем пятидесятисильном «роллсе». Зачем он ездил, Филь? Ах, понимаю, за кольцом! Как мило со стороны Джервэза, что он не припас к этому случаю какого-нибудь материнского кольца, как это делают многие! Впрочем, Сэм тоже не посмел бы мне преподнести что-нибудь неинтересное или с привкусом романтики, хотя бы это ему стоило жизни.

Она посмотрела на свою руку и улыбнулась, но сейчас же зевнула.

— Но ведь ты же была влюблена в Сэма? — сказала Филиппа, и в тоне ее слышались обвинительные нотки. — До того, как ты стала его невестой, ты при звуке его голоса вздрагивала, нервничала и спрашивала, хорошо ли ты выглядишь. А когда я говорила, что нет, ты все равно сейчас же забывала о моих словах и бежала вниз.

Фелисити в это время играла своим жемчугом.

— Правда? — проговорила она рассеянно. — Боже мой, Мне это кажется какой-то иной жизнью. Но вот еще автомобиль! На сей раз это Леонора и Тедди. Идем.

Филиппа встретилась с Джервэзом в холле. После минутного колебания они поцеловались. Фелисити угадала: Джервэз ездил в город, чтобы купить Филиппе кольцо. Он быстро надел его ей на палец, как раз в тот момент, когда Леонора Ланчестер величественно вплывала в комнату. Кольцо было очень красиво. Филиппа только успела прошептать: «О Джервэз, оно изумительно! Благодарю, благодарю», — как Леонора уже стояла рядом с ними, томная, очаровательная и нежная. Перед нею трудно было устоять. Она была очень смугла, с восхитительными глазами и, бесспорно, красавица. Дочь «бедных, но не по своей воле честных родителей», как она сама выражалась, она все свое детство и юность провела в таких условиях, когда она была слишком бедна, чтобы посещать те дома, которые ей нравились, и слишком горда и избалована, чтобы примириться с теми скромными удовольствиями, которые были ей по средствам. Бедность была в ее глазах преступлением и рассматривалась ею как жестокое наказание. К родителям она, скорее, относилась с презрением и хотела от них поскорее избавиться. Это были люди, особенно ревниво относившиеся к своему внешнему достоинству, с печальным сознанием, что им не хватает этого внешнего достоинства, и всегда завидовавшие более счастливым людям.

У Леоноры была единственная мечта — выйти замуж за богатого человека, и ее взгляды на жизнь достаточно характеризовал тот факт, что, как только она вышла замуж за Дикки Ланчестера, она тотчас же покинула своих родителей. Благодаря своему сказочному богатству и красоте она скоро стала известна, но не популярна; ее щедрость казалась неискренней; подарки от нее напоминали какое-нибудь пожертвование на благотворительные цели и обычно подавляли — были слишком хороши. Ее гостеприимство напоминало пребывание в безупречном первоклассном отеле; она никогда не умела создать семейного уюта.

В ней была ужасная, все разрушающая зависть ко всему решительно… Она завидовала счастью женщины, которую она даже не знала; завидовала, что муж любил свою жену.

Леонора питала какую-то непонятную злобу ко всей жизни; эта злоба чувствовалась в ее словах и делала ее взгляд неприятным. Она подошла к Джервэзу и Филиппе и сразу сообразила, что здесь наступила развязка.

Взгляд ее больших глаз скользнул по Филиппе и вмиг обнаружил квадратный изумруд на ее кольце.

— J'accuse! <Я обвиняю!> — сказала она, улыбаясь одними губами.

— Мы жених и невеста, — сказала Филиппа. — Джервэз тоже хочет устроить свой дом.

— О, это восхитительно! Расскажите же, где и когда? — с нетерпением стала расспрашивать Леонора.

— Вчера, — любезно отвечал Джервэз.

— Желаю вам счастья во всем, во всем, — продолжала Леонора. — Это замечательно, чудесно.

— Я совершенно того же мнения, — согласился Джервэз, зажигая папиросу Филиппе. Он улыбался ей той своеобразной улыбкой, какой так редко улыбается мужчина и которая выражает восхищение, покровительство и счастье. Он дотронулся до локтя Филиппы: — Поиграем в теннис?

— Хорошо, — кивнула Филиппа. Они ушли с веселым «увидимся позже», обращенным к Леоноре, в спортивную комнату, взять ракетки и ботинки.

Когда Леонора подошла к окну своей комнаты, в ожидании, пока ее камеристка достанет все необходимое из сундука с туалетами, она увидела, счастливую парочку. Джервэз как раз закутывал Филиппу в пелерину. Он старательно оправлял концы, держа собственные вещи: теннисную куртку, ракетки и мячи под мышкой.

Глаза Леоноры сузились. Она почувствовала безумную злость. Этот бесцветный маленький утенок подцепил Вильмота, его деньги, земли и, главное, его самого. Какое изумительное, незаслуженное счастье! Боже мой, как некоторые женщины счастливы! Например, Фелисити! Сэм, правда, не Джервэз, но он молод, богат, интересен. Почему ей самой не удалось выйти замуж за кого-нибудь вроде него вместо Дикки? Эти Кардоны ничего особенного не представляют. Все смеются над их мелочностью и плоским тщеславием. Глядя на них, никто не мог бы сказать, что они так хорошо сумеют пристроить своих дочерей!..

И вдруг до нее донесся в чистом осеннем воздухе смех Филиппы. Леонора побагровела; если бы в этот момент мимо нее пронесли бездыханное тело Филиппы, она почувствовала бы радость. И не то чтобы она когда-нибудь увлекалась Джервэзом или испытывала какое-нибудь иное чувство, чем то, которое ее охватывало, когда она встречалась с выделявшимся из остальной массы человеком; она просто не могла перенести, что окончательно упустила такого человека, как Джервэз! В его глазах была слишком большая заботливость, ясно говорившая о его счастье, о гордости своим выбором.

Внизу, на террасе, она услышала громкий молодой голос Тедди Мастерса.

— «О Леонора, о Леонора!» — напевал он на мотив оперетки. Леонора высунулась из окна и увидела его поднятое напряженное лицо…

«О, он мне поможет, должен будет помочь», — подумала она презрительно. Вчера вечером она даже была поражена его видимым увлечением. Он подпрыгнул от мысли, что поедет сюда с нею вместе. Довольно долгое пребывание в Италии помешало Леоноре узнать о его дружбе с Филиппой.

А в этот самый момент, приплясывая на террасе и напевая серенаду Леоноре, Тедди недоумевал, зачем он вообще родился и сможет ли он когда-нибудь снова быть счастлив. Новость о помолвке Филиппы была для него прямым ударом, выбила его из колеи: он никак не ожидал этого. Наоборот, он всегда верил, со свойственной молодости беззаботностью, что рано или поздно «Филь и он справятся с задачей», как он выражался, и станут женихом и невестой… А когда у него будет приличное состояние — поженятся.

Сотни мужчин, которых он знал, женились всего с несколькими сотнями в кармане, а теперь они счастливы, как сурки… Они наняли бы маленькую квартирку в Найтбридже или где-нибудь в этом роде, и Филь и он жили бы там вместе, и у них был бы всегда медовый месяц. Все молодое поколение так поступало, женилось, не имея ни гроша, и чувствовало себя великолепно. А теперь Филь помолвлена с Вильмотом.