Фейри-таун (СИ) - "Deus Rex"

========== Недобрый вечер ==========

В семь часов после полудня из верхнего отдела напольных часов высунулась птичья голова, искусно выточенная из цельного бруска дерева: надбровные дуги-перья, крючковатый клюв, круглые матовые бусины из гематита — глаза. Щелчок маятника, всегда напоминавший Арману щелчок взведенного курка, начал отсчет нового часа.

Арман, до этого лежащий в кресле неподвижно, медленно сел и с ненавистью покосился на напольные часы, больше похожие на маленький гроб из красного дерева, отполированного до блеска. Он только поймал за хвост обрывок сна, но маятник выдернул его обратно в однообразное месиво из лиц, имен и событий, которое простые смертные называли жизнью. С его бессонницей, которая порой длилась месяцами, настоящий сон, даже минутная дневная дрема, был явлением редким и потому долгожданным. Обычно Арман после рабочей ночи садился в кресло у камина и смотрел на огонь, пока тот не потухнет, а потом сидел с закрытыми глазами в тишине, что заменяло сон. Конечно, обычным смертным такое грозило бы серьезными проблемами со здоровьем, и хорошо — какая удача! — что Арман смертным не был.

— Ваш ужин готов, господин, — проговорила, появляясь на пороге, служанка.

Гретхен Арман привез из маленького городка близ Цюриха — всю ее семью растерзали молодые, в первой луне, оборотни, которых он ненавидел наравне с бродячими фейри, хоть те и прикидывались несчастными путниками. Вышел по следам к фермерскому домику, начинил серебряными пулями волчат-погодок, видимо состоящих в близком родстве, и там же, среди распотрошенных тел, услышал сердцебиение человека. Умирающая Гретхен умоляла его помочь, и не то чтобы Арман сжалился, но накануне от старости скончалась его домработница, которая существовала с ним в мире последние тридцать лет, потому он подумал: стоит взять ее с собой. На его вампирской крови Гретхен встала на ноги через несколько дней и с тех пор ни разу своими действиями или словами не заставила его помыслить о напрасности поступка.

— Что там сегодня? — спросил Арман, застегивая манжеты поданной ему выглаженной рубашки с простым тугим воротничком — еще немного, и удушит, если застегнуть самую верхнюю пуговицу. Которую он всегда застегивал.

Гретхен, понимая, что интересуется он не ужином, ведь там всегда одно и то же, ответила:

— Прекрасный вечер, господин. Ни единого облачка, безветренно.

Арман удовлетворенно кивнул — сегодня можно без плаща и не брать зонт.

Вариаций ужина было не так уж и много — либо теплая кровь, либо холодная, либо полусырое, слабой обжарки мясо. Гретхен, исправно покупавшая запечатанную в донорские пакеты биологическую жидкость в основном первой и четвертой группы, старалась все же, чтобы присутствовало разнообразие: если теплая, то с гвоздикой или корицей, иногда подслащенная, если холодная, то с соком граната или базиликом. Базилик и клубника, к примеру, перебивали привкус почти полностью.

— Я отлучусь на сегодня, господин? — спросила Гретхен, укладывая рядом с его бокалом накрахмаленную салфетку.

— По случаю?

— Дени пригласил меня на свидание.

— Тебе до сих пор это интересно?

— Мне всего двадцать.

— Тебе теперь всегда двадцать.

— И потому мне всегда будет это интересно. Вам бы тоже развеяться не мешало.

Арман глянул на нее исподлобья, и Гретхен, стуча каблуками, покинула столовую.

Арману всегда было тридцать шесть. С точки зрения привлекательности среди женского пола, это было скорее плюсом, чем минусом — безупречный, отточенный столетиями вкус и привычки, которые многие считали признаком харизмы, играли ему на руку. Даже темно-бордовый шрам, пересекающий нос и заходящий на щеку, никого не отталкивал, хотя порой желалось, чтоб внимания на него обращали меньше.

Свои, где бы он ни появлялся, узнавали его издалека, а на смертных он сам внимание обращать отвык, считая их декорациями к происходящему действу, помня только, что в случае смертей обычных граждан он сам будет наказан увеличением срока службы в полицейском департаменте.

— Как делишки, Арман? — похлопал его по плечу Клинт, главный клоун отдела, когда Арман вошел в душное, наполненное тяжелыми запахами потных тел и нагретого пластика помещение.

— Лучше, чем у вас, детектив, — произнес Арман, отстраняясь на предпочтительное расстояние. — Алкоголь и сигареты не идут вам на пользу.

— Какие мы злые! — хохотнул выщелкивающий на клавиатуре досье напарник Клинта.

Арман обогнул столы рабочих пчелок в форме и двинулся к кабинету шефа, который, закрыв жалюзи и скрывшись от глаз жужжащего улья, разговаривал с кем-то по телефону. Проскользнув в кабинет, Арман опустился в кресло напротив и приготовился ждать, пока к нему обратятся, но шеф положил трубку и двинул ближе тонкую папку.

— Три листка? — удивился Арман.

— Ну извините! — фыркнул шеф. — С вашей братией нам не тягаться. Это все, что удалось узнать за два месяца. Три закрытых наркопритона, владельцы не знают, кто производит «пыль», получали через курьера, на которого их вывел местный торчок, который, в свою очередь, обнаружен не был. Каждый раз называют разные имена и клички.

— А это кто? — Арман коснулся ногтем фото азиата, стоящего в профиль с бокалом в руке — снимали из окна здания напротив, скорее всего. Ресторан или выставка.

— Вивьен Моро, сын известного дипломата. Усыновлен, разумеется. Был замечен в Чайна-тауне выходящим из лавки, где под видом покупки игл для акупунктуры приобретаются запрещенные вещества. Ты же знаешь, мы проходим с рейдами раз в несколько дней, но им хоть бы что — ни следов, ни намека. Злачное место, но обычно ошивается всякий сброд, а тут такая персона.

— Парень решил пару раз познать дзен, а его уже пришили к делу. — Арман еще раз посмотрел на фото, пробежался глазами по строчкам и вернул папку. — От меня что требуется?

— Сегодня в «Вешалке» состоится встреча клиента с курьером. Клиент — из ваших. Утром птичка начирикала — через час, в вип-комнате. На кону один фунт чистого порошка. — Шеф папку забрал и спрятал в ящик стола под ключ. — Только переоденься.

— Не вижу смысла, — ответил Арман, поднимаясь. — Кто знает меня, того и гавайской рубашкой не обманешь.

— Вуд, — голос шефа стал тверже, — это не просьба.

Бросив через плечо стандартное прощание, Арман покинул управление и не спеша зашагал в квартал, считавшийся не слишком благополучным, но оттого еще более интересным в плане времяпрепровождения. В ту же «Вешалку» часто заваливались представители древних кланов, будь то оборотни, вампиры, эльфы, наги, дракониды или любые сущности, мелькающие в мире смертных. Разновидностей одной и той же расы могло в один вечер насчитаться до десятка, а тех же фейри — до полусотни: лепреконы, банши, гроганы, клуруканы, сиды… Все они давным-давно научились жить среди людей, переняли их повадки, и отличить их можно было лишь по характерной черте — все они, прекрасные и идеальные с виду, за исключением низших вроде лепреконов, обладали врожденным уродством. У кого-то имелись кривые зубы, у кого-то одна нога короче другой, кто-то был шестипалый или, наоборот, не досчитался пальцев с пеленок. Арману и смотреть не нужно было, чтоб отличать их от людей, от них пахло всегда специфически и по-разному, и как бы ни куталась в прозрачные платья от Диор блондинка с формами Ким Кардашьян, от нее несло могильной землей и выдавало родство с сидами.

Их и сейчас в зале клуба, увешанного неоновыми, кислотных цветов, гирляндами с букетами стеклянных сосулек, образовывающих над головами танцующих единое полотно, крутилось не меньше, чем людей. Арман занял место в самом дальнем углу, за стойкой, ремни наплечной кобуры под пиджаком почти не ощущались, как и тяжесть пистолета, обычного самозарядного короткоствольного «тауруса». С серебряными пулями в магазине, два запасных — за поясом.

До встречи предполагаемого клиента с курьером оставалось всего ничего, когда на высокий стул рядом плавно опустился Вивьен Моро, божественно прекрасный, как и все фейри Благого двора — высшие из них, благонастроенные к людям. Странно было видеть столь возвышенное создание в этом гадюшнике, но Арман в совпадения не верил и наблюдал за ним, склонив голову над стаканом крепкого виски — единственное, что он мог глотать из алкоголя. Вивьен его тоже заметил, цеплял взглядом из-под падающих на лицо темных прядей и иногда заводил их за ухо тонкими пальцами. Такой весь изящный, как цветок вишни, вышитый на кимоно, что Арман видел однажды на выставке в Японии. Пахло от него чем-то свежим, прохладным, но приятным, навевающим мысли о летнем слепом дожде, и даже жаль было осознавать, что это существо заявилось сюда по вполне прозаической причине.