Уильям Теккерей - Приключения Филиппа в его странствованиях по свету Страница 72

Глава XXV

INFANDI DOLORES

Сердце Филиппа сильно забилось при видѣ этой угрюмой четы и виновной газеты, лежавшей передъ ними, на которую была положена худощавая рука мистриссъ Бэйнисъ.

— Итакъ, сэръ, закричала она:- вы еще удостоиваете насъ своимъ обществомъ послѣ того, какъ вы отличились третьяго дня? Вы дрались, какъ носильщикъ, на балу его превосходительства. Это отвратительно! Я не могу придумать другого слова: отвратительно!

Тутъ, я полагаю, она толкнула генерала, или сдѣлала ему какой-нибудь знакъ, по которому онъ догадался, что ему пора выступить на сцену, потому что Бэйнисъ прямо началъ стрѣлять въ Филиппа.

— Право, сэръ, о болѣе неприличномъ поведеніи я въ жизнь свою не слыхалъ!

— О васъ говорятъ по всему городу, мистеръ Фирминъ! это будетъ напечатано во всѣхъ газетахъ. Когда его сіятельство услыхалъ объ этомъ, онъ былъ взбѣшонъ. Никогда, никогда не будете приняты вы у посланника послѣ того, какъ вы такъ обезславили себя! вскричала генеральша.

— Обезславили — это настоящее слово. Безславно было ваше поведеніе! вскричалъ генералъ.

— Вы не знаете, какъ меня раздражили, извинялся Филиппъ. — Когда я подошолъ, Туисденъ хвалился, что онъ меня ударилъ… и… и… насмѣхался надо иною.

— Красивы были вы на балѣ! кто могъ удержаться отъ смѣха, глядя на васъ, сэръ?

— Онъ хвастался, что оскорбилъ меня, а я вышелъ изъ себя и ударилъ его. Что сдѣлано, того не воротишь, заворчалъ Филиппъ.

— Бить человѣка передъ дамами — большая храбрость! вскричала генеральша.

— Мистриссъ Бэйнисъ…

— Я называю это трусостью. Въ арміи мы называемъ трусостью ссору при дамахъ, продолжала генеральша.

— Я ждалъ дома два дня, не захочетъ ли онъ чего-нибудь побольше, застоналъ Филиппъ.

— О да! Оскорбивъ и прибивъ маленькаго человѣчка, вы еще хотите убить его! И вы называете это поведеніе христіанскимъ, джентльмэновскимъ?

— Это поведеніе злодѣйское! сказалъ генералъ.

— Благоразумно было съ вашей стороны выбрать такого маленькаго человѣка! продолжала мистриссъ Бэйнисъ. — Я удивляюсь какъ вы еще не прибили моихъ дѣтей! Не удивляешься ли ты генералъ, что онъ еще не прибилъ нашихъ бѣдныхъ мальчиковъ? Они совсѣмъ маленькіе.

— Это поведеніе грубо и недостойно джентльмэна! повторилъ генералъ.

— Вы слышите что говоритъ этотъ человѣкъ, этотъ старикъ, который никогда не говоритъ недобраго слова — этотъ ветеранъ, который былъ въ двадцати сраженіяхъ и никогда еще не билъ человѣка при женщинахъ? Билъ ты, Чарльзъ? Онъ сказалъ вамъ своё мнѣніе. Онъ сказалъ вамъ имя, которое я не повторю, чтобы не осквернить своихъ губъ, но котораго вы заслуживаете. И вы полагаете, сэръ, что я отдамъ своё возлюбленное дитя человѣку, который поступилъ такъ, какъ вы, и былъ названъ… — Чарльзъ! генералъ! Я скорѣе лягу въ могилу, чѣмъ отдамъ свою дочь за такого человѣка!

— Великій Боже! сказалъ Филиппъ и колѣна его подогнулись:- не-уже-ли вы измѣнили данному слову и…

— О! вы угрожаете на счётъ денегъ? потому что отецъ вашъ былъ обманщикомъ? вы хотите заставить насъ страдать? закричала генеральша. — Человѣкъ, который бьётъ маленькаго человѣка при дамахъ, навѣрно способенъ совершить всякій низкій поступокъ. И если вы желаете сдѣлать нищею мою семью, потому что вашъ отецъ былъ мошенникъ…

— Милая моя… перебилъ генералъ.

— Развѣ онъ не былъ мошенникъ, Бэйнисъ? развѣ это можно опровергать? развѣ и самъ не говорилъ этого разъ сто? Прекрасная партія! Нѣтъ, мистеръ Фирминъ, вы можете оскорблять меня сколько хотите. Вы можете бить низенькихъ людей при дамахъ, вы можете поднять вашу огромную злую руку на этого бѣднаго старика, но я знаю материнскую любовь, материнскій долгъ — и я желаю, чтобы вы не бывали у насъ болѣе.

— Великій Боже! вскричалъ Филиппъ:- не-уже-ли вы хотите разлучить насъ, генералъ? Вы дали мнѣ слово; вы подали мнѣ надежду. Это разобьётъ моё сердце. Я стану на колѣна передъ этимъ человѣкомъ, я… о! вы не сдѣлаете этого!

И, разстроенный, рыдающій, бѣдный Филиппъ сложилъ свои сильныя руки и обратился къ генералу. Бэйнисъ находился на глазахъ своей жены.

— Я думаю, сказалъ онъ:- что ваше поведеніе было ужасно дурно, безпорядочно, неблагородно. Вы не будете въ состояніи содержать мою дочь, если женитесь на ней. И если въ васъ осталась хоть одна искра чести, вы сами, мистеръ Фирминъ, должны отказаться и избавить бѣдную дѣвушку отъ вѣрной нищеты. Ей-богу, сэръ, можетъ ли человѣкъ, который дерётся и ссорится на балѣ, имѣть въ свѣтѣ успѣхъ? Честный человѣкъ…

— Честный, выразительно повторила генеральша.

— Шш! моя милая! Честный человѣкъ самъ отказался бы отъ нея, сэръ. Что вы можете предложить ей, кромѣ нищенства?

Старый воинъ поразилъ Филиппа въ больное мѣсто. Кошелёкъ у него былъ пустъ. Онъ посылалъ денегъ отцу. Нѣсколько слугъ въ Старый Паррской улицѣ не получили жалованья и онъ заплатилъ имъ долгъ. Онъ зналъ свой запальчивый характеръ, онъ имѣлъ весьма смиренное мнѣніе о своихъ дарованіяхъ и часто сомнѣвался въ своей способности имѣть въ свѣтѣ успѣхъ. Онъ дрожалъ при мысли вовлечь въ бѣдность и въ несчастье свою возлюбленную, для которой онъ съ радостью пожертвовалъ бы своею кровью, своею жизнью. Бѣдный Филиппъ едва не лишился чувствъ при словахъ Бэйниса.

— Вы позволите мнѣ… вы позволите мнѣ увидаться съ нею? проговорилъ онъ.

— Она нездорова: она лежитъ въ постели. Она не можетъ выйти сегодня, вскричала мать.

— О мистриссъ Бэйнисъ! я долженъ… я долженъ видѣть её, сказалъ Филиппъ и просто зарыдалъ отъ горя.

— Вотъ человѣкъ, который дерётся при женщинахъ! сказала мистриссъ Бэйнисъ — очень мужественно, нечего сказать.

— Ей-богу, Элиза! закричалъ генералъ, вскочивъ:- это слишкомъ дурно.

— Когда индійскихъ плѣнныхъ убиваютъ, ихъ жоны всегда изобрѣтаютъ самыя жестокія муки, говорилъ послѣ Филиппъ, описывая эту сцену своему біографу. — Надо было бы вамъ видѣть улыбку этой злой женщины, когда она направляла свои удары въ моё сердце. Не знаю чѣмъ я оскорбилъ её. Я старался полюбить её; я смирялся передъ нею; я исполнялъ ея порученія, я игралъ съ нею въ карты. Я сидѣлъ и слушалъ ея противные разсказы о Барракпорѣ и генералъ-губернаторѣ; я разстилался въ прахъ передъ нею, а она ненавидѣла меня! Я и теперь вижу ея лицо, ея жестокое, жолтое лицо, ея острые зубы и сѣрые глаза. Еслибы мнѣ пришлось прожить тысячу лѣтъ, я не могъ бы простить ей. Я не сдѣлалъ ей никакого оскорбленія, но я не могу простить ей. Ахъ, мой Боже, какъ эта женщина мучила меня!

— Мнѣ кажется, я знаю два-три примѣра, сказалъ біографъ мистера Фирмина.

— Ты всегда дурно говоришь о женщинахъ! сказала жена біографа мистера Фирмина.

— Нѣтъ слава Богу! возразилъ онъ:- я знаю нѣкоторыхъ, о комъ я никогда не думалъ и не говорилъ ничего дурного. Милая моя, налей еще чаю Филиппу.

Дождь лилъ проливной, когда Филиппъ вышелъ на улицу. Онъ взглянулъ на окно Шарлотты, но тамъ ничего не виднѣлось; тамъ мелькалъ только огонь. У бѣдной дѣвушки была лихорадка; она дрожала въ своей комнатѣ, плакала и рыдала на плечѣ баронессы О*. Мать сказала ей, что она должна разойтись съ Филиппомъ; выдумала на него разныя клеветы, увѣряла, что онъ никогда не любилъ Шарлотту, что у него не было правилъ, что онъ жилъ въ дурномъ обществѣ.

— Это неправда, мама, это неправда! кричала дѣвушка, тотчасъ взбунтовавшись.

Но это скоро кончилось слезами, её совершенно уничтожила мысль о своёмъ несчастьи. Къ ней привели отца, котораго заставили повѣрить нѣкоторымъ выдумкамъ про Филиппа, и ими приказала ему убѣдить дочь. Бэйнисъ повиновался приказанію, но его разстроили и огорчили горесть и страданія дочери. Онъ началъ-было убѣждать её, но у него не достало духа. Онъ ретировался и сталъ позади жены. Она никогда не поддавалась слабости и слова ея сдѣлались еще язвительнѣе оттого, что союзникъ ей измѣнилъ. Филиппъ былъ пьяница, Филиппъ былъ мотъ, Филиппъ жилъ въ развратномъ обществѣ — она знала это навѣрно. Развѣ мать не должна была заботиться о счастьи своей дочери?

— Не-уже-ли ты полагаешь, что твоя мать сдѣлаетъ что-нибудь противъ твоего счастья? слабо вмѣшался генералъ.

— Не-уше-ли ты думаешь, что если бы онъ не былъ пьянъ, онъ рѣшился бы сдѣлать такое ужасное оскорбленіе на балѣ у посланника? И не-уже-ли ли предполагаешь, что я выдамъ мою дочь за пьяницу и нищаго? Твоя неблагодарность, Шарлотта, ужасна! вскричала мать.

А бѣдный Филиппъ, обвиненный въ пьянствѣ, обѣдалъ за семнадцать су съ бутылкой пива и надѣялся поужинать въ этотъ вечеръ вмѣстѣ съ своей Шарлоттой; и вмѣсто того, пока дѣвушка лежала на постели и рыдала, мать стояла надъ нею и бичевала её. Для генерала Бэйниса — добраго, прекраснаго человѣка — должно быть было тяжело смотрѣть на эту пытку. Онъ не могъ ничего ѣсть за обѣдомъ, хотя занялъ своё мѣсто за столомъ при звукѣ унылаго звонка. Баронесса тоже не сидѣла за столомъ, и вы знаете, что мѣсто бѣдной Шарлотты тоже было пусто. Отецъ ея пошолъ наверхъ, остановился у дверей ея комнаты и прислушался; онъ услыхалъ говоръ и голосъ баронессы и закричалъ: