Альфред Андерш - Бегство в Этрурии Страница 7

— Хвастун! — обрезал его Алекс. — Лучше постучи по дереву. Ты отпетый хвастун, но везет тебе до неприличия часто.

Они смерили друг друга взглядом. Один — высокии, смуглолицый, сосредоточенно-хмурый, другой — багровый от загара, насмешливый и обидчиво-задиристый. Один оставался, другой уходил. И оба молча, одними глазами, боролись за светловолосого тощего парня, стоявшего между ними. Это был настоящий мужской поединок. И Александр сдался. Он спросил:

— Что я могу сделать для вас? Может, написать вашим родным?

— У меня нет родных, — отрезал Вернер.

А Эрих просительным взглядом вцепился в Алекса.

— Мы ведь уходим, — выдавил он наконец.

Сказано это было так, словно он только что открыл для себя нечто ужасное. У двух других заскребло на сердце от этого хриплого, прерывающегося голоса. Помолчав, Эрих добавил:

— Может, ты напишешь моим старикам… и Катрине?

— Ясное дело, — заторопился Алекс. — Погоди, только запишу их адреса! — Он вытащил из кармана блокнот и карандаш.

— Катрина Ханзен, — продиктовал Эрих. — Мельког. Почтовое отделение Хузум.

Названия его родных мест звучали здесь, среди южной природы, гулко и странно, словно далекий колокольный звон.

Алекс записал адрес Катрины, а потом и родителей Эриха.

— Напиши ей, что я обязательно вернусь, — сказал Эрих. — И что ушел ради нее.

— Надеюсь, в следующий отпуск я поеду туда и все ей объясню, — ответил Алекс. — Писать такие вещи не стоит, знаешь ли!

— В отпуск? Поедешь туда? — повторил Эрих с явным сомнением. — Боже мой, но ведь и я смогу, если не пойду с ним. Зачем же я это делаю?

В приступе крайнего отчаяния он совсем забыл об остальных, он говорил сам с собой. Вернер молча наблюдал за ними обоими и вдруг услышал, как Алекс сказал:

— Возьми себя в руки! Остаться или уйти — один черт. И теперь тебе придется делить с ним компанию. Назад хода нет.

— Почему же? Пускай остается, коли охота, — насупился Вернер. — Я его не держу. — И, повернувшись к Эриху, добавил:- Возвращаю тебе твое слово.

— Черт тебя побери! Зачем мучишь парня, ему и так несладко! — прошипел Алекс сквозь зубы. — Ослеп ты, что ли?

Дорога, на которой они стояли и разговаривали, была бела и абсолютно пустынна. Солнце приближалось к зениту.

— Ну, мне пора, — сказал Алекс. — Надо ехать. Думаю, скоро увидимся. Томми, наверно, быстренько приберут к рукам наш эскадрон. И выбрось эти мысли из головы! — Это было сказано уже Эриху. — Скоро мы все окажемся в плену!

Эрих покачал головой. Все трое поняли, что это — прощание, и пожали друг другу руки. Стиснув ладонь Вернера в своей, Алекс сказал:

— Желаю удачи! И береги парня! Похоже, бог тебя любит.

— Бо-о-ог? — Вернер постарался произнести это слово как можно циничнее.

— Да, бог, — повторил Алекс.

— Твой бог — нуль без палочки, — прогнусавил Вернер.

— А ты-дурак набитый! — рявкнул Алекс.

Но оба весело ухмыльнулись. Им казалось, что всю эту перепалку они только для того и устроили, чтобы развеялось грустное впечатление от слов Эриха. Впрочем, Алекс ничего больше говорить не стал. Просто молча вскочил в седло и умчался. И пока не скрылся за поворотом, все время оборачивался и махал им рукой. Они махали в ответ. Во взмахах их рук было какое-то торжество, какое-то отчаянное и прощальное и все же восхитительное торжество. А потом оно пропало, и осталась только дорога, пустынная, белая и беззвучная. И руки их сами собой опустились. Они были одни.

Эрих присел на обочину, и Вернер увидел, что лицо у него вытянулось и побледнело.

— Хочешь поехать с ним? — спросил он. — Вид у тебя неважнецкий.

Эрих покачал головой. Пригладив руками волосы, он поднялся с земли. Потом шагнул к самокату и отвернул на заднем колесе вентиль. Из камеры со свистом вырвался воздух.

— Вот так! — сказал он. — А ты думал, я закачу истерику?

Там, где они стояли, дорога огибала подножие вытянутого в

длину холма.

— Пошли! — оживился Вернер. — Давай поднимемся вон в тот лесок и завалимся спать до вечера.

Они с трудом втащили свои самокаты наверх — до лесочка было всего около ста метров — и нырнули под густую тень молодых акаций. Убедившись, что их не видно с дороги — на ней время от времени появлялись то связной, то грузовик, то группа отставших пехотинцев, спешивших нагнать свои отступающие части, — они повалились на землю и, устроившись поудобнее, тут же заснули. Иногда они просыпались и, жмурясь от солнца, проникавшего сквозь зеленый свод, провожали взглядом самолеты, которые на бреющем полете бороздили небо над их головами, выпуская пулеметные очереди по каким-то целям на дорогах.

В пять часов вечера Вернер решил, что пора двигаться дальше. Они поели немного печенья из своих запасов — а запаслись они печеньем и шоколадом на три дня — и стали готовиться в путь. Для этого они так порезали шины своих самокатов, чтобы всякому было ясно, что починить их нельзя; затем спустились к дороге и пошли по ней, ведя самокаты за руль. Самолетов почти совсем не было; лишь один-единственный раз им пришлось нырнуть в укрытие из-за «наблюдателя», шнырявшего над дорогой. В остальном все было тихо и спокойно, так что даже казалось, будто война взяла выходной. Иногда навстречу им попадались бредущие в тыл солдаты, но козырять друг другу никому и в голову не приходило, и лишь один - единственный раз их остановил фельдфебель — для того только, чтобы сообщить о высадке американцев во Франции.

— Сегодня утром сам слышал по радио! А теперь моя передвижная радиостанция валяется где-то там, — сказал он и махнул рукой в южном направлении. — Там тоже сплошь одни американцы. Тучи американцев.

— Но ведь и наших войск там, на юге, должно быть полным-полно, — заметил Вернер. — Не видели ли вы, господин фельдфебель, наш эскадрон?

— Самокатчики? — спросил фельдфебель и придирчиво оглядел их машины. — Да, видел там, — тот же неопределенный жест рукой, — кучку-другую таких вот бедолаг. Пожалуй, кроме них, там никого и не осталось… Я хочу сказать-в непосредственной близости к противнику. А вы поторапливайтесь, орлы, — хмыкнул он. — Не то опоздаете. Не ровен час, заприходуют там без вас ваших соратничков!

— Как-нибудь обойдется! — вяло отмахнулся Вернер.

А фельдфебель рассмеялся — хоть и раскатисто, но как-то невесело — и зашагал дальше.

Некоторое время дорога еще шла меж полями, потом ландшафт изменился, потянулись холмы, и дорога стала петлять, то поднимаясь по склонам, то ныряя к подножию. Из толщи холмов то тут, то там выступали целые скалы из светлого пористого камня с промоинами, образующими вход в пещеру. Перед одной из них стоял на посту часовой; он сообщил им, что внутри, в пещере, огромный склад боеприпасов. Природа вокруг становилась все романтичнее, а сумерки все гуще. Впервые за много дней небо в этот вечер затянуло тучами, стало пасмурно, задул порывистый теплый ветер, и они зашагали вперед довольно быстро. За одним из поворотов на дне долины неожиданно вынырнули домики Вейано. Они остановились, издалека настороженно вглядываясь в его улицы.

— Надеюсь, наших там уже нет, — вслух подумал Вернер.

В сгущающихся сумерках Вейано казался совершенно безлюдным. Из печных труб, торчавших над плоскими черепичными крышами, не вился дымок. Некоторые дома были явно разрушены при бомбардировке. Они решились и вошли в городок.

Дома, как и во всех маленьких итальянских городках, были высокие, серые, сложенные из грубо обтесанных камней; сейчас они казались заброшенными. Вернер с Эрихом углубились в узенькие переулки, в которых, кроме их собственных гулких шагов и звяканья самокатов, не слышалось ни звука. Внезапно оба встали как вкопанные, потому что в голову обоим одновременно пришла одна и та же мысль: а не пересидеть ли в этих домах, пока сюда не придут те, другие? В этих домах, наверно, есть и постели, и комнаты, где найдется укромный уголок, куда можно забиться и ждать. Осторожно вошли они в одну из дверей. Внутри было темно и душно, пахло соломой, холодным камнем и экскрементами. Жуткая тишина стояла в доме. Наверх вела узкая, слегка изогнутая лестница, облицованная холодным серым камнем. К стене была прислонена лопата. Не говоря друг другу ни слова, они разом повернулись и вышли на улицу.

Темные провалы окон были как бы перечеркнуты штрихами веревок, на которых обычно сушат белье или початки кукурузы. Один раз улицу перебежала кошка.

На выезде из города, там, где дорога спускалась к ущелью, высились полуразрушенные городские ворота. Они нависали над шоссе тяжелой, темной и грозной массой. Вернер и Эрих прошли под мрачными сводами и увидели белые фосфоресцирующие скалы, поднимавшиеся вверх с темно-зеленого дна пропасти, где — оба ясно расслышали тихое журчание воды — текла река. Они прошли по мосту, за которым начался медленный подъем: дорога вилась между скалами и пологими склонами, поросшими фисташковыми деревцами; их желтые цветы мягко светились в вечерней мгле.