Уильям Теккерей - Приключения Филиппа в его странствованиях по свету Страница 9

Когда старикъ Рингудъ, въ концѣ своей жизни, пріѣзжалъ навѣщать свою милую племянницу и ея мужа и дѣтей, онъ всегда привозилъ въ карманѣ плеть и хлесталъ ею всѣхъ въ домѣ. Онъ насмѣхался надъ бѣдностью, надъ притязаніями, надъ низостью этихъ людей, когда они становились передъ нимъ на колѣна и воздавали ему почести. Отецъ и мать дрожа приводили дочерей получить наказаніе и, жалобно улыбаясь, сами принимали оплеухи въ присутствіи своихъ дѣтей.

— А! говорила гувернантка француженка, скрежеща своими бѣлыми зубами:- я люблю когда пріѣзжаетъ милордъ. Вы каждый день хлещете меня, а милордъ хлещетъ васъ, а вы становитесь на колѣни и цалуете плеть.

Они точно становились на колѣни и принимали бичеваніе съ примѣрной твёрдостью. Иногда бичъ падалъ на спину папа, иногда на спину мама, а иногда хлесталъ Агнесу, а иногда хорошенькія плечики Бланшъ. Но мнѣ кажется, что милордъ болѣе всего любилъ раздѣлываться съ наслѣдникомъ дома, молодымъ Рингудомъ Туисденомъ. Тщеславіе Ринга было очень тонкокожее. Эгоизмъ его легко было ранить, а кривлянья его при наказаніи забавляли стараго мучителя.

Когда подъѣзжалъ экипажъ милорда — скромный маленькій коричневый грумъ, съ чудной лошадью, съ кучеромъ, похожимъ на лорда канцлера, и великолѣпнѣйшимъ лакеемъ — дамы, знавшій топотъ колёсъ его экипажа и ссорившіяся въ гостиной, заключали перемиріе; мама пишетъ за столомъ прекраснымъ, чоткимъ почеркомъ, которымъ восхищаемся мы всѣ; Бланшъ сидитъ за книгой; Агнеса совершенно естественно встаётъ изъ-за фортепьяно. Ссора между этими кроткими, улыбающимися, деликатными созданіями! Невозможно! отъ самаго обыкновеннаго женскаго лицемѣрія какъ мущины краснѣли бы и конфузились, а какъ легко, какъ граціозно, съ какимъ совершенствомъ женщины дѣлаютъ это!

— Ну, заворчалъ милордъ: — вы всѣ приняли такія милыя позы, что навѣрно вы грызлись. Я подозрѣваю, Марія, что мущинамъ должно быть извѣстію какой чертовски дурной характеръ у нашихъ дѣвочекъ. Кто можетъ видѣть какъ вы дерётесь? Вы вѣдь умѣете притихнуть при другихъ, маленькія обезьяночки. Я скажу вамъ вотъ что: вѣрно горничныя разсказываютъ лакеямъ въ комнатѣ ключницы, а лакеи своимъ господамъ. Честное слово, въ прошломъ году въ Унгиэмѣ Гринудъ испугался. Отличная была партія, прекрасный домъ въ городѣ и въ деревнѣ. Матери у него нѣтъ, Ангеса могла бы дѣлать что хотѣла, еслибы не…

— Не всѣ ангелы въ нашемъ семействѣ, дядюшка! вскричала, покрасневъ, миссь Агнеса.

— И мать ваша слишкомъ бойка на языкъ. Мущины боялись тебя, Марія: я слышалъ это отъ многихъ молодыхъ людей; въ Уайтѣ [9] объ этомъ говорятъ совершенно свободно. Жаль дѣвушекъ, очень жаль! Мнѣ приходятъ и говорятъ Джэуъ Голль и другіе, бывающіе вездѣ.

— Право мнѣ всё равно, что говоритъ обо мнѣ капитанъ Голль — противный негодяй! кричитъ Бланшъ.

— Вотъ вы и сбѣсились! Голль никогда не имѣлъ своего собственнаго мнѣнія; онъ только подхватываетъ и разноситъ что говорятъ другіе. И онъ разсказываетъ будто всѣ мущины говорятъ, что они боятся вашей матери. Что вы, полно-те! Голль не имѣетъ своего мнѣнія. Кто-нибудь вздумаетъ совершить убійство, а Голль будетъ ждать у дверей. Самый скромный человѣкъ. Но я поручилъ ему разспросить о васъ. И вотъ что я слышу. И онъ говоритъ, что Агнеса строитъ глазки докторскому сыну.

— Какъ ему не стыдно! кричитъ Агнеса, проливая слёзы подъ своею пыткой.

— Она старше его, но это не препятствіе. Красивый мальчикъ, вы вѣрно не будете противиться? У него есть деньги и материнскія и отцовскія: онъ долженъ быть богатъ. Пошлый, но талантливый и рѣшительный человѣкъ этотъ докторъ — и человѣкъ способный, какъ я подозрѣваю, на всё. Не буду удивляться, если онъ женится на какой-нибудь богатой вдовушкѣ. Эти доктора имѣютъ огромное вліяніе на женщинъ и, если я не ошибаюсь, Марія, твоя бѣдная сестра подцѣпила…

— Дядюшка! вскрикиваетъ мистриссъ Туисденъ, указывая на дочерей: — при нихъ…

— При этихъ невинныхъ овечкахъ! Гм! Ну, я думаю, что Фирминъ изъ породы волковъ, и старый вельможа смѣётся и выставляетъ свои свирѣпые клыки.

— Съ огорченіемъ долженъ сказать, милордъ, что я согласенъ съ вами, замѣчаетъ мистеръ Туисденъ. — Я не думаю, чтобы Фирминъ былъ человѣкъ съ высокими правилами. Талантливый человѣкъ? Да. Человѣкъ образованный? Да. Хорошій докторъ? Да, Человѣкъ, которому удаётся въ жизни? Да! Но что такое человѣкъ безъ правилъ?

— Вамъ слѣдовало бы быть пасторомъ, Туисденъ.

— И другіе то же говорили, милордъ. Моя бѣдная матушка часто сожалѣла, что я не выбралъ духовное званіе. Когда я былъ въ Кэмбриджскомъ университетѣ, я постоянно говорилъ въ нашемъ политическомъ клубѣ. Я практиковался въ искусствѣ говорить рѣчи. Я не скрываю отъ васъ, что моею цѣлью была публичная жизнь. Признаюсь откровенно, что Нижняя Палата была бы моей сферой; а если бы мнѣ позволили мои средства, я непремѣнно выдвинулся бы вперёдъ.

Лордъ Рингудъ улыбнулся и подмигнулъ племянницѣ.

— Онъ хочетъ сказать, моя милая, что ему хотѣлось бы ораторствовать на мой счотъ, и что мнѣ слѣдовало бы предложить его депутатомъ отъ Уипгэма.

— Я думаю найдутся члены парламента и похуже, замѣтилъ мистеръ Туисденъ.

— Если бы всѣ были похожи на васъ, парламентъ походилъ бы на звѣринецъ! заревѣлъ милордъ. — Ей-богу, мнѣ это надоѣло. Мнѣ хотѣлось бы видѣть у насъ короля-молодца, который заперъ бы обѣ палаты и заставилъ молчатъ всѣхъ этихъ болтуновъ.

— Я партизанъ порядка — но любитель свободы, продолжалъ Туисденъ. — Я утверждаю, что наша конституція…

Я думаю, милордъ, позволилъ бы себѣ кое-какія изъ тѣхъ ругательствъ, какими изобильно украшался его старомодный разговоръ; но слуга доложилъ въ эту минуту о мистерѣ Филиппѣ Фирминѣ и на щекахъ Агнесы, которая чувствовала, что глаза стараго лорда устремлены на неё, вспыхнулъ слабыя румянецъ.

— Я видѣлъ васъ въ оперѣ вчера, говорилъ лордъ Рингудъ.

— И я васъ видѣлъ тоже, отвѣчаетъ прямодушный Филь.

На лицахъ женщинъ выразился ужасъ и Туисденъ испугался. Туисдены иногда бывали въ ложѣ лорда Рингуда. Но старикъ сиживалъ иногда въ другихъ ложахъ, гдѣ они никогда не могли видѣть его.

— Зачѣмъ вы смотрите на меня, а не мы сцену сэръ, когда бываете въ оперѣ? Когда вы въ церкви, вы должны глядѣть на пастора; должны вы или нѣтъ? заворчалъ старикъ. — На меня точно также пріятно смотрѣть, какъ и на перваго танцора въ балетѣ — я почти также старъ. Но если бы я былъ на вашемъ мѣстѣ, мнѣ было бы пріятно смотрѣть на Эльслеръ.

Теперь вы можете представить себѣ о какихъ старыхъ, старыхъ временахъ пишемъ мы — временахъ, въ которыхъ еще существовали эти отвратительные старые танцовщики — противныя существа, въ короткихъ рукавахъ, въ гирляндахъ, или въ шляпахъ съ перьями, въ нелѣпыхъ старыхъ парикахъ, которые прыгали въ первомъ ряду балета. Будемъ радоваться, что эти старыя обезьяны почти исчезли со сцены и предоставили её во владѣнія красивыхъ танцорокъ другого пола. Ахъ, моя милые юные друзья! придётъ время, когда и они тоже перестанутъ являться сверхъестественно прелестными! Филиппу въ его лѣта онѣ казались очаровательны какъ гуріи. Въ то время простодушный молодой человѣкъ, смотрѣвшій на балетъ съ своего кресла въ оперѣ, принималъ карминъ за румянецъ, жемчужную пудру — за природную бѣлизну, а хлопчатую бумагу — за натуральную семетрію; и навѣрно, когда вступилъ въ свѣтъ, былъ не дальновидные относительно его разрумяненной невинности, приторныхъ претензій и набѣлёнаго чистосердечія. Старый лордъ Рингудъ находилъ юмористическое удовольствіе ласкать и лелѣять Филиппа Фирмина при родственникахъ Филиппа въ Бонашской улицѣ. Даже дѣвушки нѣсколько завидовали предпочтенію, которое дядюшка Рингудъ показывалъ къ Филю, а старшіе Туисдены и Рингудъ Туисденъ, сынъ ихъ, корчились отъ досады при видѣ предпочтенія, которое старикъ показывалъ иногда сыну доктора. Филь былъ гораздо выше, гораздо красивѣе, гораздо сильнѣе, гораздо богаче молодого Туисдена; онъ былъ единственнымъ наслѣдникомъ состоянія отца и имѣлъ уже тридцать тысячъ фунтовъ стерлинговъ послѣ матери. Даже когда ему сказали, что отецъ его женится опять, Филь засмѣялся и повидимому не заботился объ этомъ. «Желаю ему счастья съ его новой женою» — вотъ всё, чего можно было отъ него добиться: «когда онъ женится, я думаю, что я переѣду на квартиру. Старая Паррская улица совсѣмъ не такъ весела, какъ Пэлль и Мэллъ». Я не сержусь на мистриссъ Туисденъ за то, что она немножко завидовала своему племяннику. Ея сынъ и дочери были плодомъ почтительнаго брака, а Филь былъ сыномъ непослушной дочери. Ея дѣти всегда вели себя почтительно съ своимъ дѣдомъ; а Филь заботился о нёмъ не болѣе, какъ и о всякомъ другомъ; а онъ болѣе любилъ Филя. Ея сынъ былъ почтителенъ и старался угождать, какъ самый смиренный изъ льстецовъ его сіятельства; а лордъ Рингудъ огрызался на него, поступалъ съ нимъ съ презрѣніемъ, топталъ ногами нѣжнѣйшія чувства бѣдняжечки и обращался съ нимъ едва ли лучше чѣмъ съ лакеемъ. Бѣдному же мистеру Туисдену милордъ не только зѣвалъ прямо въ лицо — отъ этого удержаться было нельзя; отъ разговоровъ бѣднаго Тальбота засыпали многіе его знакомые — но насмѣхался надъ нимъ, перебивалъ его, говорилъ ему просто, чтобы онъ молчалъ. Въ тотъ день, когда вся семья сидѣла вмѣстѣ, въ самое пріятное время — передъ обѣдомъ — лордъ Рингудъ сказалъ Филю: — Вы обѣдаете у меня сегодня, сэръ?