Джон Пристли - Улица Ангела Страница 8

Тишину нарушил приход еще одного служащего. Это был Гоус, старший коммивояжер, который объезжал всех мебельных фабрикантов в Лондоне и графствах, убеждая их, чтобы они покупали фанеру и материал для наборки у «Твигга и Дэрсингема». Гоус, как всегда, вошел развинченной походкой, одной большой плоской ногой недоверчиво нащупывая новое место, на котором можно укрепиться, а вторую ногу неохотно отрывая от пола. Он, как всегда, курил, оставляя за собой тающий дымок сигареты. На Гоусе было его неизменное старое пальто с безобразно оттопыренными карманами, мешком висевшее на сутулых плечах. Его знакомый всем пыльный котелок был сдвинут набекрень, но не задорно, а уныло, и оставлял открытым морщинистый прыщавый лоб. Войдя, Гоус повел себя как всегда. Он окинул комнату тусклым, но проницательным взглядом, и под взглядом этих глаз, серых, слезящихся и безнадежно унылых, как дождливое февральское утро, все словно съежилось вокруг, стало меньше и невзрачнее. Мистер Дэрсингем часто говаривал мистеру Смиту, а мистер Смит — мистеру Дэрсингему, что если уж Гоус не знает чего-либо относительно продажи фанеры и тому подобных материалов, значит, этого и знать не стоит. Но всякий, кто в эту минуту посмотрел бы на Гоуса, мог усомниться, стоило ли Гоусу знать и то, что он знает, раз это знание так скверно сказывалось на нем.

Гоус сегодня был такой же, как обычно, необычным было лишь его появление в конторе, так как он приходил сюда только в определенные дни, а сегодня был не тот день.

— Всё трудитесь? — промолвил он. Это был не вопрос и не приветствие. Это было нечто вроде угрюмой насмешки.

Мистер Смит отложил перо.

— Здорово, Гоус! Зачем это вы пришли сегодня?

— Таков приказ, — отвечал Гоус. — Мистер Дэрсингем велел мне прийти сегодня с утра, я ему нужен.

— Вот как? — В тоне мистера Смита ясно слышалось, что это ему не нравится, не говоря уже о том, что не нравится и самый вид мистера Гоуса (за что его вряд ли можно было осуждать).

— Да. Зачем, не знаю, — продолжал Гоус хмуро. — Так что вы меня об этом не спрашивайте, все равно не отвечу. Он только сказал мне: «Приходите послезавтра в контору с самого утра». Вот я и пришел. Но видно, слишком рано.

— Мистер Дэрсингем мне ничего не говорил, — заметил мистер Смит тоном человека, который находит, что ему следовало бы знать об этом.

Гоус свирепо выдернул изо рта окурок папиросы, от которой оставалось уже не более полудюйма, и откашлялся с ужасающим шумом.

— Он хотел сделать сюрприз, приятный сюрпризец всем вам, — вот и все.

Говоря это, он дружелюбно улыбнулся мисс Мэтфилд (которая как раз в эту минуту встала из-за машинки), пытаясь обратить на себя ее внимание. Но ответом был лишь взгляд, подобный высокой стене, усыпанной наверху битым стеклом.

Мистер Смит провел пальцем по нижней губе — его привычный жест в минуты раздумья. После того как он немного поразмыслил, ему эта новость еще больше не понравилась. Но через некоторое время лицо его вдруг прояснилось.

— А может быть, он получил новые образцы и хочет показать их вам? Может, ему нужно с вами посоветоваться насчет них?

— Ни о каких новых образцах мне ничего не известно. Я бы первый об этом услышал. Такие новости всегда мигом распространяются. Приходишь к заказчику, а тебе говорят: «Что вы нам показываете это старье, вы нам покажите новые образцы, вот что нам нужно». Стоит только появиться чему-нибудь новому, и такие речи слышишь повсюду. Да… Публика сама не знает, чего хочет… Иной фабрикант из нынешних выпускает мебель и капитал на этом наживает, а сам не сумеет отличить хороший кусок дерева от клеенки. И как они только справляются с этим делом, ума не приложу, — закончил Гоус мрачно.

— Вы правы, Гоус, — отозвался мистер Смит. — Меня это тоже удивляет. Их вывозит нахальство — вот мое мнение. Нахальство и удача. Скажите откровенно: каковы наши дела? Вы недавно объезжали Северный Лондон, не так ли? Ну что? Успешнее, чем в прошлый раз?

— Нет, — возразил Гоус с мрачным удовлетворением убежденного пессимиста. — Хуже. Гораздо хуже.

Он снял свой котелок и осмотрел его с отвращением, которого тот вполне заслуживал.

У мистера Смита сразу вытянулось лицо, и он неодобрительно хмыкнул:

— Это скверно.

— Гнусно. Дерьмовые дела, сказал бы я, если Этель извинит меня за такое выражение.

Мисс Мэтфилд немедленно обрушилась на него.

— Моя фамилия Мэтфилд! — крикнула она. — Можете выражаться как угодно, меня это не касается. Но я вам не Этель и не желаю быть Этель.

— Ох, убила! — сказал Гоус с легким, но в достаточной мере противным оттенком игривой галантности. — Окончательно убила! — Но так как ему было за пятьдесят (и, судя по его виду, далеко за пятьдесят) и к тому же он был закоренелый наглец, его ничуть не смутила отповедь мисс Мэтфилд.

— Ну, ну, успокойтесь, мисс Мэтфилд! — недовольно вмешался мистер Смит. И слегка нахмурился, бросив Гоусу предостерегающий взгляд.

— Да, как я уже сказал, дело дрянь, — продолжал Гоус. — Тридцать лет работаю, но не запомню времен хуже, чем сейчас. Если цена подходящая — товар никуда не годится. А когда товар бывает подходящий — цена несуразная. Цены — вот главная наша беда. Теперь все хотят получить товар по дешевке, хотят, чтобы мы его отдавали задаром, а сами на готовых изделиях зарабатывают больше, чем когда бы то ни было. Вы узнайте, до чего дошли розничные цены на мебель, а потом подите да послушайте, как эти фабриканты разговаривают. Просто человека стошнить может, честное слово. Просто тошнит.

— Верю, — серьезно поддержал его мистер Смит. Но потом добавил нерешительно: — Однако… в конце концов… кто-то должен же торговать фанерой? Я хочу сказать — фабрикантам нужно же ее где-нибудь покупать, не так ли? Ну, наборка, допустим, вышла из моды — но фанера?

— Нужна им фанера или не нужна, не знаю. Одно могу сказать: у меня они ее не покупают. А к некоторым из них я хожу вот уже двадцать лет. Да, молодой человек, двадцать лет, — повторил Гоус сурово, ни с того ни с сего обращаясь к Тарджису и стараясь встретиться с ним глазами. — Я вел дела с некоторыми торговыми домами, вот, например, с фирмой «Мозэс и Скотт», когда вы еще были в пеленках, а может, вас и вовсе не было на свете.

— Да, да, не мало времени вы работаете, мистер Гоус, — отозвался Тарджис, гордый тем, что удостоился внимания такой важной особы, и до некоторой степени утешенный мыслью, что если он, Тарджис, и не особенно важная особа, так, во всяком случае, он уже теперь и не в пеленках, и существует на свете.

— Правильно, молодой человек, — подтвердил Гоус угрюмо-покровительственным тоном. — Двадцать лет — долгий срок… Ага, не он ли это?

Но человек, который только что открыл входную дверь и стоял в эту минуту за стеклянной перегородкой, был явно не мистер Дэрсингем. И так как Стэнли отсутствовал, Тарджис вышел узнать, что нужно посетителю.

— Доброе утро, — произнес развязный и вместе заискивающий голос. — Не надо ли вам чего-нибудь для пишущей машинки? Лент, копировальной бумаги, восковки, щеточек, резинок?

— Нет, спасибо, сегодня ничего не нужно, — сказал Тарджис.

— Скрепок, резинок, первосортной бумаги, карандашей?

— Нет, не надо.

— Ну хорошо, — возразил голос на этот раз уже не так развязно и заискивающе, — если вам понадобится что-нибудь — вот моя карточка. До свиданья.

— Просто удивительно, сколько таких субъектов перебывает у нас задень, — огорченно заметил мистер Смит. — И все стараются продать одно и то же, всякую мелочь. Если кто у них и купит, сколько они могут на этом заработать? Шиллинг-другой, не больше. Непонятно, как они умудряются прожить на такой заработок. Да еще между ними попадаются и хорошо одетые люди. Как они существуют, для меня, право, загадка…

— Да, можно подумать, что у этого малого несколько тысяч годового дохода, — подхватил Тарджис таким обиженным тоном, словно его упрекнули в запущенности его собственного туалета. — Всегда одет с иголочки, гетры и все такое. Он ходит сюда аккуратно каждые две недели, а мы до сих пор еще ни разу у него ничего не купили.

— Он надеется, что купите. Живет надеждами, вот как я, — мрачно заметил мистер Гоус. — Только у меня еще до гетр дело не дошло. Пожалуй, следует для пробы нарядиться в них, тогда, может быть, и получу два-три крупных заказа. «Смотри-ка, старый Гоус ходит в гетрах, — скажут на Бетнел-Грин. — Придется, видно, дать ему заказ». Может быть, дадут, а может быть, и нет. — Он широко зевнул и долго не открывал глаз. — Не знаю, не знаю. — Он пробурчал это, ни к кому не обращаясь, словно бросая слова в унылую даль. — Знаю одно: в последнее время у меня по утрам что-то внутри неладно. Совсем расклеился. Доктор говорит, что это печень, и будто бы это оттого, что я выпиваю иной раз каплю виски. А я говорю, что это сердце. Ну, да, впрочем, все равно, — сердце или печень, а я присяду.