Альфред Жарри - Убю король и другие произведения Страница 8

Папаша Убю: Вот, слышишь, Кол? Поторопись. Поторопитесь оба! Разделывайте мясо, готовьте вертела и жарьте, мы проголодались!

Кол: Ну, это уж слишком! Работай или ничего не получишь, ты, прорва!

Папаша Убю: Да мне-то что, и сырое съем, это вам будет хуже. И вообще, я хочу спать.

Брусок: Не горячитесь, Кол. Поужинаем вдвоем. А ему не дадим ни кусочка. Или дадим одни кости.

Кол: Так и поступим. Вот костер разгорелся.

Папаша Убю: Как хорошо! Тепло! Но что я вижу — русские идут! Мы отступаем, Боже… Ах…

Засыпает и падает.

Брусок: Хотел бы я знать, на самом ли деле, как говорил Ренский, Убюху спихнули с престола. Это вполне правдоподобно.

Кол: Давай сперва поужинаем.

Брусок: Есть вещи поважнее. Неплохо бы проведать, насколько верны эти известия.

Кол: Ну да. Чтоб знать, бросать Папашу или оставаться с ним.

Брусок: Ладно, утро вечера мудренее. Давай спать, а завтра решим, что делать.

Кол: Нет, лучше убежим, пока темно.

Брусок: Ну что ж, бежим.

Уходят.

Убю (разговаривает во сне): Эй-эй, поосторожней, ваша русская драгунская милость, не стреляйте, крутом люди! А вот Бордюр, страшный, прямо медведь! И Балдислав прет на меня! Медведь, медведь! Упал! Какая тяжесть! Я ничего не делаю! Ты слышишь, Балдислав? Уйди! Я вижу Ренского, и с ним сам царь! Они побьют меня, ой-ой! А это кто? Убюха! Откуда у тебя это золото? Украла у меня, злодейка, обобрала мою могилу в варшавском соборе, близ Луны. Я давно уже мертвый, убит Балдиславом, я мертв и похоронен в Варшаве, рядом с Владиславом Великим, а также в Кракове, рядом с Яном-Сигизмундом, и в торнском каземате, вместе с Бордюром! Вот снова он! Пошел прочь, проклятый медведь! Ты похож на Бордюра. Слышишь, дьявольское отродье? Нет, он не слышит, молотилы обкарнали ему ухи. Головорежь, убювай, финанс вышибай да напивайся до смерти — чем не жизнь для удалого фискальника, чем не потеха для Главного Казначальника!

Замолкает и засыпает.

АКТ ПЯТЫЙ

Ночь. Папаша Убю спит. Входит Мамаша Убю, не замечает его в кромешной тьме.

Мамаша Убю: Наконец-то я в безопасности. Я тут одна. Но это ничего. Четыре дня бежала без оглядки через всю Польшу! Все беды разом обрушились на мою голову. Насилу дождалась отъезда борова Убю да поскорей отправилась в королевский склеп разжиться сокровищем. И тут началось. Сначала меня чуть не побил камнями Балдислав со своими молодчиками. Потом я потеряла верного рыцаря Батона, который был так очарован моими прелестями, что терял сознание от избытка чувств, когда меня видел, и даже, как говорят, когда не видел, а это признак величайшей страсти. Бедняга был готов лечь за меня костьми. И так оно и вышло: Балдислав разрубил его надвое. Пиф, паф, пух! Что делать? Я спасаюсь бегством, за мною — разъяренная толпа. Прочь из дворца, на берег Вислы — а там под стражей все мосты. Пересекаю реку вплавь, надеюсь измотать преследователей. Но благородные паны травят меня, как свора собак. Не раз я была на краю гибели, в кольце кровожадных поляков. И все же я избегла их мстительных объятий и после четырех дней безостановочного бега через бывшее свое королевство укрылась здесь. Не ела, не пила все это время. За мною по пятам все гнался Балдислав. Ну, наконец опасность миновала. Я вымоталась и продрогла. Что, интересно, сталось с моим набитым жирным дурнем, то бишь досточтимым супругом? Уж я его деньжатки прибрала! Риксдалеры его прикарманила! До грошиков его добралась! А уж доходный его срысак еле ноги переставлял с голодухи, овса ему, доходяге, доставалось нечасто. Да-а, дела… Вот только, жаль, сокровище-то я потеряла! Оно осталось в Варшаве — ищи теперь свищи!

Папаша Убю (просыпаясь): Хватай Мамашу Убю, карнай ей ухи!

Мамаша Убю: О небо, где я? В своем ли я уме? Возможно ли? Великий Боже! Угодно небесам, чтобы сеньор Убю здесь очутился сам. Будем с ним поласковей. Ну как, толстунчик мой, мы хорошо поспали?

Папаша Убю: Прескверно! Этот медведь оказался ужасно жестким. В схватке горлациев и шкуриациев последние оказались завалены и переварены вчистую, как вы увидите собственными глазами, когда развиднеется. Слышите, благородные молотилы?

Мамаша Убю: Что он несет? Или совсем рехнулся на войне? О ком это он?

Папаша Убю: Кол, Брусок! Да отзовитесь же, срынь-сума! Где вы? Ой, боюсь! Но кто-то ведь говорил? Кто же? Уж, верно, не медведь. Срынь! Где мои спички? Должно быть, потерялись в бою.

Мамаша Убю (в сторону): Не будем упускать счастливый случай, изобразим вмешательство потусторонних сил и вырвем у него прощение за наши шалости.

Папаша Убю: Клянусь святым Антонием, опять кто-то говорит! Я слышу голос, что за чертовщина!

Мамаша Убю (басом): Да, господин Убю, ты и впрямь слышал голос, подобный гласу архангельской трубы, что в урочный час вызовет мертвых из праха и тлена! Суровый глас! Так слушай же его! То говорит архангел Гавриил, а он дурного совета не подаст.

Папаша Убю: Уж это точно!

Мамаша Убю: Не перебивай или я замолчу, и тогда пропала твоя требушонка.

Папаша Убю: Молчу-молчу, трах-тебе-в-брюх, больше ни слова. Продолжайте, милостивая Сила Небесная!

Мамаша Убю: Мы остановились на том, что ты толстяк.

Папаша Убю: Толстяк, толстяк, и преизрядный!

Мамаша Убю: Да замолчи же, черт возьми!

Папаша Убю: Эва! Архангелы не ругаются!

Мамаша Убю (в сторону): Срынь! (Продолжает.) Вы, сударь, женаты?

Папаша Убю: Да как еще женат — на страхолюднейшей мегере!

Мамаша Убю: Вы хотите сказать, на очаровательной даме.

Папаша Убю: Брр! Когтистая со всех сторон, не знаешь, как и подступиться.

Мамаша Убю: Подступаться надо ласково, сир Убю, и тогда, увидите сами, она засунет за пояс десяток Афродит!

Папаша Убю: Кого-кого родит?

Мамаша Убю: Да прочисти уши! (В сторону.) Надо поторапливаться — вот-вот рассветет. Итак, Убю, твоя супруга чудесна, прелестна и не имеет ни единого порока.

Папаша Убю: Вы ошибаетесь, нет ни единого порока, которого бы она не имела.

Мамаша Убю: Цыц, говорю! Она тебе всегда верна!

Папаша Убю: Да кто бы на нее, каргу, позарился!

Мамаша Убю: Она не пьет!

Папаша Убю: С тех пор, как я отобрал у нее ключ от погреба. А то уже к восьми утра была навеселе и обливалась водкой, как духами. Теперь она обливается розовой водой и пахнет вроде бы не хуже. Но это мне все равно. Главное — теперь навеселе хожу один я!

Мамаша Убю: Тупица! Твоя супруга не крадет!

Папаша Убю: Вот это новость!

Мамаша Убю: Не берет себе ни грошика!

Папаша Убю: Тому свидетель — неживой! — несчастная благородная животина, мой срысак: три месяца стоял некормленый, и потому мне пришлось через всю Украину идти пешком и тянуть его за узду. Пока он не сдох в строю.

Мамаша Убю: Все это гнусная напраслина! Супруга ваша безупречна, а ты сущий ирод!

Папаша Убю: Все это истинная правда! Моя супруга мерзавка, а вы сущий олух!

Мамаша Убю: Полегче, Папаша Убю!

Папаша Убю: Ах да. Я и забыл, с кем говорю. Беру свои слова обратно.

Мамаша Убю: Ты убил Венцеслава.

Папаша Убю: Моей вины тут нет. Так пожелала моя жена.

Мамаша Убю: Ты погубил Болеслава и Владислава.

Папаша Убю: Сами виноваты! Они хотели меня пришибить!

Мамаша Убю: Ты не сдержал слова, данного Бордюру, а потом убил и его.

Папаша Убю: Мне просто хотелось самому быть правителем Литвы. Но в результате она не досталась ни ему, ни мне. Так что и тут я чист.

Мамаша Убю: У тебя есть лишь одно средство искупить все свои злодеяния.

Папаша Убю: Какое же? Я бы не прочь в святые угодники, чем плохо стать прелатом и попасть в календарь?

Мамаша Убю: Ты должен простить Мамашу Убю за то, что она позаимствовала у тебя немножечко деньжат.

Папаша Убю: Э, нет! Прощу, когда она мне все вернет, когда я ее хорошенько вздую и когда воскреснет мой верный срысак.

Мамаша Убю: Дался ему этот коняга! Вот и рассвет — ну все, я пропала.

Папаша Убю: Что ж, я очень рад наконец точно убедиться, что дражайшая половина меня обкрадывает. Теперь мне это известно из надежного источника. Omnis a Deo scientia, что означает: omnis — всякое, a Deo — от Бога, scientia — знание. Так и получилось. Но моя Сила Небесная что-то замолчала! Жаль, я не могу предложить ей подкрепиться. Она рассказывала такие интересные вещи! Смотри-ка, уже светает. Боже милостивый, да это же Мамаша Убю!