Леопольд Захер-Мазох - Дамская дуэль Страница 9

Краткая встреча наших героинь была прервана заявлением царицы. Все взгляды мигом обратились в сторону величавой гениальной монархини, которая с естественной непринужденностью плыла по залу.

Екатерина Вторая по-прежнему оставалась красивой и, как ни одна другая женщина, всегда умела одеться так, чтобы ее красота приобретала всепобеждающее звучание.

На ней было фиалкового цвета бархатное платье, четырехугольный, обрамленный горностаем вырез которого приобнажал ее ослепительно пышный бюст. Полосы горностая, перемежаемые кокардами из того же меха, сбегали вниз до самой кромки одеяния с широким горностаевым кантом, которая перетекала сзади в роскошный шлейф. Зачесанные в высокую прическу и до снежной белизны напудренные волосы ее украшала небольшая бриллиантовая булавка с греческим крестом, а между ниспадающих на чело локонов слезинками дрожали отдельные бриллианты.

Нынешним вечером императрица по всем приметам была в особенно хорошем расположении духа, она с благосклонной снисходительностью отвечала на благоговейно почтительные, едва ли не подобострастные приветствия своих царедворцев, с прелестной улыбкой на пухлых губах маленького рта обращалась с тем или иным словом к различным особам и, наконец, в любезно шутливом тоне вступила в продолжительный разговор с зоологом Лажечниковым, который был одним из известнейших членов Петербургской Академии наук и одновременно считался чуть ли не самым красивым мужчиной России.

Оркестр, как в ту эпоху было принято на славянском Востоке, открыл бал исполнением полонеза. Императрица взяла руку графа Панина и двинулась с ним во главе колонны. Вторым танцем был менуэт.

Княгиня Людмила Меншикова, раздраженная и доведенная до крайности видом соперницы и равнодушием Кольцова, осмеливавшимся игнорировать ее, прославленную красавицу, гордую владычицу четырех тысяч душ, прибегла теперь к последнему, тираническому средству, чтобы сблизиться с мужчиной, который еще недавно был ее покорным рабом, она воспользовалась правом гофдамы и княгини и в приказном порядке пригласила капитана на танец.

Однако Кольцов позволил себе неслыханное, чего в этих стенах никогда не случалось, он отказался повиноваться этому приказу, извинившись перед передавшим его камергером, и… начал танцевать с Софьей Нарышкиной, в этот вечер затмившей собою всех придворных дам и ставшей предметом всеобщего восхищения. Это переполнило чашу терпения княгини.

Оркестр успел сыграть только несколько тактов менуэта, когда княгиня Меншикова, уже не владея собой, пробилась сквозь шеренги танцующих, чтоб уязвить барышню Нарышкину.

– Я пригласила вас на танец, капитан, – промолвила она, обратившись сперва к Кольцову, – и вы осмелились… – говорить дальше она не могла, голос ее прервался от бешенства.

– Я подчинился более раннему приказу барышни Нарышкиной, – холодно парировал Кольцов.

– Ах! С каких это пор принцесса должна уступать дорогу служанке, какой-то бродяжке! – в приступе крайнего гнева закричала Людмила.

– Вы забываетесь, – осадил ее Кольцов, тогда как барышня Нарышкина, у которой побледнели даже губы, сделала шаг навстречу княгине.

– Я требую удовлетворения за нанесенное оскорбление, которого не заслужила, – запинаясь выговорила в крайнем негодовании честная девушка.

– Будет вам сейчас удовлетворение, – крикнула княгиня и, потеряв самообладание, замахнулась было веером, чтобы ударить соперницу. В этот момент столпившиеся вокруг гости, возмущенные поведением Людмилы, разняли спорящих, однако публичный скандал был налицо; царица велела обеим дамам без промедления покинуть зал.

Те послушно исполнили высочайшее повеление. Княгиня была отведена графом Орловым к своей карете, где разразилась конвульсивным плачем.

Тем временем барышня Нарышкина, всхлипывая на шее матери, с наивным выражением обратилась к Кольцову:

– Ничем не могу вам помочь, теперь вы обязаны на мне жениться.

Кольцов вне себя от восторга, позабыв место и обстоятельства, прижал красивую обиженную девушку к груди, и барышня Нарышкина покинула Зимний дворец лишь после того, как представила всем капитана в качестве своего жениха.

Однако на этом дело не кончилось.

На следующий день, не ставя в известность родителей и жениха, барышня Нарышкина послала госпожу Ядвигу Самарину к княгине Людмиле Меншиковой с вызовом на поединок, и княгиня «с удовольствием» его приняла. В течение следующего часа секунданты обеих сторон, госпожа Ядвига Самарина, офицер Тобольского полка, и графиня Салтыкова, майор полка финских стрелков, договорились об условиях единоборства.

Решили, что оружием станут пистолеты и что противники должны стрелять по команде одновременно с расстояния в тридцать шагов, и притом трижды.

Если после этих трех попыток раненых не окажется, то честь таким образом будет считаться восстановленной, а поединок законченным.

На следующее утро обе стороны встретились в лесочке на окраине Петербурга, стоял погожий, тихий, но ощутимо морозный день, вокруг не было ни души и только несколько крупных воронов размеренно вычерчивали черными крылами белесое небо.

Поскольку снегу навалило довольно много, дуэлянтам и свидетелям пришлось сперва расчистить в сугробах дорожку, для чего из близлежащей деревни были рекрутированы крестьяне. Когда все приготовления были завершены, первой на место в сказочно великолепных санях, сделанных в виде огромного белого лебедя, прибыла барышня Нарышкина, а сразу вслед за ней и княгиня.

Обе дамы поспешили выпростаться из медвежьих шкур, которыми были укрыты, и сбросить с себя огромные шубы, в которые были закутаны, и теперь, обменявшись холодными, но вежливыми приветствиями, встали друг против друга в кокетливых костюмах того времени.

На княгине Людмиле Меншиковой были высокие черные сапоги для верховой езды, поверх многосборчатого платья из зеленого бархата был надет камзол из того же материала с отворотами Симбирского полка, щедро отороченный собольим мехом и забраны золотыми шнурами.

Туалет барышни Нарышкиной, выполненный по образцу принятого даже при дворе благодаря пристрастию Екатерины казачьего костюма, состоял из красных сафьяновых полусапожек, красного бархатного платья, спускавшегося не ниже лодыжек, тесно по фигуре пригнанного жакета из аналогичного материала с широкой горностаевой опушкой, и высокой круглой шапки тоже из горностая.

Обе дамы окинули друг дружку взглядами, довольно ясно выражавшими непримиримость, тем не менее секунданты, по существующим правилам, предприняли попытку уладить конфликт путем примирения. Тщетно. Княгиня, только дорогой к пункту дуэли узнавшая, что барышня Нарышкина объявлена невестой Кольцова, решила во что бы то ни стало убить соперницу.

В конечном итоге было отмерено расстояние в необходимое количество шагов, и в точках, куда надлежало встать дерущимся на дуэли дамам, вбили по колышку. Затем секунданты зарядили пистолеты и, наконец, подали сигнал занять позиции. Еще несколько секунд, и княгиня с барышней Нарышкиной, сжимая в руке пистолет со взведенным курком, вышли навстречу друг к другу к барьеру. Секунданты заняли свои посты и дали команду «Приготовиться!». Ни одна из двух амазонок не выказывала признаков страха, напротив, обе демонстрировали завидное хладнокровие и бесстрашие, точно заправские профессиональные дуэлянты.

– Раз… два… три…

Сверкнуло два выстрела.

Секунданты быстро подошли к дуэлянтам. Никто ранен не был. Тогда зарядили пистолеты снова и опять заняли позиции.

Еще раз прозвучала команда, еще раз прогремели пистолеты; на сей раз пуля княгини пробила насквозь шапку Нарышкиной, барышня сняла ее, с улыбкой осмотрела и снова водрузила на голову. Но прежде чем успели зарядить пистолеты в третий раз, к месту событий подскакали два всадника, во весь опор летевшие сюда, еще издали размахивая белым платком, и одновременно на горизонте показались сани, двигавшиеся в этом же направлении.

Всадниками оказались Кольцов и Лапинский. Они соскочили с взмыленных лошадей, и первый спешно кинулся разнимать сражающихся дам. Он просил, он умолял, он грозил, все напрасно. Барышня Нарышкина, пылая гневом, топала ногой и предлагала княгине публично извиниться за нанесенное оскорбление; красивая же вдова с гордой язвительной запальчивостью отвергала самую мысль о подобной унизительной процедуре; в конце концов обе криками потребовали очистить дистанцию, чтобы они могли в третий раз обменяться выстрелами.

Во время этих препирательств на место дуэли подкатили сани, подобно офицерам примчавшие из Петербурга, из саней выбрались две дамы в густых вуалях, закутанные в дорогие меха, и быстрым шагом подошли к присутствующим. Первая, в императорском горностае, величественная и властная, встала между дерущимися и положила конец пререканиям, одновременно откинув с лица вуаль. Это была царица Екатерина Вторая, а ее спутницей – княгиня Дашкова.