Герман Мелвилл - Тайпи (Шпет) Страница 9

Войдя в дом, я был удивлен, увидя там шесть мушкетов, прислоненных к бамбуковой стене, на стволах которых висело по мешочку с порохом. Вокруг этих мушкетов было расположено, подобно кортикам, украшающим перегородку каюты военного судна, множество различных копий, весел, дротиков и дубинок.

— Это, — сказал я Тоби, — должно быть, их арсенал.

Когда мы шли вдоль строения, нас поразил вид четырех или пяти безобразных стариков, с чьих дряхлых членов время и татуировка, казалось, стерли все человеческие черты. Воины острова прекращают татуировку только после того, как все рисунки, сделанные на их теле в юности, сольются в одно, а это бывает лишь в случаях особой долговечности. Поэтому тела стариков, сидевших перед нами, стали того тускло-зеленого цвета, который с течением времени приобретает татуировка. Их кожа имела какой-то ужасный чешуйчатый вид, и это в соединении со странной окраской делало их члены похожими на пыльные образцы зеленого мрамора. Местами кожа висела большими складками, как на боках носорога. Головы их были совершенно лысы, а безбородые лица собраны в тысячу морщинок. Но самой замечательной особенностью были ноги: пальцы, как расходящиеся линии морского компаса, указывали на все стороны света. Это, вероятно, происходило оттого, что в течение почти ста лет существования пальцы на ногах никогда не были как-нибудь искусственно стянуты обувью и в старости, питая отвращение к близкому соседству друг с другом, устремлялись в разные стороны.

Эти отвратительные существа, казалось, совсем уже утратили способность движения и сидели на полу со скрещенными ногами, как бы в оцепенении. Они почти не обращали на нас внимания, едва, кажется, сознавая наше присутствие, пока Мехеви усаживал нас на циновки, а Кори-Кори произносил свою непонятную тарабанщину [так].

Через несколько минут вошел мальчик с деревянным блюдом пои-пои; во время еды я снова принужден был принять заботливое вмешательство моего неутомимого слуги. Другие кушанья последовали за этим, и Мехеви проявлял самую гостеприимную настойчивость, принуждая нас есть и показывая нам достойный пример.

Когда пиршество было окончено, закурил трубку, переходившую от одного к другому. Под влиянием ее снотворного действия, тишины и густеющих теней приближающейся ночи мы с Тоби погрузились в легкую дремоту. Вождь и Кори-Кори тоже заснули рядом с нами.

Я очнулся от своего тревожного сна около полуночи, как мне казалось, и, приподнявшись с циновки, увидал, что мы остались в доме одни. Тоби все еще спал, но остальные наши спутники исчезли. Единственным звуком, нарушавшим тишину, было прерывистое дыхание стариков, которые лежали неподалеку от нас. Кроме них, насколько я мог судить, не было никого в доме.

Предчувствуя беду, я разбудил Тоби, и мы стали шепотом совещаться по поводу неожиданного ухода туземцев. Вдруг из глубины рощи прямо перед нами показались высокие языки пламени, в одно мгновение осветившие ближайшие деревья и погрузившие в еще больший мрак то, что нас окружало.

Пока мы смотрели на это зрелище, темные фигуры начали двигаться вперед и назад перед пламенем; танцуя и прыгая вокруг костра, они казались какими-то демонами.

Глядя на это явление с некоторым ужасом, я сказал, обращаясь к товарищу:

— Что это может значить, Тоби?

— О, ничего, — ответил он, — разводят огонь, я думаю.

— Огонь! — воскликнул я, и сердце мое начало отчаянно биться. — Какой огонь?

— Да огонь, чтобы изжарить нас. Чего же ради людоеды поднимут такой переполох, если не для этого?

— Брось шутки, Тоби! Совсем не время для них!

— Шутки, да! — негодующе вскричал Тоби. — А ты когда-нибудь слышал, чтоб я шутил? Ну, а для чего же, ты думаешь, эти дьяволы кормили нас так все эти три дня, как не для того, о чем ты так боишься говорить? Посмотри-ка на Кори-Кори! Разве он не напихивает тебя своими отвратительными кашами так, как кормят на убой свиней? Будь спокоен, мы будем съедены этой прекрасной ночью. Вот уж и огонь готов, на котором нас пожарят…

— Вот! Я говорил тебе! Они уже идут за нами! — воскликнул он через минуту, когда фигуры четырех островитян, четкими силуэтами выделяясь на освещенном фоне, поднялись на ступени и стали приближаться к нам.

Они вошли бесшумно, даже крадучись, и скользнули в окружавшем нас мраке, как бы собираясь прыгнуть на кого-то и опасаясь в то же время встревожить его раньше времени. О, как ужасны были мысли, проносившиеся в ту минуту у меня в голове! Холодный пот выступил на лбу, и, онемев от ужаса, я ждал, что с нами будет.

Внезапно тишина была нарушена хорошо знакомым мне голосом Мехеви. Его ласковый тон сразу рассеял мой страх.

— Томмо, Тоби, кай-кай (кушать)! — обратился он к нам.

— Кай-кай! Так, да? — сказал Тоби угрюмо. — Хорошо, зажарь нас сначала, хочешь? Но что это? — прибавил он, когда появился еще один дикарь, несший большое деревянное блюдо с каким-то дымящимся мясом, как казалось по запаху; дикарь поставил блюдо у ног Мехеви.

— А, зажаренный младенец! Но я не хочу этого, что бы это ни было! Я был бы порядочным дураком, если бы дал себя разбудить среди ночи, накормить и напоить, для того, чтобы стать лакомым кусочком для шайки кровожадных людоедов! Нет, я хорошо вижу, что это за птицы, и я лучше уморю себя голодом, стану кучкой костей и хрящей, и тогда — если они подадут меня на стол — добро пожаловать! Не ешь ни кусочка из того, что они тебе тут дают! Откуда мы знаем, что это?

— Попробую, чтобы узнать, — сказал я, разжевывая кусок, который Кори-Кори как раз положил мне в рот. — Превосходная штука! Очень похожа на телятину.

— Это жареный младенец, клянусь душою капитана Кука! — вскричал Тоби в необыкновенном возбуждении. — Телятина! Почему же мы не видали ни одного теленка на острове с тех пор, как пристали? Говорю тебе, что ты набиваешь себе рот трупом какого-нибудь гаппара!

Действительно, откуда они могли достать это мясо? Я решил во что бы то ни стало допытаться: повернувшись к Мехеви, я скоро дал ему понять, что хочу, чтобы принесли свет. Когда принесли светильник, я внимательно вгляделся в миску, но не увидел ничего, кроме кусков самого обыкновенного поросенка.

— Пуарки, — воскликнул Кори-Кори, весело глядя на блюдо.

С того самого дня я навсегда запомнил, что так называется на языке тайпи свинья.

ГЛАВА VI

Среди всех этих новых впечатлений неделя прошла совсем незаметно. Туземцы по непонятным причинам с каждым днем увеличивали свое внимание к нам. Их обращение с нами было безупречно. Конечно, думал я, они не поступали бы так, если бы хотели нам зла. Но почему такая подчеркнутая заботливость? Что могут они ждать от нас в ответ? Кроме того, несмотря на доброе отношение, которое мы встретили, я слишком хорошо знал изменчивость настроения туземцев, чтобы не мечтать о бегстве из этой долины и не чувствовать над собою угрозы смерти, которая чудилась мне под этой приветливой внешностью. Но мечта тронуться с места была неосуществима — я все еще продолжал хромать. Положение моей ноги серьезно удручало меня, так как, несмотря на все местные лекарства, оно все ухудшалось и ухудшалось. Меня это беспокоило тем более, что я не понимал ни причины, ни характера заболевания. Я уже отказался от всякой надежды на выздоровление и предался самым мрачным мыслям. Ни дружеские утешения моего товарища, ни трогательные заботы Кори-Кори, ни даже ласковое внимание Файавэй не могли рассеять уныния, охватившего меня.

Однажды утром, когда я лежал на циновке, погруженный в грустные мечты, Тоби, который за час до этого ушел, вдруг поспешно вернулся и с большой радостью сказал мне, чтобы я развеселился и успокоился: он предполагал, судя по поведению туземцев, что к берегу приближаются лодки.

Эта новость подействовала на меня магически. Наступил час нашего спасения! Вскочив с циновки, я сам скоро убедился, что происходит что-то необычное. Доносились крики — «боти! боти!» (лодки, лодки), сначала слабые и далекие, затем все ближе и громче, пока они не были подхвачены кем-то, взобравшимся на кокосовую пальму уже совсем близко от меня. Он повторил их в свою очередь; его весть подхватили в соседней роще, и крики начали постепенно замирать вдали: таким путем новость, пришедшая с берега, проникла в самые отдаленные места долины. Это был голосовой телеграф местных жителей; при его помощи известие в несколько минут проходило от моря до отдаленнейших жилищ — расстояние по меньшей мере в восемь или девять миль. В данный момент телеграф действовал вовсю: одни известия следовали за другими с непостижимой быстротою.

При каждом свежем известии островитяне выражали живейший интерес и удваивали энергию, с которой они начали собирать плоды для продажи ожидаемым посетителям. Одни сдирали шелуху с кокосовых орехов, другие, взобравшись на хлебные деревья, сбрасывали плоды вниз своим товарищам, собиравшим их в кучи. Некоторые быстро двигали пальцами, плетя из листьев корзинки для складывания плодов.