Божена Немцова - В замке и около замка Страница 9

Мамзель Саре все-таки посчастливилось: за ней стал ухаживать один из приезжих слуг — камердинер Жак. Он не влюбился в нее — нет, но он льстил ее тщеславию, которое использовал в своих интересах. Он служил у одного барона, однако жилось ему хуже, чем старому Иозефу у господина Скочдополе. Поэтому он вместе с мамзель Сарой мечтал о том, как бы попасть на службу к господину Скочдополе и поделить с ней власть в доме. Хотя мамзель Сара не скрывала затруднений, с какими пришлось бы столкнуться при увольнении старого Иозефа, она не отчаивалась и была намерена пустить в ход все, чтобы Жак поступил на службу если не к барину, то хотя бы к барыне. Эти заботы отвлекли внимание Сары от разных разговоров, лично ее не касавшихся, но к которым она в другое время охотно прислушивалась; она даже стала забывать о своем любимце Жолинке, не ласкала и не холила его. Когда мамзель Сара видела, что Кларка гуляет и разговаривает с писарем, это не приводило ее больше в такую ярость, как прежде; она окидывала их презрительным взглядом, думая: «Ты просто грубиян в полотняном балахоне и недостоин моей милости, ты все равно мне не пара».

А господин Жак, конечно, круглый год не вылезал из черного фрака и белой жилетки; на сухопарой фигуре мамзель Сары всегда висел шелк, на голове был бант, на пальцах сверкали кольца; от Жака пахло пачулями,[9] а от нее духами «Мille fleurs».[10]

Кларинка одевалась всегда просто, чисто, не носила драгоценностей, не признавала никаких духов, ее украшали только молодость и привлекательность.

У писаря Калины тоже имелись фрак и белая жилетка; он заказал их себе, когда приехали господа, чтобы предстать перед ними в приличном виде. Управляющий посоветовал ему сшить фрак, своего рода форму, принятую у господ. Но в будни Калина носил полотняный пиджак. Он не только расхаживал по паркету и коврам, но много раз забегал к ключнице в сапогах из юфти[11] и, когда входил, приносил с собой в комнату запах леса и полей. Он загорел, как цыган, руки у него не были белые и

мягкие. Но если бы даже он был одет в дерюгу[12] и подпоясан соломой, а Клара была завернута в паутину, все равно они нравились бы друг другу. И правда: «Не по хорошу мил, а по милу хорош».

Кларе и Калине очень хотелось, чтобы он стал объездчиком, все остальное пришло бы само собой. Они это прекрасно знали, хотя еще не говорили о своих чувствах; но когда Калина, впавший в немилость у барыни из-за песика, от всего сердца проклинал Сару, Кларка всегда вздыхала.

Калина надеялся на барина. Уже на второй день его приезда управляющий отправился к нему замолвить словечко за писаря. Однако Сара в первый же день успела настроить барыню, и та немедленно пожаловалась мужу на неловкого писаря, который чуть не отправил на тот свет Жолинку. По ее мнению, Калина не только неловкий человек, но и злонамеренный, глупый и грубый...

Господин Скочдополе терпеливо выслушал жену, но не сказал ни да, ни нет, и барыня больше не напоминала ему об этом; она привыкла, что муж делает так, чтобы ничто ее не беспокоило.

Когда на следующий день управляющий пришел к барину, чтобы попросить за Калину, господин Скочдополе сказал ему:

— Милый мой! Я знаю, что никто больше Калины не подходит к этой должности, я сам этого желаю, но жена очень сердита на него за то, что он будто бы чуть не погубил ее собачку, и поэтому я не могу сейчас обнадежить его — не хочу нарушать мир в доме.

Управляющий начал рассказывать барину, как все было на самом деле, и добавил, что мамзель Сара восстановила барыню против Калины.

Господин Скочдополе был не так глуп, как казалось: он прекрасно знал, что происходит в замке.

— Пусть Калина пока останется писарем, а другого объездчика мы брать не будем, надо, чтобы все немного улеглось. Вы понимаете меня?

— Понимаю, сударь, не бей коня и не серди жену, если хочешь жить с ними в мире,— усмехнулся управляющий.

— Да, вы попали в точку, мой милый,— смеясь, хлопнул его по плечу господин Скочдополе.

Они поняли друг друга.

Калина был поражен. Он знал, как поступить, если бы не Клара: сразу же ушел бы со службы, но управляющий успокаивал его:

— Потерпите, Калина! И на нашей улице будет праздник.

Но писаря нисколько не успокаивали эти утешения и обещания. С тех пор как приехал барин, он был почти все время печален и задумчив и долго пребывал бы в таком настроении, если бы не произошли кое-какие события, изменившие до некоторой степени положение его и других.

6

Как уже было сказано, мамзель Сара, сидя с Жаком или погрузившись в мысли о будущем, забывала обо всем и даже о своем питомце. Теперь у нее был другой любимчик, получше песика. И вот что случилось вскоре после приезда барина. День был жаркий, господа проводили время в прохладной гостиной в нижнем этаже или гуляли в тени по саду. Прислуга брала пример с господ; одни спали, другие валялись, третьи развлекались кто как мог. Мамзель Сара сидела в своей комнате и шила, Жак поместился возле нее и то играл наперстком и воском, то разрезал разбросанные лоскутки и при этом нашептывал Саре много страстных и красивых слов, неискренних, правда, но мамзель верила им и восторгалась, потому что речи Жака льстили ей и казались слаще меда.

Лакей принес для Жоли на фарфоровой тарелке второй завтрак, рубленую фазанью грудку. Обычно Сара все проверяла — свежая ли пища, достаточно ли чиста тарелка, нет ли в мясе хрящей или косточек и так далее, но в этот день она даже слова не проронила, обрадовалась, что лакей скоро ушел, и не обратила внимания, что тот неплотно прикрыл за собой дверь. Не встала Сара также, когда Жоли повернулся к ней, ожидая, что она подойдет. Но она не подошла, и собачка принялась за завтрак. Покушав, Жоли подошел к мамзель, остановился перед ней и стал ждать, чтобы она, как всегда, вытерла ему салфеткой мордочку. Однако Сара не замечала его до тех пор, пока он не тронул ее лапкой.

— Иди, падаль, ни минуты не дашь покоя,— набросилась на него мамзель и, оставив одну руку в руке Жака, другой оттолкнула Жоли. Песик заворчал, глаза его засверкали, и он залез под кресло — ему не приходилось еще никогда видеть такое пренебрежение со стороны своей второй хозяйки. Он постоял под креслом, ожидая, что его позовут, но Сара не произнесла ни слова и, наклонясь к Жаку, позволила себя обнять. Тут собачонка рассердилась, заворчала от ревности, вскочила на стол с намерением прыгнуть на колени к Саре и залаяла на Жака. Но тот грубо сказал:

— Куш! — и сбросил ее со стола.

Сара опять не проронила ни звука и даже не взглянула на собачку. Удивленный и рассерженный такой грубостью, Жоли задрожал и тихо пополз под кресло. Видя, что его воспитательница смотрит на своего кавалера, Жоли заскучал и тихонько вышел в приоткрытую дверь. Сара и Жак не заметили и этого. Вдруг — почти через четверть часа — их любезничанье было прервано донесшимися из сада криком и шумом. Оба прислушались, вскочили. Сара открыла окно.

— Что случилось? — спросила она у пробегавшего мимо садовника.

— В саду бешеная собака! — крикнул он в ответ.

— Жоли! — воскликнула Сара, быстро обернувшись, но песик не отозвался. Дрожа, она заглянула под кресло, перетрясла постель, осмотрела все уголки.

Жоли нигде не было, а Жак указал ей на приоткрытую дверь.

— Уходите скорее отсюда, чтобы вас не увидели. Ищите его — иначе все пропало! — дрожащим голосом лепетала Сара, выталкивая милого дружка за дверь. Она еще раз осмотрела комнату и только потом побежала искать Жоли по дому.

Между тем весь замок всполошился. Закрывали двери; барин выскочил с ружьем в руках и крикнул, чтобы собрали всех собак; привратник стоял у конуры своих псов тоже с заряженным ружьем; управляющий приказал запереть хлевы, женщины спрятались, а те, которые работали, кричали друг другу:

— Если увидите собаку, обходите ее с правой стороны, все бешеные собаки не видят правым глазом.

Самые отважные мужчины бегали по саду с палками или огнестрельным оружием, смотря по тому, что попало под руку. Один кричал:

— Она тут, в кустах!

Другой:

— Нет, она побежала во двор!

 Третий:

— Она около замка!

Все суетились. Один только писарь в это время спокойно шел мимо сада в город.

— Жоли, Жоли! Принесите мне Жоли! — приказала барыня, как только поднялся шум и она поняла, что происходит.

Лакей, носивший для Жоли завтрак, прибежал в комнату Сары, но там никого не было. Он нашел ее в другой комнате, в волнении ищущей песика.

— Это вы виноваты, вы оставили открытыми двери, и он убежал! — ломала руки Сара.

— Как же так, мамзель, прошло уже порядочно времени с тех пор, как я приносил ему завтрак; вы могли бы заметить это, если бы не смотрели на кого-то другого.

— Замолчите! Виноваты вы! Если б вы закрыли дверь, он не мог бы выбежать, это все вы, вы!