Артур Шницлер - Жена мудреца (Новеллы и повести) Страница 89

В глубине души Дионисия всегда смутно желала, чтобы возлюбленный воспротивился ее тщеславным помыслам, и теперь, поняв это, она начала презирать князя за его неизменную податливость и уступчивость. Чтобы унизить его, она стала принимать в княжеской постели молодых придворных, к которым чувствовала мимолетное влечение. Поначалу стыд и раскаяние заставили князя затаить свое горе; но вскоре бушевавшие в нем страсти толкнули его в объятия доступных женщин, для которых, как когда-то для Дионисии, теперь открылись двери княжеских покоев. Словно в отместку за это, еще щедрее посыпались дары и почести на фаворитов Дионисии, сумевших утолить сжигавшую ее жажду наслаждений. Весь двор завертелся в вихре бесстыдной, бездумной и разгульной жизни. Вскоре в народе пронесся слух, что огромные светильники, освещавшие парадные залы замка во время ночных оргий, сами собой гасли, словно захлестнутые грязным потоком разнузданной похоти, которой предавались князь и его подруга со своими любовниками и любовницами. Однажды на рассвете из залы, заполненной толпой пирующих, среди которых бесцельно бродил обезумевший князь с зажатым в руке кинжалом, выбежала Дионисия. Накинув на плечи драгоценный плащ и прикрыв его полой лицо, она бросилась вниз по лестнице. Решив в последний раз поддаться охватившему ее желанию, она побежала к обрамленному старыми буками заброшенному пруду в глубине парка, чтобы вместе с опостылевшей жизнью похоронить на его дне и свой позор, и свою тоску, и свое безумие. Но, увидев в зеркальной воде свое искаженное мукой лицо, она вдруг вспомнила о том, что она мать. Последние два года это редко приходило ей на ум. Резко повернувшись, она бросилась назад, к замку, ломая клонящиеся к земле ветви, и стремглав взлетела по лестнице в спальню семилетнего принца. Подбегая к его кроватке, она хотела лишь одного — схватить сына и увлечь его вместе с собой в небытие. Но когда увидела невинное личико ребенка, дышавшее безмятежным спокойствием и словно источавшее какой-то волшебный свет, сердце ее затрепетало. Новое решение внезапно пронзило ее мозг и сразу же настолько завладело ею, что она взяла спящего принца на руки и как была, босиком, пошла с ним в парадную залу, где князь сидел в полном одиночестве. Отбросив в сторону кинжал и подперев рукой взлохмаченную голову, он мрачно глядел на развороченный, усыпанный увядшими цветами пиршественный стол. В этот миг она поняла, что и его охватило желание умереть. Увидев Дионисию со спящим принцем на руках, он впился в нее долгим взглядом и, наконец, спросил о причине столь странного появления. Тогда она осторожно, словно драгоценный дар, поднесла к нему сына и потребовала, чтобы принц в тот же день был объявлен наследником престола. Но вместо ответа последовало лишь озадаченное молчание. Как раз в эту минуту из-за горизонта выглянуло солнце; озаренная его лучами, она поклялась, что с позорной и разгульной жизнью последних лет покончено и что она полна решимости отныне посвятить себя целиком заботам о благе и процветании государства, ибо хочет стать верной подругой и помощницей возлюбленного князя. Она чувствует в себе достаточно сил, чтобы смыть позор минувших лет славой грядущих, и готова жизнью своей поручиться, что в памяти народа безвозвратно ушедшие времена будут жить лишь как смутное воспоминание о каком-то тяжком недуге и в конце концов станут лишь легендой. Провозглашение ее сына наследником престола станет последним актом произвола — столь же простительным, сколь и необходимым, ибо во всех отношениях пойдет лишь на благо страны. Просиявший от радости князь тут же согласился. Немедленно был созван совет высших сановников. Спокойно и величаво князь возвестил свою волю; возражать никто не осмелился. Решение это объявили народу, и были приняты меры к тому, чтобы его восприняли с восторгом. Вечером во всех домах зажглись праздничные огни и началось такое веселье, словно и впрямь в тот день царственная супруга подарила возлюбленному монарху долгожданного сына и наследника. Впервые за много дней Дионисия дала себя обмануть и сочла купленные и вынужденные угрозами приветственные клики толпы за выражение вновь воскресших надежд добросердечного и незлопамятного народа, легко простившего своему милостивому государю былые обиды. Исполненная торжествующей гордости, вышла она об руку с князем на балкон, пред которым собралась толпа народа. Все громче раздавались голоса, требовавшие показать принца, ибо в столь торжественный день, вознесший ребенка к избранникам судьбы, они имели право взглянуть на наследника престола. Вне себя от счастья поспешила Дионисия к сыну. Не обратив внимания на то, что стражи, обычно охранявшей вход в покои принца, не оказалось, она вбежала в комнату. У порога распласталось тело его воспитательницы. В предчувствии недоброго Дионисия кинулась к кроватке сына и увидела кровавые пятна на простынях и остекленевшие глаза под глубокой, зияющей посреди лба раной; лицо ребенка было искажено страданием. Лишь один миг длилось страшное оцепенение; но вот Дионисия схватила трупик и, словно обезумев, бросилась с ним на руках по комнатам, переходам, лестницам замка, казавшегося вымершим; наконец, она вновь появилась на балконе подле одиноко стоявшего пред толпой князя и показала окровавленный труп принца. Потом обратилась к толпившимся под балконом людям, бессвязно заклиная их страшно отомстить убийцам. Князь, в ужасе отшатнувшийся от нее, словно от призрака, поспешил скрыться, и Дионисия осталась на балконе одна. Толпа у замка замерла в гробовом молчании; ни одного слова сочувствия к обезумевшей от горя матери, ни одного возмущенного возгласа. Все словно уверовали в то, что ребенок умерщвлен не рукой злодея, а волей всевышнего, восставать против которой и тщетно и грешно. Будто дождавшись наконец справедливого возмездия, безмолвные и присмиревшие люди начали незаметно расходиться и постепенно скрылись во мраке ночи. Тщетно взывала в пустоту впавшая в отчаяние мать; потом, не выпуская из рук окровавленного трупа сына, в изнеможении опустилась на каменные плиты балкона.

Когда она очнулась, вокруг царила мертвая тишина. Она была одна, труп сына исчез. На какой-то миг она вообразила, что все ужасы минувшего дня привиделись ей в кошмарном сне. Но пятна крови на руках вернули Дионисию к действительности. Она поднялась, подошла к перилам и огляделась. Сумрачный рассвет вползал на опустевшую площадь перед замком. Дионисия бросилась во внутренние покои. Нигде ни души. Ни стражи в коридорах, ни лакеев в комнатах; в конюшнях — ни одной лошади, ни одного экипажа. Дионисия осталась одна в обезлюдевшем замке. Все живое бежало из этих стен, словно над ними тяготело проклятье. Леденящий душу ужас сковал Дионисию, и она никак не могла решиться покинуть замок. Но потом она вспомнила про подземный ход, соединявший ее опочивальню с городской резиденцией князя. Открыв потайную дверцу, Дионисия ступила во мрак и без оглядки помчалась вперед. Коридор был так узок, что платье ее, развеваясь, касалось его стен. Постепенно мрак начал рассеиваться, но конца пути все еще не было видно. Она бежала так, словно за ней гнались, и, наконец, добралась до заветной дверцы; толкнув ее, она оказалась лицом к лицу с князем, одиноко сидевшим за письменным столом, скупо освещенным пламенем свечи. Увидев перед собой Дионисию, словно вышедшую из стены, он вздрогнул от неожиданности, и глаза его трусливо забегали, когда он попытался спрятать лежавший перед ним лист бумаги. Но она схватила листок — и он выпустил его из дрожащих рук. Дионисия прочла свой собственный смертный приговор, под которым не хватало лишь подписи князя. Ни разу еще не приходилось ей видеть любимого некогда человека столь жалким, столь утратившим былое величие; в полной растерянности он лепетал бессильные, но зловещие слова: дескать, он находится во власти могущественных сил, заточивших его в его же собственном дворце. Княгиня-изгнанница с преданной свитой уже на пути в столицу, и спасти свою свободу, страну, трон, а может быть, и жизнь можно, лишь поставив свое имя под этим приговором. Он-де неприятно удивлен приходом Дионисии. В глубине души он надеялся, что она спаслась бегством и находится уже в безопасности. Разве замок не был пуст? Разве ей не были открыты все пути? Себя, и только себя одну, должна она винить за то, что не сумела наилучшим образом воспользоваться всеобщим смятением и словно умышленно обрекла себя на верную гибель. Он даст ей случай убедиться, — его голос с каждым словом звучал все увереннее и резче, — что он поистине милостивый правитель: он не кликнет стражу, чего она, понятно, имеет все основания опасаться. Нет, он предоставит ей возможность воспользоваться для бегства тем же путем, которым она пришла, пусть она переждет день в потайном ходе, а с наступлением ночи выйдет из него на противоположном конце. Он не выдаст ее и даже позаботится о том, чтобы загородный замок пустовал еще один день; но по истечении этого срока пусть уж постарается побыстрее убраться отсюда как можно дальше. А в заключение заверил ее своим княжеским словом, что до той поры она может не опасаться погони.