Седьмой от Адама - Владимир Резник Страница 11

class="p1">— Граф, дело не только в цене. Чтобы камера обладала чем-то ещё, должны сложиться вместе очень много различных и часто непредсказуемых факторов: фазы Луны и положение звёзд, арканы Таро, разные специальные, вплоть до рун, мелочи, которыми не хочу забивать вам голову, и, главное, дерево, из которого она сделана! Надо понимать, какую энергию оно в себе несёт! И даже при выполнении всех этих требований нет гарантии, что всё получится. Даже сделав всё правильно, можно получить камеру с совершенно непредсказуемыми свойствами. Это очень опасно.

Граф выслушал пылкую речь Еноха не мигая, затем полез под полу тяжёлого, дорогого и перепачканного понизу грязью дорожного плаща и вытащил небольшой пакет, завёрнутый в кусок бархата, с вышитой золотом монограммой. Аккуратно развернул. Две небольшие узкие дощечки поблёскивали на тёмно-синей ткани полированной желтоватой древесиной и в колеблющемся свете канделябров казались золотыми.

— Вот дерево. Встройте их в аппарат, сделайте всё правильно, и я щедро отблагодарю вас.

— Граф, я же объяснил вам: чтобы камера обладала какой-то силой, я должен знать, что за дерево, подобрать, если это вообще возможно, массу прочих необходимых составляющих и подгадать нужные фазы планет. Это непросто, а иногда и нереально, иногда нужных сочетаний приходится ждать годами. Что это за доски, откуда?

Граф какое-то время колебался, затем решился.

— Это куски, выпиленные из дерева, выросшего на могиле одного из моих предков: графа Влада Цепеша. Вы вряд ли о нём слышали.

Енох отдёрнул уже протянутую к дощечкам руку. Лицо его побледнело и покрылось мелкими капельками пота.

— Я знаю это имя, граф. Извините, но я не смогу сделать вам фотокамеру.

— Енох, я не постою за ценой! И никто ничего не будет знать. Это останется между нами.

— Граф, я прошу вас уйти. Я не буду делать эту работу, — Еноха уже трясло, и он боялся сорваться на крик. — Пожалуйста, граф. Мастерская уже закрыта.

Граф Дэнуц молча завернул дощечки в бархат. Не торопясь убрал их под плащ, и уже выходя, в дверях повернулся к Еноху.

— Вы слишком много себе позволяете, еврей. У вас будут серьёзные проблемы.

Дрожащими руками Енох запер дверь, задвинул тяжёлый засов, погасил свечи в мастерской и перешёл во внутреннюю комнату. Позвякивая горлышком графина о край бокала, он налил вина, залпом выпил и рухнул в кресло у едва теплившегося камина. Только сейчас до него стало доходить, чем может обернуться для него то, что он делает, и эта совершенно ненужная ему известность. Граф Влад Цепеш — ещё бы ему не знать это имя. Графом Дракулой, дьяволом звали его в Трансильвании, и, несмотря на то что вся эта история случилась давным-давно, имя это до сих пор в тех краях произносят шёпотом и с ужасом.

Бежать, бежать нужно отсюда. Скрыться там, где его не знают, отсидеться, пока забудут, сменить имя. Но как бросить мастерскую, где всё налажено, пока не сделана главная работа — важнейшая фотокамера в его жизни?

5.2

Метод его работы был чисто алхимический, да и был он по большому счёту алхимиком-самоучкой. Как алхимики Средневековья смешивали в своих колбах и ретортах всё подряд, надеясь экспериментальным путём нащупать формулу философского камня, так и он создавал свои камеры по наитию, сначала из того, что было под рукой, а позже находя всё более и более замысловатые, а подчас и уникальные материалы. Потом он стал комбинировать и совмещать изготовление камер со всеми известными ему магическими практиками. Вот только предсказать, что именно смогут его аппараты, какими чудесными или, напротив, страшными способностями будут обладать его создания, он не мог — это, как правило, становилось понятным только со временем.

Иногда попадались приятные и даже смешные заказчики. Страстно влюблённый юноша из старинного, но обедневшего рода умолил Еноха сделать фотокамеру, которая влюбит в него предмет его страсти, до сих пор остававшийся к нему безразличным. Гарантий несчастному влюблённому Енох, конечно, никаких не дал, но искренне постарался, сделав не задорого тому фотокамеру из земляничного дерева, сбрасывающего ежегодно кору и считающегося деревом любви, встроив туда на всякий случай две дощечки из кипариса для придания парню неистощимой мужской силы. Сделал всё как положено: под знаком Венеры, использовав шестой аркан Таро — «Двое», знак тяготения друг к другу. Поискал ещё в магических книгах и добавил две тоненькие полоски боярышника — символа плотской любви, вырезав на них руны «Турисаз» и «Одал». Про себя Енох рассудил, что если уж молодому влюблённому удастся уговорить девицу на фотосъёмку, то и остальное у него должно получиться. И ведь сработало! Приглашения на свадьбу он, правда, не получил — не будут же наследники древних и благородных баварских родов приглашать на свадьбу мастерового еврея, — но благодарственное письмо и фотографию молодожёны ему прислали.

В другой раз весёлый горбун в дорогом расшитом камзоле, прикативший на богато украшенной карете откуда-то издалека, попросил его сделать камеру, которая бы или исправила его недуг, или, по крайней мере, делала фотографии, на которых бы он выглядел красивым и стройным. Он оказался весьма умён и начитан, и Енох долго и с удовольствием беседовал с ним, угостив роскошным старым рейнским из подвалов князя Турн-унд-Таксиса. Енох смог убедить горбуна, что, увы, выпрямить его позвоночник никакая фотокамера не в силах, а для того чтобы сделать хороший снимок, важен не столько сам аппарат, сколько искусство фотографа. Камеру горбун тем не менее заказал. Обычную, но из самых дорогих, с лучшим объективом и богато украшенную резьбой по красному дереву.

Иногда заказчики сами приносили ему какие-то куски дерева, но он всегда тщательно выяснял их происхождение и немало удивлялся людской изобретательности и фантазии. Один мрачный тип, не пожелавший представиться, принёс кусок ядовитого анчара. Изготовить ему фотокамеру Енох под благовидным предлогом отказался, но на дощечки из анчара посмотрел с жадностью. Он бы сам с интересом с ними поэкспериментировал, но делать из них что-либо для этого странного посетителя не собирался.

По его просьбе знакомые купцы разыскивали по всему свету и покупали редчайшие породы растений, куски древесины и, самое интересное, доски из дерева, связанные с каким-либо событием. В его коллекции была небольшая грубо оструганная дощечка, привезённая одним паломником из Палестины. Тот уверял, что это кусок осины, на которой повесился Иуда. Скрепя сердце Енох купил его, хотя совершенно не верил в подлинность. Он знал, что под этим деревом в разных легендах подразумевается то осина, то бузина, а то и церсис (багряник). Но отказываться не стал, чтобы не обижать паломника, пронёсшего в своей котомке эту «редкость» много тысяч миль. Несколько раз он учтиво отклонял предложения купить куски дерева от креста, на котором был распят Иисус, — немаленькие и достаточно свежо для своих почти двух тысяч лет выглядящие толстые доски. Он знал, сколько таких святынь находится в разных частях света, и представлял то количество крестов, которое можно было бы из них составить. А ему нужны были подлинники. В его коллекции была бузина — загадочное и опасное дерево Северной Европы, с которой связаны руны людей «Феху» и «Одал». Был кусок орешника — волшебное дерево скандинавов, посвящённое Одину и годящееся для изготовления магических жезлов и посохов. Была рябина, изделия из которой, если правильно вырезать на них защитные руны, будут оберегать от сглаза и колдовства. Были и совсем редкие: железное дерево из Африки и пластинка из японской сакуры, но все они не годились для того, что сейчас мучило его, над чем он бился уже не первый год.

5.3

Мальчишка, сын трактирщика Шломо, забежал к нему около полудня.

— Гер Енох, папа послал меня сказать, чтобы вы пришли. Там приехал Коффман — ну, купец Ицхак Коффман — и что-то для вас привёз. Он сейчас у нас — гуляет.

Енох дал мальчишке монетку за хорошую новость, радостно бросил то, чем занимался, и, закрыв мастерскую, даже не переодевшись, поспешил в трактир.

Ицхак