Наталья Корнилова - Быстрее пули Страница 13

– Это только видимость. Истинная сила не в этом.

Трагические обстоятельства привели к тому, что он и трое моих братьев ушли из жизни, и мне пришлось подвергнуть их зловещему, но необходимому ритуалу обезглавливания. Пережиток самурайского средневековья, скажете вы? Пусть так. Но это была воля Акиры, пусть жестокая и на взгляд человека двадцать первого века – нелепая. И я ее выполнила.

Четвертый брат, ягуар, умер в больнице. Именно с того, что он попал туда, весь израненный, с переломанными ребрами и подозрением на серьезное повреждение позвоночника, и начались несчастья моей семьи. Несчастья, приведшие к итогу, о котором я сказала выше, и нет никакого смысла повторять еще раз.

С тех пор прошло несколько лет. Я осталась одна, я стала во многом другой, и никогда больше я не чувствовала того озноба, того необъяснимого волнения, какое я ощущала всякий раз, когда слушала, что говорит мне Акира.

И вот теперь, взяв в руки этот мастерски исполненный рисунок приготовившейся к удару кошачьей лапы, которая примерно одинакова по контурам и у тигра, и у ягуара, и у пантеры, – я ощутила тот самый озноб. Судороги и ком в горле…

Я всегда боялась таких моментов. Потому что именно тогда я была ближе всего к дикому зверю, сидящему во мне, – пантере.

6

В комнату постучали.

– Да, – ответила я.

Вошел Родион и уселся на диван. Вслед за ним в комнату прошмыгнул назойливый Счастливчик, перед которым босс просто не успел захлопнуть дверь.

– Ну, как он? – спросила я.

– Кто, Каллиник?

– Ну не Счастливчик же!

– Да, Каллиника сложно назвать счастливчиком, – глубокомысленно заметил Родион. – Спит Владимир Андреевич. Думаю, что еще несколько часов проспит. А потом проснется и оформит с нами контракт.

– Почему вы так уверены? – спросила я, хотя сама думала совершенно так же, как Родион Потапович.

– Да хотя бы потому, что деваться ему, Каллинику, некуда. То есть деваться ему есть куда, но сам он загнал себя в психологический тупик и не видит из него выхода без нашей помощи. Его что-то гнетет…

– Как вы догадались, босс? – насмешливо вставила я.

– Не перебивай, Мария. Его что-то гнетет сверх того, что уже известно нам. Возможно, он подозревает мотивы, по которым отстреливают его друзей и чуть не угробили его самого, и они, эти мотивы, так же ужасны, как факт «заказухи».

– Беспочвенное теоретизирование никому еще не шло на пользу, – сказала я. Я с утра еще ничего не ела и потому была склонна к морализированию.

Родион Потапович поправил очки, почесал в затылке, отчего его волнистые волосы еще больше взъерошились, и задумчиво проговорил:

– Я совершенно уверен в том, что мы будем расследовать это дело. Прокуратура, угрозыск и ФСБ – все это, конечно, замечательные конторы, но они – официальные структуры, а мы – частные сыщики и потому имеем несколько большую свободу и простор для маневра. Главное – доступ к информации, а он у меня есть. Что касается рисунка, присланного нашему общему другу Каллинику и вызвавшего у него совершенно понятную реакцию, – это оригинал, с которого была снята копия, представленная Екатериной Измайловной Адамовой. Надо сказать, именно ей в конечном счете Каллиник обязан жизнью. Если бы не Адамова, мы не пошли бы в «Клеопатру» и не протянулась бы цепочка случайностей: пьяный дебош – сломанный каблук – нежданная признательность Владимира Андреича – поездка в магазин – счастливое спасение Каллиника.

– Ну, со «счастливым спасением» вы явно погорячились, Родион Потапович, – хмуро произнесла я. – Вы ведь не забыли, что при этом «счастливом спасении» погибли трое не самых плохих парней.

Шульгин вздохнул и кивнул головой: да-да, все так и есть…

– И если бы не было этой поездки в магазин, быть может, никакого покушения и не было бы, – продолжала я. – Хотя вот тут есть сомнения.

– У меня тоже, – заявил Родион Потапыч. – Пристрелили бы его в другом месте…

– Я немного перекушу и могу приниматься за работу, – сказала я. – Нет смысла ждать, пока господин Каллиник проснется.

– Откуда ты знаешь? Владимир Андреич во хмелю буен и на обещания щедр, и обещания он даже выполняет, но откуда ты знаешь, каков он, когда трезв. Мы же его еще в этом состоянии ни разу не видели.

– Звучит впечатляюще, – скептически отозвалась я. – «Ни разу не видели трезвым». По-моему, уж кому-кому, а вам, босс, следует помолчать касательно вчерашних событий. Влипли, как кур в ощип, попали в ласковые объятия каллиниковской охраны, а потом и вовсе сделали мастерский финт ушами, заснув во время перестрелки.

На этом разговор завершился.

Каллиник проснулся через полтора часа. К тому времени я успела плотно позавтракать и даже, по совету Родиона, выпить немного белого столового вина. С приходом сытости мое многословие сошло фактически на нет. Я же не Родион Потапович, чтобы разглагольствовать по любому поводу и в любом состоянии. Хотя, повторяю, некоторая болтливость моего босса имела не врожденный, а благоприобретенный характер.

По пробуждении Владимир Андреевич был мрачен. К тому же лицо его имело синеватый оттенок, а угол рта дергался.

При виде этого нового для него человека Счастливчик залаял, но потом встретился с Каллиником взглядом и благоразумно отполз под лестницу, к своей миске.

– Не хотите ли позавтракать… э-э-э… – Родион посмотрел на часы и уточнил вопрос: – Не хотите ли пообедать, Владимир Андреевич? Вчера угощали вы, сегодня – я. Так как с обедом?

– Не помешало бы, – прохрипел Каллиник. – Где у вас ванная комната? У меня во рту словно табун лошадей ночевал…

Через полчаса Владимир, умытый и несколько оживившийся, сидел за столом и поедал обед из трех блюд, хотя при этом на его лице было выражение, будто его пичкают сушеными сморчками и компотом из сухофруктов. И только когда Родион достал из бара бутылку коллекционного коньяка, мало чем уступающего тому, что перепал нам вчера на халяву в «Клеопатре», Владимир Андреевич немного порозовел и даже выдавил на бледном, с тонкими чертами, еще больше подчеркивающими эту бледность, лице нечто вроде улыбки.

После первой Владимир оттаял. Он даже начал смотреть в мою сторону, хотя в первую половину обеда этого не делал. По всей видимости, воспоминания о том, что не далее как несколько часов назад жизнь тебе спасла женщина, не лучшим образом отражаются на мужской психике. Впрочем, о чем это я… у меня у самой от всего этого, кажется, ум за разум помаленьку заходит.

– Владимир Андреич, – деловым тоном начал Родион, – я хотел бы поговорить с вами…

– Да чего уж там, Родион, – перебил его Каллиник, – я все понимаю. Не стоит мне теперь на улицу высовываться, так, Родион Потапович?

– Да, пожалуй. Вы, конечно, на меня обидитесь, Владимир, но я уже привесил на ваш «Мерседес» фальшивые номера, питерские, кстати, и отогнал на стоянку. Тут, недалеко. Вон из того окна можно увидеть.

– То есть я теперь некоторым образом под домашним арестом, – полушутя-полусерьезно заметил бизнесмен. – Причем не у себя дома. Что, впрочем, меня нисколько не удручает. Я так понимаю, Родион Потапович, вы серьезно решили заняться моим делом?

– Уже занялись, – тихо произнесла я. – Разве вы не заметили, Владимир Андреевич?

– Заметил. Только вчера вы, Мария, меня по имени называли и бессовестно «тыкали»… когда из магазина меня выволокли и в салон «мерса» сажали, – грустно сказал он. – Но в любом случае – спасибо. Мне нужно ехать. Сами понимаете – работа.

– Работа? – уже горячась, произнесла я. – Значит, работа? Вы постоянно должны себя поддерживать в рабочем тонусе, так? А потом обеспечить работой веселую команду могильщиков и похоронное агентство, так?

Родион смотрел на меня с изумлением…

– Неужели тебе сложно взять отпуск и свалить куда-нибудь из Москвы? На время? К дражайшей супруге – на Лазурный берег! Чем плохо? Неужели ты не можешь перепоручить все своим замам и помощникам и умотать отсюда, чтобы не повторить судьбы твоих друзей? Ведь, в самом же деле, не могу я быть все время рядом, чтобы… кидаться ботинками в твоих убийц!

Родион Потапович с недоуменным видом взял со стола сигарету, закурил – и все это не отрывая от меня самого пристального любопытствующего взгляда.

Каллиник коснулся пальцами лба, а потом, когда я закончила свою пламенную речь, произнес:

– Ты забыла упомянуть, что нельзя искушать господа бога и цеплять на грудь мишень. Как ты говорила это вчера. Родион Потапыч, дайте-ка мне сигаретку.

При отчестве «Потапыч» Счастливчик сделал стойку на дичь и залаял.

Каллиник не спеша прикурил, выпустил струю дыма и неторопливо произнес – так, как будто речь шла об обсуждении условий рядовой сделки:

– Ну что ж, я думаю, вы правы. Мне действительно стоит на время залечь на дно. Я хочу, чтобы вы расследовали это дело. Согласен платить любые деньги. Сколько вы обычно берете?