Синклер Льюис - Том 4. Элмер Гентри Страница 70

— Хе-хе, а автобусов-то здесь не водится, — ощерился он. — Придется самому тащить свои вещички в гостиницу.

— А где же мистер Бенем? — спросил Элмер. — Мистер Натаниэль Бенем?

— Старик Нат? Что-то не видал его сегодня! Надо полагать, в магазине сидит, как обычно, старается нагреть какого-нибудь фермера хоть на два цента на партии яиц! А вы кто, коммивояжер?

— Я новый методистский пастор.

— Да ну? Вот так так! Что ж, очень приятно! Никак бы не подумал, что вы пастор. Очень уж вы упитанный! Жить будете у миссис Кларк, вдовы Пита Кларка. Чемоданчики оставьте здесь, мой малый снесет их. Ну, желаю удачи, брат. Надеюсь, у вас обойдется без неприятностей, не то, что у нашего прежнего. Ну, да он сам виноват. Придира был, не умел ладить с простым народом.

— Ну, я-то сам из простых. Рад, не знаю как, что после большого города попал сюда! — любезно отозвался Элмер. И мрачно подумал, шагая прочь: «Да, есть чему радоваться!»

Окончательно пав духом, он рисовал себе заведение брата Бенема в виде жалкой, грязной лавчонки и незаметно подошел к двухэтажному кирпичному зданию с большими окнами. Рядом в проулке стояло с полдюжины фургонов, на которых мистер Бенем доставлял свой товар фермерам за двадцать миль вверх и вниз по долине Банджо. Со все возрастающим уважением Элмер прошел по широким торговым залам, мимо нарядных прилавков, ничем не уступающих городским универсальным магазинам. Мистера Бенема он застал в конторе за диктовкой писем.

Если Натаниэль Бенем и был коммерческим гением скромного масштаба, по наружности его судить об этом было трудно. Борода его была похожа на мочало. Голос звучал гнусаво и нудно.

— Что скажете? — проскрипел он.

— Я преподобный Гентри, новый пастор.

Бенем поднялся, хоть и без особой поспешности, и суховато пожал Элмеру руку.

— А, да! Председатель совета сообщил, что вы сегодня приедете. Рад вас видеть здесь, брат. Надеюсь, бог благословит ваши труды. Жить и столоваться будете у вдовы Кларк. Как пройти, — спросите, каждый скажет.

Очевидно, добавить ему больше было нечего.

— Я хотел бы осмотреть церковь, — с обидой в голосе произнес Элмер. — Ключ у вас?

— Ключ? Постойте… у брата Джонса есть, наверное. По этой же улице малярная и плотничья мастерская… Да нет, пожалуй, и у него не найдете. У нас тут есть один паренек, мальчишка, точнее сказать, мы его приставили сторожем при церкви — так у него-то ключ есть, но ведь теперь каникулы, так что он не иначе, как на рыбалке. Вот что: вы лучше наведайтесь к брату Фритчеру, к сапожнику. Может, у него найдется… А вы женаты?

— Нет. Я… м-м… Я был евангелистом, разъезжал, работал… Мне не дано еще было вкусить радостей и утех семейной жизни.

— Откуда родом?

— Из Канзаса. Родители верующие?

— Конечно. Моя матушка была и есть истинная праведница.

— Пьете, курите?

— Безусловно, нет!

— А по части того… просвещенного критиканства?

— Да нет, что вы.

— Охоту уважаете?

— Я… гм… по правде сказать, да!

Вот это славно! Ну, рад, что вы будете с нами, брат. Жаль, я сейчас занят. Да, вот что: мы с моей старушкой ждем вас сегодня к ужину, в половине седьмого. Всего доброго!

Улыбка и рукопожатие Бенема были достаточно любезны, но вместе с тем недвусмысленно давали понять, что аудиенция окончена, и Элмер вышел в ярости, близкой к отчаянию… До чего он докатился! Снисхождение сельского лавочника после триумфов с Шэрон!

Шагая к дому вдовы Кларк — дорогу ему указал какой-то зевака, — он уже ненавидел эту жалкую деревушку, ненавидел курятники во дворах, всклокоченные газончики, старые скрипучие телеги, проезжающие мимо, женщин с мокрыми и красными руками, женщин в засаленных фартуках — женщин, при виде которых даже воспоминание о его собственных любовных радостях было омерзительным, ненавидел деревенских увальней с тупым взглядом, отвислой челюстью и внезапными взрывами дурацкого хохота.

Так низко пасть! И это в тридцать два года! Неудачник!

Пока он стоял и ждал на крылечке белого, квадратного, безликого дома вдовы Кларк, ему хотелось броситься назад, на станцию, вскочить в первый же поезд и уехать куда угодно! В эту минуту он уже решил вернуться к сельскохозяйственному инвентарю, к унылой, одинокой, но свободной жизни коммивояжера. Но тут дверь отворилась, и он увидал на пороге резвую девочку-подростка лет четырнадцати или пятнадцати, всю в кудряшках.

— А-а, это преподобный Гентри! — нараспев проговорила она. — Ой, а я-то заставила вас ждать! Простите, пожалуйста! Мама ужас как жалела, что не может встретить вас сама, да, ей пришлось уйти к кузине Этте. Кузина Этта разбила себе ногу! Входите же, пожалуйста! Вот не думала, что у нас теперь будет молодой пастор!

Она была прелестна в своем невинном оживлении.

В квадратном холле с его хромолитографиями, изображающими эпизоды гражданской войны, было какое-то своеобразное модно-провинциальное благородство.

Девочка — это была Джейн Кларк — проводила Элмера в его комнату. Она вприпрыжку взбежала по лестнице, над грубыми башмаками мелькали ее лодыжки, и Элмера вдруг молниеносно пронзило знакомое ощущение, более сложное, чем стратегия целой войны, и означавшее, что этой девочки он будет домогаться. Но так же неожиданно, почти с тоской ощутил он снова усталую тягу к покою и чистоте и одернул себя:

«Нет! Не смей! Хватит! Оставь ребенка в покое. Веди себя пристойно. Боже, помоги мне стать порядочным и приличным человеком!»

Борьба победоносно завершилась в те полминуты, что он поднимался по лестнице, и он смог, как ни в чем не бывало, пожать ей руку и небрежно сказать:

— Очень рад, что вы так встретили меня, сестра. Надеюсь принести благословение этому дому!

Сейчас он уже чувствовал себя как дома: отрадно, покойно. Комната оказалась уютной: ярко-красный ковер, печь, сверкающая полированным никелем, и в эркере — глубокое кресло. На кровати с пологом — стеганое лоскутное одеяло, на подушках — накидки с вышитыми ягнятами, кроликами и изречением: «Бог да благословит наш сон!».

— Ничего, подходяще. По-домашнему. Не то что эти проклятые отели, — размышлял он.

Он был снова готов завоевывать Банджо-Кроссинг, завоевывать методистскую церковь. И, когда прибыли его чемоданы и сумки, он даже не стал распаковывать их, решив сначала отправиться осматривать свои владения.

Банджо-Кроссинг был очень невелик, однако найти ключ от Первой методистской церкви оказалось проблемой, достойной сыщиков Скотленд-Ярда.

Сапожник, брат Фритчер, передал ключ сестре Андерсон, из Общества содействия женщинам, та отдала его уборщице миссис Пришетски, которая одолжила его Пусси Бирнс, председателю Эпвортской Лиги[141], а та, в свою очередь, дала его сестре Фритчер, супруге брата Фритчера, так что Элмер в конце концов получил его в доме по соседству с той самой сапожной мастерской, откуда и начались его докучные поиски.

Все они — брат Фритчер и сестра Фритчер, сестра Пришетски и сестра Бирнс, сестра Андерсон и большинство прохожих, у которых он спрашивал по дороге, как и куда пройти, — задавали ему одни и те же вопросы: «Вы новый методистский пастор?», «Женаты, нет?», «Только приехали?», «Из города, говорят? Рады, наверное, что выбрались оттуда?»

От церкви он не ожидал ничего хорошего. Еще не видя ее — она была скрыта от него зданием школы, — он был уверен, что это какая-нибудь уродливая коричневая громадина с бревенчатыми подпорками.

Он был приятно изумлен — он был горд, как достойный гражданин, избранный мэром, когда подошел поближе и увидел симпатичную маленькую церковку, крытую серой дранкой, увенчанную скромным шпилем и обрамленную подстриженными газонами и цветочными грядками. Радостно возбужденный, вступил он внутрь, и навстречу ему повеяло затхлым могильным запахом, свойственным всем пустым церквам.

Внутри было тоже очень мило. На первый взгляд здесь могли поместиться человек триста. Светло-желтые скамьи казались чересчур яркими, но стены были окрашены в мягкий кремовый цвет, а у алтаря под изящной белой аркой стояла красивая белая кафедра и скромно задрапированный клирос.

Элмер продолжал исследовать свои владения. Просторное помещение для воскресной школы, подвальный этаж, заставленный столами, кухонька. Все уютное, обжитое, во всем обещание дальнейшего роста.

Вернувшись в главный церковный зал, он заметил красивый витраж. Сквозь чистые стекла окон ему приветливо кивали клены…

Он обошел здание кругом, и внезапно его охватило мистически-гордое, пьянящее чувство собственника. Это все — его, это принадлежит ему и уже поэтому прекрасно! Как ласкает глаз мягкий серый тон кровли! Какой изящный шпиль! Что за великолепный клен! А какая прелесть эта цементированная дорожка! И превосходная новая урна! Как красива доска для объявлений — и на ней вскоре засияет его собственное имя! Его владение, которым он волен распорядиться как ему угодно! И — уж будьте уверены — он совершит здесь прекрасные дела, большие дела, вдохновенные! Теперь, когда он вновь обрел цель жизни, он уже ни за что не даст увлечь себя низменным страстям — гордыне, любовным приключениям… Его собственность!