Елена Усачева - Лес проклятых Страница 15

Мальчик посмотрел на Иру и улыбнулся.

Ира испуганно подбежала к брату, вцепилась в его руку.

– Там! – показала она.

Но там уже никого не было. Блики огня мелькали по пустой автобусной остановке.

– Что там? – рявкнул Павел. – Уходи отсюда!

– Я боюсь, – завыла Ира, прижимаясь к брату.

– Приехали! Здесь идти всего ничего.

Но Ира еще крепче обхватила руку Пашки.

– Темно, – всхлипнула она.

– Где же темно? Светло, как днем.

Пашка понял, что сестру просто так не отцепить, и озадаченно оглянулся. К месту пожара спешила баба Риша. На ходу она ахала, всплескивала руками и так бы и пробежала мимо, если бы Павел не окликнул ее.

– Боже мой, Павел, что творится-то?! – запричитала бабушка. – Ирины снова дома нет!

– Вот она.

Павел буквально стряхнул сестру на руки бабушке.

– Ирочка! А я-то перепугалась. Одного ребенка не уберегла, так и второй пропал!

– Я пошел, – крикнул Павел, скрываясь в толпе.

– Отчего загорелось? – спросила бабушка мельтешивших вокруг людей.

– А кто ж его знает? – крикнул мужик. – Говорят, короткое замыкание. А может, кто-то со спичками баловался? Теперь и не догадаешься.

– Все живы?

– Все. Как раз во дворе чай пили. В доме никого и не было.

– Ну, слава богу, – бабушка мелко перекрестилась и прижала к себе Иру. – Паша, – позвала она, заметив в толпе внука.

Он не отозвался.

Глава седьмая

Ужасы лесной дороги

Ночью Ира спала мало и плохо. Павел ходил туда-сюда, хлопал дверью, бабушка вздыхала за стенкой. Под утро пришла Наташка. Брат отправил Иру спать к сестре. На диван уложил всхлипывавшую даму сердца. У Иры сон пропал, когда она легла рядом с Катей. Она вслушивалась в слабое дыхание сестры, гадала: подействовала ее угроза на цыганку или нет?

А если Валя и правда ничего не может сделать и все зависит от Полозова? Что же это было за гадание такое, после которого человек умирает?

Все было непривычно, волнительно. Спокойная уверенность в завтрашнем дне испарилась, растаяла, как туман на рассвете. А что пришло вместо нее? Страх – не страх, волнение – не волнение… Нерешительность? Ощущение какой-то неправильности? Понимание того, что ты одна против чего-то огромного, что намного больше и сильнее тебя? И никто не поможет – ни бабушка, ни родители. Пашка? Этот мог бы, но не станет. У него свои печали… А главное – без Катьки!

Ладно, сама так сама.

Она сидела с ногами на кровати, вспоминала все, что Катька ей рассказывала о том неудачном походе за молоком. Ничего такого она и не говорила. Темная комната, двое шепчутся (это, конечно же, были председатель и цыганка), чадят свечи, сковородка какая-то, миска зачем-то, быстрые сбивчивые слова…

Да, противники у них подобрались, как на подбор, один к одному красавцы: колдунья-цыганка, председатель-оборотень, мальчик-лешак, Артур с братом, на которых время от времени «нападает» помутнение мозгов.

Мальчик и председатель больше всего волновали Иру. Полозову нужен платок. Ради него он готов пойти на все. Уж не из-за этого ли сгорел Наташкин дом? Она принесла в дом сумку, бросила ее, вышла во двор с родителями чаю попить – тут-то и загорелось.

Значит, угроза реальна, и председатель готов на все – убьет, сожжет, уничтожит. И не одного человека, а всю деревню. То он искал платок, а то из-за него сжигает целый дом. А может, все было наоборот? Он знал, что никакого платка в сумке нет, поэтому и сжег дом. От ярости.

Ира заворочалась. Как все страшно выходит! Во время войны Воронцовку сожгли. Вместе с людьми. Неужели это может произойти и с их деревней?

Она смотрела в темноту перед собой. И оттуда, из мрака, начали выходить страшные фигуры. То ей мерещилось, что из кухни вот-вот выглянет Пашка. То в окно скреблись.

В окно и правда поскреблись. Ира испуганно замерла. Звук повторился. Настойчивый. Как будто железным когтем водили по стеклу.

Ира приподнялась на кровати. Слышит ли это кто-то еще? Нет? Катя спит. За перегородкой похрапывает бабушка.

В окне появилась темная звериная морда. Уличный фонарь словно специально поярче осветил бурую шерсть, прижатые к черепу уши. Медведь распахнул пасть, и Ира не столько услышала, сколько поняла, что зверь ревет. Оглушительно громко. От такого крика должна вся деревня проснуться, а собаки давно бы уже сорвались с цепей. Но вокруг была все та же тишь. Сквозь нее, как проклятье, пробивался рык:

– Отдай платок мне! – ревел зверь. – Отдай! Порву! Мое!

Ира, даже не осознав этого, встала с кровати и подошла к окну. Зверь метался туда-сюда вдоль дома, привставал на задние лапы, заглядывал в комнату, опускал когтистую ладонь на стекло. Она была грязная, оставляла на стекле размытые коричневые следы. Похожие… похожие на кровь! И тут же Ира увидела, что возле крыльца кто-то лежит. Небольшой, в знакомой футболке и джинсах. Артур! Уткнулся лицом в ступеньку и не шевелится. Рядом с ним, согнувшись пополам, – старая цыганка. Цветная юбка и браслеты на откинутой в сторону руке. А на месте ее головы что-то темное, как будто раздавленное.

– Иди сюда! – рокочет медведь, скребясь о стекло. – Иди!

Дрожащими руками Ира опустила штору, попятилась.

Вдруг кто-то затопал в кухне. Тяжело, со вздохами.

Медведь?!

Там же Павел с Наташкой!

Ира пересекла комнату, замерла на пороге. Если зверь там, то Ира им ничем не поможет. Здесь же она еще может защитить бабушку и Катьку. Она бросилась к кровати, собираясь разбудить сестру. Но сестра уже не спала. Сидела, укутавшись в одеяло. В таком виде она казалась большой и неповоротливой.

– Привет! – улыбнулась Катька. От этой улыбки лицо ее повело в сторону. Оно начало вытягиваться, темнеть, обрастать шерстью. Катька перестала помещаться в одеяле. Сначала показался коричневый бок, вслед за ним высунулась звериная лапа.

Ира отпрянула, но было поздно. Медведь метнулся к ней, повалил на пол, наступил лапами на грудь, дыхнул гнилью.

Ира завертелась, задергалась. Дышать стало нечем, медведь давил, нависал над ней. В бессильной попытке наполнить легкие воздухом – такое простое движение, что каждый его совершает, не задумываясь, – Ира принялась хватать ртом воздух… и проснулась.

Дышать действительно было тяжело. Катя во сне разметалась, положила руку на грудь сестры, надавила, мешая вдохнуть.

Ира осторожно, чтобы не разбудить, отодвинула младшую сестру в сторону, накрыла ее одеялом. Катя поворочалась, не просыпаясь, подперла кулачком щеку. Щека была розовой, а не восковой, не такой бледной, как вчера.

Неужели подействовало? Или сила проклятья ослабла? Или кто-то понял, что с ними так просто не справиться!

Раннее солнце пробивалось сквозь шторы. Ира на цыпочках подошла к окну. На улице никого не было.

Выдохнула. Все – сон! Только сон. Показалось. Путь свободен! Можно отправляться за платком. Ей никто не помешает!

Ира бесшумно пересекла кухню, где еще все спали, притворила за собой дверь, спрыгнула с крыльца. Жизнь опять становилась прекрасной! Кто сказал, что за нее не стоит бороться?

Она вывезла из сарая велосипед, придирчиво осмотрела колеса, вставила в гнездо на раме насос, распахнула калитку.

В деревне кричали первые петухи, собаки лениво гремели цепями. Ира доехала до автобусной остановки.

Огонь потушили. От огромного дома остались одни стены, крыша провалилась. Вокруг пожарища бродили засыпанные пеплом люди.

Ира свернула с асфальтированной дороги на проселочную и поехала к лесу через колхозное поле, засеянное кукурузой. Зеленые стебли вымахали в человеческий рост, встали высокой стеной, загородили от Иры деревню. Да она и не собиралась оглядываться. Ее цель была впереди. Но если все же она посмотрела бы назад, то заметила бы, как этот же самый поворот проехал еще один велосипедист. Ехал он как-то скособочившись, сидя на взрослом велосипеде с рамой, просунув ногу под перекладиной. Из-за этого велосипед шел, немного вихляя, оставляя за собой волнистый след.

Ира изо всех сил давила на педали, летя вперед так быстро, что ветер свистел в ушах. Колесные спицы негромко пели.

На большой скорости пролетев колдобину с водой, она въехала в лес.

Деревья еще были подернуты утренней дымкой, легкая роса лежала на траве. Под тяжестью капелек воды травинки клонились к дороге и, когда Ира задевала их коленями, вздрагивали, освобождаясь от этого груза. Лес наполнял гомон птиц. Громче всех надрывалась кукушка. Она без устали отсчитывала слушателям вторую сотню лет и останавливаться на этом не собиралась. Звонко тенькали в темных ельниках пеночки, заливались зяблики. Не отставал от них и дятел, чья барабанная дробь эхом отражалась от сонных еще стволов. Солнце пробило световые дорожки сквозь густую листву.

Запрокидывая голову, Ира ловила на лицо жаркий поток света, жмурилась и смеялась.

Все было просто замечательно! Катька выздоравливала, и Ире хотелось визжать от восторга. Сама! Она сама все сделала! Осталось немного – найти платок, отдать его кому-нибудь – и все! Свобода! Снова лето! Снова вечный праздник!