Анджей Заневский - Безымянная трилогия: “Крыса”, “Тень крысолова”, “Цивилизация птиц” Страница 8

И хотя меня охватывает страх, когда мчащиеся в безжалостной погоне крысы сбивают меня с ног или когда я натыкаюсь на останки загрызенного чужака, я все же чувствую себя здесь на своем месте, в своей стихии, дома.

Старый самец прекрасно ориентируется в этом огромном лабиринте. Он идет только ему одному известными путями, следуя к известным лишь ему одному целям.

Он не ведет меня за собой, но позволяет следовать за ним, терпит меня рядом или на шаг сзади от себя. Я убедился в этом, попытавшись как-то раз обогнать его,— он со всей силы укусил меня за хвост у самого основания и, если бы я сразу же не отступил, он, скорее всего, загрыз бы меня. Так что я остался позади с кровоточащим хвостом, глядя сзади на его мощную выгнутую спину.

Я не высовываюсь вперед, бегу за ним, подчиняюсь его воле, полагаюсь на него…

По широкому руслу течет поток нечистот. Старый самец бежит по самому краю. Вдруг он останавливается, наклоняется над водой, погружается в нее. Течение подхватывает его, несет за собой. Я прыгаю за ним. Вода заливает уши, глаза и ноздри. У неё приятный солоновато-кислый вкус и запах разбавленной мочи. Я машинально перебираю лапками — я плыву. Голова старого самца хорошо видна на фоне волнистой поверхности воды.

Он подплывает к противоположному берегу, вцепляется когтями в неровную поверхность и выскакивает на берег. Отряхивается — да так, что летящие капли попадают мне прямо в глаза.

Я собираю все свои силы, чтобы справиться с мощным течением, сносящим меня к середине потока. Я судорожно перебираю лапками, стараясь держать голову повыше, чтобы волны не заливали мордочку. Приближаюсь к противоположной стенке канала почти в том же месте, где вылез старый самец, и вцепляюсь в неё всеми когтями передних и задних лап. Пытаюсь выскочить на берег, но это мне удается не сразу. Я снова падаю в воду, снова вцепляюсь когтями в углубления шероховатой стенки, напрягаю все мышцы. На сей раз прыжок получился отлично. Вода стекает с шерсти, и я несколько раз отряхиваюсь. Старый самец уже отправился дальше. Я бегу по его следам, хорошо заметным на влажном налете, покрывающем каменный берег канала. Я нахожу его за углом — он рассматривает небольшой серый клубочек, напоминающий маленькую крысу.

Мышь держит во рту большого белого червяка. Она подняла голову повыше и в этом неудобном положении продвигается вперед. Увлекшись добычей, она не замечает нас. Она тащит, подталкивает, подбрасывает свою извивающуюся добычу. Главное — добраться до цели. В том месте, где внутрь пробивается слабый луч света, мышь тащит червяка по обломкам битого кирпича.

Я готов прыгнуть — мышцы спины напряглись. Старый самец как будто чувствует мои намерения — он поворачивается ко мне и касается моих ноздрей своими вибриссами. Тем временем мышь успевает добраться до цели — узкой расщелины в своде канала

Прыжок — и старый самец застывает рядом с отверстием. Я, слышу тонкие попискивания, доносящиеся из глубины расщелины. В покинутом крысами коридоре обосновались мыши.

По звукам ясно, что их там много. Старый самец вбегает в коридор. Внутри коридор разветвляется — нужно заблокировать все выходы, чтобы ни одна мышь не ускользнула. Мы врываемся. Мыши разбегаются, бросаются на стены, проскакивают над нашими спинами.

Старый самец наносит смертоносные удары. Одно движение его зубов — и мышь падает с перерезанным горлом, сломанным позвоночником или свернутой шеей.

Я замечаю самку, прикрывшую собой шевелящиеся, пищащие тельца. Она в ужасе сжимает в зубах одного из своих малышей, судорожно перебирающего в воздухе лапками. Быстрое движение — и самка падает замертво с перегрызенной шеей. Я убиваю мышат, разрываю зубами нежное розовое мясо, глотаю, насыщаюсь.

Мои движения становятся все более точными, все более совершенными. Раньше я не умел так легко убивать.

Убийство мыши или птицы сопровождалось множеством лишних, ненужных движений. Теперь удары точны, и я убиваю, почти не встречая сопротивления.

Старый самец продолжает искать. У дальней стенки он по запаху обнаружил гнездо — вход в него замаскирован обрывками газет. Доносящийся оттуда писк свидетельствует о том, что там он нашел большую мышиную семью.

Из обнажившегося отверстия норы выползает мышонок. Задние ноги у него парализованы. Я перегрызаю ему шею.

Старый самец перетаскивает всех убитых мышей в одно место. Его зубы поразрывали их на части. Мои пока ещё не наносят таких ран, не причиняют такого ущерба.

Насытившись, мы покидаем расщелину. У выхода уже ждут другие крысы, привлеченные запахом крови. Они жаждут продолжить нашу трапезу.

Старый самец равнодушно проходит мимо них.

Мы отправляемся на бойни, где пьем ещё теплую кровь, на склады с зерном и мукой, в пекарни, маслобойни, на свалки и помойки, в конюшни и на скотные дворы — все дальше и дальше.

Старый самец хорошо знает переулки и свалки, он умеет избегать опасностей, показывает гнезда ос и шмелей, предупреждает о подкрадывающихся лисах, куницах и ласках. Учит доставать мед из стоящей в кладовке бутылки — прогрызает пробку, а потом раз за разом опускает в густую жидкость свой длинный хвост. Движения его четки и* уверенны — он отлично знает силу своих мощных, беспрерывно растущих зубов. Он умеет открыть ими металлическую крышку на банке с ароматным топленым салом, может прогрызть тонкую жестяную стенку мясных консервов, знает, как перекусить веревку, с которой свисает копченый окорок.

Старый самец заботится о своих зубах. Мы выбираемся на поверхность по темному, вырытому крысами коридору. Я слышу отдаленный лязг трамвая, шум идущей по улице толпы. Мы движемся вдоль ровной бетонной поверхности. Одна из прилегающих друг к другу плит раскрошилась. Мы протискиваемся внутрь — осторожно, чтобы не повредить брюхо об острые прутья стальной арматуры. Здесь, в выложенном толем и залитом смолой углублении, тянется толстый кабель, покрытый оловом. По поверхности металла бегают мелкие сверкающие искорки. Я замечаю на проводах следы крысиных зубов, а на полу — металлические крошки.

Я грызу и выплевываю старое олово. Ритмично двигаются челюсти. Сопротивление металла раздражает, я стараюсь расправиться с ним, ищу положение поудобнее, грызу с разных сторон. Олово уступает перед моим напором. Я перегрызаю тонкие проволочки внутри кабеля — сверкающие искры обжигают десны, и я перестаю грызть. Мы возвращаемся.

Старый самец — отяжелевший, с поредевшей на спине и боках седой шерстью, с порванными в стычках ушами, напоминающими клочковатую грибницу, со сломанным, без кончика, длинным безволосым хвостом — сохранил ещё ловкость и хитрость, силу и осторожность.

Я подсматриваю за его действиями, перенимаю приемы, учусь заранее чувствовать опасность, учусь быть предусмотрительным. Кошки, змеи, ястребы, совы, вороны, свиные зубы, конские копыта, коровьи рога, ловушки, падающие на голову оловянные гири, нафаршированные ядом куриные и рыбьи головы, отравленное зерно, едкие жидкости и газы, которые пускают в норы, люди и крысы — старый самец знаком со всеми подстерегающими на пути опасностями, он познал их за свою долгую жизнь и он знает, что рычащий автомобиль куда менее опасен, чем бесшумно летящая сова или тихо крадущийся кот.

В углу подвала лежат аппетитно пахнущие пирожные. Старый самец обнюхивает их, отходит в сторону, возвращается, опять обнюхивает, не дотрагиваясь зубами.

С большим трудом, стараясь не касаться шерстью поверхности пирожных, он обливает их мочой и оставляет свои испражнения, оповещая всех, что угощение несъедобно.

В соседних подвалах среди стопок бумаги нет ничего съедобного. Зато в нескольких местах мы обнаруживаем такие же пирожные и печенье, а в гнезде, устроенном в ящике с бумагами,— останки крысиного семейства, наевшегося отравленных лакомств.

Мы находим ещё много покинутых крысами гнезд, разлагающиеся трупы мышей и дохлого кота. Мы быстро покидаем это напичканное отравой здание.

В другой раз я нахожу насаженную на стальную проволоку аппетитно пахнущую голову от копченой трески. Старый самец ведет себя так, как будто совершенно не замечает восхитительного аромата. Это несколько сдерживает мои намерения, хотя зрелище стекающего с рыбьей головы жира притягивает, как магнит, и я сглатываю стекающую в рот слюну.

Старый самец идет дальше, как будто источающей запахи рыбьей головы просто не существует. Мимо нас проскакивает привлеченный ароматом, подпрыгивающий от радости молодой самец.

Сейчас он возьмется за вкусный трофей, вонзит свои резцы в хрустящую пахучую шкурку, станет рвать нежные волокна, сожрет застывшие желеобразные глаза, доберется до мозга.

Я отберу у него рыбью голову. Ведь я же сильнее! И я поворачиваю назад.

Голова все ещё торчит на кривой проволоке. Молодой самец приближается. Резкий щелчок — и металлический валик перебивает крысе хребет. По резцам стекает струйка крови. Хвост вздрагивает в конвульсиях. Конец. Мне хочется сбежать подальше отсюда. Но старый самец пробегает мимо меня, направляясь прямиком к рыбьей голове. Он поднимается на задние лапы, опираясь на хвост, стаскивает лакомство с загнутой проволоки и, сжимая его в зубах, возвращается ко мне. В ловушке остается молодая крыса с перебитым позвоночником и струйкой свернувшейся крови на морде. Я бегу за старым самцом, за восхитительным ароматом копченой рыбы.