Сьюзан Кулидж - Что Кейти делала Страница 9

Тетя Иззи, вошедшая со свечой в руках, остановилась в дверях, изумленная этим зрелищем. Затем она села и стала ждать, пока Кловер кончит молиться; Кловер же не осмеливалась сделать это и в отчаянии снова и снова повторяла первую строку молитвы. Наконец тетя Иззи сказала очень сурово: «Довольно, Кловер! Вставай!» Кловер поднялась с колен, чувствуя себя преступницей, и не зря, ибо притворяться, что молишься, было гораздо худшим проступком, чем не послушаться тетю Иззи и не лечь в постель до десяти часов, хотя, я думаю, Кловер едва ли понимала это тогда.

Тетя Иззи сразу начала раздевать ее и одновремено задала столько вопросов, что вскоре уже знала всю правду. Она строго отчитала Кловер и отправила ее мыть залитое слезами лицо, а сама подошла к постели, где лежали, притворяясь спящими, Джонни и Дорри и посапывали так явно, как только умели. Вид постели показался тете Иззи несколько странным, и это заставило ее взглянуть внимательнее: она приподняла одеяло, и там, разумеется, лежали они — полуодетые и в уличных ботинках. Обнаружив это, тетя Иззи так встряхнула маленьких плутов, что тут проснулись бы даже самые неисправимые сони. Отшлепав, отругав, раздев и снова уложив Джонни и Дорри, тетя Иззи потеплее укрыла их одеялом и только тогда в первый раз хватилась Элси.

— Где моя бедная Элси? — воскликнула она.

— В постели, — коротко отозвалась Кловер.

— В постели! — повторила тетя Иззи, весьма удивленная.

Затем, наклонившись, она решительным рывком выкатила из-под кровати Джонни и Дорри низенькую кроватку на колесиках, и там действительно лежала Элси, одетая и в башмаках. Она спала так крепко, что никакие толчки, щипки и окрики не могли ее разбудить. И все время, пока тетя Иззи снимала с нее платье, расшнуровывала ботинки, надевала на нее ночную рубашку, Элси спала и благодаря этому единственная из детей не получила в эту ужасную ночь заслуженного нагоняя.

Кейти даже не попыталась сделать вид, что спит, когда тетя Иззи вошла в ее комнату. Мучимая запоздалым раскаянием, она лежала в постели, чувствуя себя очень несчастной из-за того, что навлекла неприятности и на себя, и на остальных и что снова осталось неосуществленным принятое ею решение «быть примером для младших». Ей было так тяжело и горько, что суровые слова тети Иззи принесли чуть ли не облегчение: и хотя она уснула в слезах, было это, скорее, от собственных гнетущих мыслей, чем оттого, что ее отругали.

Она плакала еще горше на следующий день, после того как доктор Карр поговорил с ней серьезнее, чем когда бы то ни было. Он напомнил ей о тех днях, когда мама умирала, и о том, как она сказала тогда: «Кейти, когда подрастет, заменит младшим мать». А потом он спросил Кейти, не кажется ли ей, что уже пришла пора для нее занять это дорогое место матери в отношении младших детей. Бедная Кейти! Она рыдала так, словно сердце ее разрывалось на части, и, хотя она ничего не обещала, я думаю, что она никогда больше не вела себя так безрассудно, как в тот понедельник. Что же до остальных, папа собрал их всех вместе и дал ясно понять, что впредь они не должны играть в «Кикери». Папа так редко запрещал какие-либо игры, даже самые буйные, что этот приказ произвел большое впечатление на непослушный выводок, и они ни разу не играли в «Кикери» с того дня и по сей день.

Глава 5

На сеновале

— Ну и ну! — сказала мисс Петингил, опустив шитье. — Ох уж эти дети! Ничего подобного не видела! Да что же это такое они затевают?

Мисс Петингил сидела в маленькой комнатке, выходившей окнами на задний двор. Она всегда занимала ее, когда на неделю поселялась в доме Карров, чтобы помочь починить и переделать старую одежду. Это была милейшая и забавнейшая старушка из всех, какие когда-либо зарабатывали на жизнь поденным шитьем. У нее было круглое лицо, наводившее на мысль о хорошо испеченном яблоке, — столько на нем было веселых морщинок и добродушных складочек. Она была маленькой и худенькой, носила чепчик и накладную челку из искусственных волос, цветом напоминавших очень запыленную спину ньюфаундлендаnote 9. Зрение у нее было слабое, и ей приходилось носить очки, но, несмотря на это, она была отличной швеей. Все любили мисс Петингил, хотя тетя Иззи и сказала однажды, что язык у старушки «подвешен посредине». Тетя Иззи выразилась так в минуту раздражения и, разумеется, никак не ожидала, что Фил сразу же пойдет и попросит мисс Петингил «высунуть язык». Старушка любезно откликнулась на его просьбу, а остальные дети столпились вокруг них, чтобы поглядеть. Всем показалось, что язык ничем не отличается от других языков, но Фил упорно искал в нем чего-нибудь необыкновенного; ведь что-то должно быть, раз он подвешен таким странным образом!

Куда бы ни отправлялась мисс Петингил, все ее сокровища были при ней. Дети любили смотреть, как она распаковывает в день приезда свои вещи, — это было почти как сказка или цирк. Мисс Петингил очень боялась грабителей и иногда лежала без сна далеко за полночь, прислушиваясь, не лезут ли они в дом. Ничто на свете не могло заставить ее отправиться куда-либо, не взяв с собой то, что она называла своим «столовым серебром». Это пышное название относилось к шести чайным ложечкам, очень старым, тонким, острым и блестящим, и ножу для масла, надпись на ручке которого разъясняла, что это было «Подношение в знак благодарности за спасение жизни семилетнего Итуриела Джобсона, пораженного флегмонозной ангиной». Мисс Петингил очень гордилась своим ножом. Он и ложечки путешествовали с ней в маленькой корзинке, висевшей у нее на локте. Мисс Петингил никогда не оставляла эту корзинку вне поля зрения, даже когда члены семейства, на которое она работала, были наичестнейшими людьми на свете.

Мисс Петингил никогда не отправлялась в путь не только без корзинки со столовым серебром, но и без Тома, своего пестрого кота. Том был красавцем и знал свою силу; он правил старушкой железной рукой и всегда занимал кресло-качалку, где таковое было. Неважно, говорила хозяевам мисс Петингил, где будет сидеть она, но Том очень нежное создание, и ему непременно должно быть удобно. Большая семейная Библия, красная, из мериносовой шерсти, подушечка для булавок, гравированные портреты старых мистера и миссис Петингил и Питера Петингила, который утонул в море, и фотографии миссис Портер, в девичестве Марши Петингил, ее мужа и всех их детей также всегда сопровождали мисс Петингил. Возила она с собой и множество маленьких коробочек и баночек с лекарствами домашнего изготовления, а также пузырьков и бутылочек, наполненных травяными чаями. Не имея всего этого под рукой, мисс Петингил не смогла бы заснуть, ведь, как объясняла она, кто знает, не заболеет ли она «вдруг» чем-нибудь и не приведет ли отсутствие маленькой дозы имбирного бальзама или мятной настойки к скоропостижной смерти?

Мисс Петингил часто приглашали в дом доктора Карра, и она хорошо знала, какой ужасный шум вечно поднимают дети доктора, поэтому только нечто совершенно из ряда вон выходящее могло заставить ее, как на этот раз, бросить работу и подскочить к окну. Гвалт во дворе действительно был поистине потрясающим: Дорри кричал «ура», слышался топот ног и пронзительные радостные возгласы. Выглянув в окно, мисс Петингил увидела, как все шестеро — нет, семеро, так как Сиси тоже была здесь, — вереницей появились из двери дровяного сарая — впрочем, это была даже не дверь, а просто высокий проем в стене — и помчались с криками через двор. Их возглавляла Кейти, которая несла большую черную бутылку без пробки, а остальные держали в каждой руке что-то похожее на печенье.

— Кэт-рин! Кэт-рин! — пронзительно закричала мисс Петингил, громко застучав в оконное стекло. — Разве ты не видишь, что идет дождь! Как тебе не стыдно тащить во двор всех братишек и сестренок, чтобы они вымокли!

Но никто не слышал ее; пробежав через двор, дети исчезли в другом сарае, где ничего не было видно, кроме мелькающих панталончиков, которые поднимались вверх по тому, что издали казалось лестницей в задней части сарая. С недовольным брюзжанием мисс Петингил втянула голову в плечи, водрузила на нос очки и снова принялась за починку принадлежавшего Кейти платья из шерстяной шотландки, на переднем полотнище которого были две огромные поперечные зигзагообразные прорехи. Как ни странно, но платья Кейти всегда рвались именно в этом месте!

Если бы глаза мисс Петингил были немного позорче, она увидела бы, что дети поднимались вовсе не по лестнице, а по высокому деревянному столбу, в который на расстоянии фута друг от друга были вбиты гвозди. Чтобы шагнуть с одного гвоздя на другой, нужно было высоко задрать ногу, и младшие могли подняться наверх только благодаря тому, что снизу их усердно подталкивали Кловер и Сиси, а сверху, протянув им руку, тащила Кейти. Наконец все благополучно оказались наверху, в восхитительном укромном месте, которое я собираюсь описать.