Всеволод Нестайко - Загадка старого клоуна Страница 11

Там кавказский магазин М. Я. Бебеша сообщает, что получены в огромном количестве ковры персидские, текинские и кавказские, портьеры, бурки и… сапоги.

Там торговый дом братьев Романовых рекламирует самозажигающиеся керосинокалильные фонари, лампы и оборудование. Фонари «Искра», лампы «Эка», «Сфинкс» и «Полусфинкс». Видно как днем.

И здесь же на всякий случай «Лангензипен и К°» предлагает огнетушитель, а «Септер и К°» – пожарные трубы, насосы, гидропульты и брандспойты!

Главное депо музыкальных инструментов и нот И. И. Индржишек на все лады расхваливает свои пианолы-пиано, оркестрионы, электрические пианино-автоматы, граммофоны с рупорами и без рупоров.

А уж ресторан-кондитерская Семадени чего только не предлагает! – были бы деньги.

О! Библиотека русских, польских, французских и английских книг Л. Идзиковского, насчитывающая сто тысяч томов, открыла детский отдел с одиннадцатью тысячами томов на пяти языках. «Для господ дачников и тех, кто живёт в провинции, абонемент на льготных условиях»!

«Ага! – догадываюсь я. – Значит, в библиотеке тоже не почитаешь без денег».

А вот первый в России театр-биограф «Экспресс» рекламирует «Разорванные цепи» (современная драма с участием знаменитой актрисы Розы Флери), а также комедию «Боба утопился» и драму из жизни биржевиков «Дорога по трупам».

А вот и сама торговая биржа.

А вон там почтамт, весь окутанный проводами вверху.

А вот Банк для внешней торговли. (Этот дом и сейчас стоит на Крещатике и является ценным памятником архитектуры, как сказал мне папа. Ведь не случайно архитекторы его забрали для своего проектного управления.)

Дальше театр-аттракцион А. Мянковского анонсирует гастроли знаменитой Бархатной маски (известной в России оперной певицы). Сверх программы – гастроли любимца зрителей известного комика Живого Дурашкина.

О магазинах мануфактуры, колбас, ювелирных изделий, дамских причиндалов разных я уже и не говорю, они были понатыканы на Крещатике на каждом шагу.

Мы повернули на улицу Николаевскую[12], и здесь почти на каждом доме были вывески страховых контор.

«Страховое общество «Волга».

«Страховое общество «Якорь».

«Высочайше утверждённое генеральное страховое общество».

«Русский Ллойд. Страховое общество, основанное в 1870 году».

«Страховое общество «Саламандра» и так далее и тому подобное.

И вот за гостиницей «Континенталь», там, где сейчас кинотеатр «Украина», я увидел наконец цирк, или «Гиппо-Палас», как назвал его известный киевский дрессировщик лошадей П. С. Крутиков, который его и построил («гиппос» – по-гречески лошадь).

Полукругом возвышался фасад с шестью огромными окнами и несколькими дверьми.

Ещё когда, идя по Крещатику, мы проходили улицу Фундуклеевскую, Стороженко вздохнул и, указав на дом, расположенный приблизительно в метрах ста от угла, сказал:

– Тут я начинал свою цирковую жизнь. Акробатом. В цирке Соббота. Теперь здесь театр Бергонье.

Я с интересом взглянул на невзрачный дом и вспомнил, что сейчас на этом месте театр русской драмы имени Леси Украинки.

– Сколько я пережил здесь счастливых минут, – рассказывал Стороженко. – Первые успехи, первые аплодисменты, первое признание публики… И первые цирковые приключения. Помню, у фокусника Маргаретти испортился реквизит: в шкафу, где должна была исчезать ассистентка, задняя стенка отвалилась – и все увидели, как там сидит, согнувшись, бедная девушка… А впрочем, в «Гиппо-Паласе» тоже недавно, недели три назад, случилось происшествие во время гастролей Владимира Дурова, когда он показывал большое цирковое представление «Война гусей, уток, петухов и обезьян со свиньями», в котором участвовали свыше четырёхсот животных. Там был штурм и бомбардировка крепости, взрыв поезда и многое другое. Так вот, во время репетиции в пять часов дня обезьяны сбежали с арены в коридор, по лестнице спустились на первый этаж, где был кондитерский отдел Ферахзаде. Приказчик, испугавшись, убежал, а обезьяны начали такое вытворять в кондитерской, что трудно передать: разбросали все пирожные, печенье, а потом принялись бить бутылки с лимонадом. Дуров еле-еле их утихомирил.

Всё это Стороженко весело рассказывал Чаку по дороге, а теперь, подойдя к «Гиппо-Паласу», вдруг помрачнел, растерялся, стал нерешительно топтаться на месте.

Мне показалось, что он почему-то не осмеливается зайти в цирк, почему-то колеблется.

– О! – вдруг сказал он, как будто ему неожиданно пришла в голову гениальная идея. – Вы знаете, друг мой дорогой, мы с вами сейчас зайдём ещё к одному мастеру. Потрясающему мастеру. На минуту. Если уже показывать номер, то надо, чтобы было эффектно. Правда?

– Правда, – охотно согласился Чак. Он понимал волнение бывшего клоуна и сочувствовал ему.

– Это совсем близко. На Анненковской[13], внизу. Пройдём немного по Меринговской, и всё, – Стороженко как будто оправдывался перед Чаком.

Они свернули на улицу напротив цирка.

Я её сразу узнал. Это же улица Марии Заньковецкой! Почти все дома те же, которые были и тогда. Кроме одного, разве что, в глубине, напротив улочки, которая ведёт к бывшему театру Соловцова (теперь – театр имени Ивана Франко).

Именно на этот дом и указал Стороженко Чаку, когда они проходили его.

– Здесь я тоже немного работал. В эстрадном театре «Аполло». В труппе Марморини. «Живые скульптуры». Зевсом был, Громовержцем, – горько усмехнулся он. – А потом хозяин выгнал меня. За то, что я вступился за бедную девочку из кордебалета, которую он преследовал. «И полетел божественный Зевес в гнилую лужу с голубых небес…»

Они вышли на Анненковскую, пересекли её и подошли к шестому номеру. В разукрашенной витрине первого этажа внимание привлекал яркий рекламный щит:

Пока я читал эту рекламу, Стороженко и Чак уже открыли дверь и зашли в лабораторию. Я едва успел вскочить, пока дверь не закрылась.

Пиротехническая лаборатория Ф. И. Смирнова имела необычный причудливо-праздничный вид. С потолка свисали яркие разноцветные бумажные гирлянды, все стены были завешены разнообразными бумажными цветами – и очень похожими на живые, и какими-то сказочными, каких, вероятно, и в природе нет.

За огромным столом, на котором возвышались кучи цветной бумаги, проволочные спирали и огромное количество каких-то причиндалов, сидел очень красивый седой мужчина с неожиданно чёрными бровями и чёрными, по-молодецки закрученными кверху усиками, в белой накрахмаленной рубашке, с галстуком-бабочкой. Он был совсем не похож на мастера.

Увидев Стороженко, Смирнов поднялся, радостно улыбаясь.

– О! Кого я вижу! Салют в честь дорогого гостя! – он схватил со стола огромную картонную конфету, за что-то дёрнул, и «конфета» оглушительно взорвалась, выбросив в воздух облако конфетти, которое разноцветным снегом посыпалось на головы Стороженко и Чака.

Потом Смирнов быстро подошёл к Стороженко и порывисто обнял его:

– Здравствуй, дорогой Пьер!

– Здравствуй, Фёдор Иванович, здравствуй!

– Где же ты пропадал? Почему исчез? Почему не появлялся?.. Ну, как дела? Как… – Смирнов быстрым взглядом окинул старенький латаный костюм Стороженко и сразу помрачнел. – Эх! Ну что же ты… Ну разве так можно? Ну…

– Всё в порядке, Фёдор, – густо покраснел клоун-неудачник. – Не волнуйся. Всё в порядке…

– О, проклятый мир, который заставляет бедствовать таких людей! О, мерзкое общество продажных душ! – взволнованно, с возмущением воскликнул Смирнов и вдруг застыл, взглянув на Чака. Видимо, только сейчас поняв, что они не одни.

– Не волнуйся, Фёдор, это свой… – успокоил его Стороженко. – Наш брат, гимназист. Вчера пришлось спасать его от полицейского сынка Слимакова.

– А-а! – приветливо улыбнулся Смирнов Чаку и протянул ему руку. – Рад познакомиться.

Чак смущённо улыбнулся, пожимая руку этому необычному человеку.

– Як тебе, Фёдор Иванович, по одному небольшому делу… – сделав над собой усилие, начал Стороженко (видимо, он был гордым и не любил ничего просить даже у друзей). Чувствуя неловкость перед Чаком, он обнял Смирнова за плечи и потихоньку, почти шёпотом, начал ему что-то объяснять.

– О чём речь! Нет вопросов! – воскликнул Смирнов и забегал по лаборатории, выискивая какие-то картонные коробочки, трубочки, пакеты.

– Вот возьми! Вот… Вот… – приговаривал он каждый раз, протягивая Стороженко какую-то вещь. – С этим осторожно: взрывается при малейшем нажатии в этом месте…

– Спасибо… Спасибо… Спасибо… – кивал головой Стороженко. – Я, Фёдор, отблагодарю тебя когда-нибудь, поверь мне…

– Перестань! Это я в неоплатном долгу перед тобой. За радость, которую приносил мне твой талант. Что может быть радостнее настоящего весёлого искреннего смеха! Самая человеческая радость из всех радостей людских. «Дав человеку власть над всем и всеми, смеяться лишь ему позволил Бог», – сказал Ронсар. Поэтому не обижай меня, друг…