Карлос Фуэнтес - «Чур, морская змеюка!» Страница 8

— Что такое, Лавджой?

— Супруг не явился к ужину.

— Какой еще супруг? Ты воображаешь, что на этом теплоходе я представляю городскую мэрию?

— Супруг латиноамериканки.

— А-а, тот! Уж не заболел ли? А врача позвали? Надо полагать, внезапное изнеможение?

— Нет, нет, мистер Джек. Он попросил бульон и пирожок с мясом. Я только что отнес это в каюту.

— Хорошо, Лавджой. Можешь идти.

— Всегда к вашим услугам, сеньор!

Джек улыбнулся соседям по столу, вытер губы салфеткой и поднял палец.

— «Соммелье»! — сказал он вполголоса молодому официанту в очках, который поглаживал позолоченный медальон. — И «Дом Периньон» сеньоре на двадцать третий столик. — Джек подписал чек и снова улыбнулся.

— Ах вот как! — сказала сеньора Дженкинс в тот самый момент, когда Джек убедился, что бутылка вина в серебряном ведерке с влажными салфетками попала наконец на стол к Исабели.

— А почему, собственно, вы ахаете? — зло спросил Джек.

— Разве можно быть таким грубым, мистер Джек! — засмеялась мисс Дженкинс. — Джентльмены, неужели мы станем терпеть за нашим столом этого «бунтаря без причины»?

Англичанин из Глоустера подкрутил усы, напыжился, и отвороты его белого смокинга оттопырились еще больше.

— Демократия! Вы ее хотели — и вот она перед вами! В жизни не думал, что буду ужинать за одним столом с бывшим лакеем!

Он сытно хохотнул, но Джек уже не прислушивался к его словам. Спрятав подбородок в ладони, он следил за каждым движением Исабели, получившей французское шампанское.

— О! Противный мальчишка! — замурлыкала мисс Дженкинс, делаясь все более похожей на помесь слона и кошки. — Я вижу все, что там происходит. Она, конечно, покраснела! Говорит, что не заказывала к ужину шампанского. Ну а официант объясняет, что бутылка послана в знак почтения молодым человеком с круглого стола. Она покраснела еще больше. Наверно, думает, что это по случаю ее недавнего бракосочетания. Послушайте, мистер Чарли, вы видели когда-нибудь столь несочетаемое сочетание, как эта мексиканка и мой земляк?

— Ох, все эти «бунтари без причины», — заворчал белоусый джентльмен, — все эти черноблузники, стиляги, пижоны, папарацци[43] — язва нашего века!

— Не будь невеждой, Чарли! — Пожилой человек с бородкой ловким движением вытащил хребет из жареной камбалы. — Папарацци — вовсе не молодые рассерженные люди, а итальянские макароны.

— Хо-хо-хо! — затрубила, как слон, мисс Дженкинс. — Вот вам и цена английской прессы! Папарацци так же далеки от спагетти, дорогой мистер Томми, как евнухи от мужчин, хотя в последнем случае внешний вид может ввести в заблуждение!

— Да заткнитесь! — крикнул Джек сквозь хохот соседей по столу и тут же послал Исабели одну из своих самых ослепительных улыбок, которую она приняла, хоть и смутилась, хоть и совсем низко опустила голову над тарелкой.

— Ну, так что же такое папарацци? — спросил мистер Томми, смачно жуя филе.

Чарли: — Итальянский солдат с петушиными перьями на голове.

Мисс Дженкинс: — Египетская курица с перышками итальянца на хвосте!

Томми: — Средневековая пытка: раскаленное железо, которым тычут в то место, откуда растет хвост.

Чарли: — Хвост стал темой сегодняшнего вечера? Прекрасно! Вообразите, что будет, если люди начнут узнавать друг друга по хвостам!

Томми: — Добрый день, сеньор! Какой у вас сегодня пышный хвост!

Мисс Дженкинс: — Подмажьте свой хвост румянами, и будете вы без изъянов!

Томми: — Как я узнаю ваш хвост на карнавале под такой маской?

Чарли: — Теперь с развитием хвостовой хирургии ты можешь стать знаменитой кинозвездой!

Мисс Дженкинс: — Прием пищи станет сплошным неприличием, зато друзей будут принимать в клозетах!

Томми: — И официанты не будут приносить, а только уносить.

Чарли: — Oh what a jolly world![44]

Джек ударил кулаком по столу:

— Да закройте вы свои мерзкие рты!

— Попал в самую точку! — завопил Томми. — Вот именно: закрыть рты и открыть…

— Папарацци — это те похабники, которым пришло в голову сфотографировать крупным планом грудь Аниты Экберг! — закричал Джек, давясь хохотом, который подхватили все остальные.

— Нет хуже, чем смешаться с людьми из низших классов, — сказал пунцовый от смеха Чарли, утираясь салфеткой.

— Спаси Британию! — громко икнул Чарли, поднимая свой бокал.

— Некоторые люди теряют чувство меры, — ледяным голосом проговорила дама, проходившая мимо их стола.

— Спаси, — повторил Томми, поднимая рюмку и обдавая даму откровенно презрительным взглядом.

— Этот королевский трон для шлюх, этот остров со скипетром, взятым напрокат, эта земля Величеств, это кресло Стефана Уорда, еще одного Энтони Идена и demi-tasse,[45] this happy breed of nymphs and kinkys,[46] эта кормилица гигантов Ямайки, это чрево, забеременевшее от Баттенбергов,[47] эта благословенная земля, эта Англия!

Томми плюхнулся на стул и посмотрел остекленевшими глазами на сеньору Дженкинс.

— Ну как? Есть ли у американцев такая поэзия?

Мисс Дженкинс величественно поднялась и, тряся двойным подбородком, запищала, не обращая внимания на смешки официантов, глазевших на это действо в опустевший столовой.

— Oh say! Can you see by the dawn's early light, what so proudly we hailed at the twilight's last gleaming![48]

Учительница драматически протянула вперед руки, и лицо ее ожесточилось.

— Бах! Деток Алабамы взялись убивать! Бац! Лизка и Дик[49] залезли в кровать. Бум! Убежища-люкс у славного Рокки, покупайте, пока не прошли все сроки! Джек Паар[50] — наш Гомер, а Фултон Шиин[51] — всем пример! Блям! Растрогали до слез Никсон с собакой, в Сан-Квентине Чесмана[52] жарят со смаком! Ну, чего не хватает! Хочешь неба? Спеллман[53] подарит! Хочешь сантиментов? Иди на Либерейча![54] Хочешь заполучить друзей и стать влиятельным? Дарн миллионы Испании и Вьетнаму! Хочешь играть в пиратов? Топись в заливе Кочинос! Хочешь культуры? У тебя есть Джекки — украшение Белого дома! О! Наивность вчерашнего дня! О! Бревенчатые сторожки! О! Пионеры дальнего Запада! О, набеги индейцев сиу! О, буколическая лужа Уолдена![55] О, охота на «Сайлемских ведьм»! О, Миллер! Да здравствует Линкольн, густо напудренный, да здравствует Грант, протертый дезодором, да здравствует Джефферсон, посаженный на биде десегрегации! Потребляйте! Потребляйте все, земные кретины! Нюхайте дерьмо носом Буратино!

Огромным студенистым сгустком, вернее, слонихой или топором свалилась мисс Дженкинс на руки Чарли. Ее багровое лицо чуть не задело раскрытый рот Исабели, сидящей возле Джека.

— Так вы не пьете, дорогая экс-дева? — простонала мисс Дженкинс и потеряла сознание.

— Что с ней? — вскрикнула испуганная Исабель. — Я вообще ничего не понимаю. Сеньор, вы были очень внимательны ко мне, но теперь мне пора подняться к себе в каюту…

Джек осторожно придержал ее за локоть.

— И вы не поможете нам привести в чувство мисс Дженкинс?

— Куда мы потащим этот розовый цеппелин свободы? — спросил Томми и чуть не упал, потянувшись за транзистором.

— Да заберите ее поскорее! — не своим голосом заорал Чарли, едва выдерживая девяносто восемь килограммов, завернутых в шелк.

— В бар! В бар! — оживился Томми и, вытянув вперед руку, стал раскачивать приемник, внутри которого погремушкой звякала бутылка виски.

— Ты похож сейчас на Джорджа Вашингтона, переплывающего реку Дэлавэр, — пробормотала мисс Дженкинс, приоткрыв один глаз.

— Реку из чистого виски с ледяными айсбергами! — завизжал Чарли, подхватывая мисс Дженкинс под мышки. — Независимость и революция на скалах!

Поднатужившись, Томми взял учительницу за ноги, Чарли подхватил ее за плечи, и веселая процессия, которую замыкали Исабель и Джек, двинулась к бару.

— Вот видите, сеньора Битл! И на «Родезии» можно повеселиться!

— Сеньора? Ах да, да… сеньора Битл… А он сказал… то есть мой муж сказал, что я должна повеселиться… Только я не знала…

— А что вы знали, сеньора? Изабелла? Позвольте мне называть вас Изабеллой?

Дверь лифта открылась, и вся компания кое-как втиснулась внутрь. Лифтер, совсем еще молодой парнишка, зажал ладонью рот, едва удерживаясь от смеха.

Калифорнийская учительница стояла посреди лифта, точно тяжелая стена без фундамента, а оба ее кавалера беспомощно озирались по сторонам, не зная, обо что опереться в этой безмолвной лакированной клетке. Джек и Исабель предусмотрительно отодвинулись от них в самый угол.

— Но меня зовут Исабель, а не Изабелла. И вообще откуда вы меня знаете?

Джек сделал жест, в котором было и вдохновение, и великолепная небрежность, и даже снисходительная усталость.