Эдуард Тополь - Япона коммуна, или Как японские военнопленные построили коммунизм в отдельно взятом сибирском лагере (по мемуарам японских военнопленных) Страница 17

Засвистел в свисток дежурный по перрону и дал отмашку красным флажком… Машинист дернул ручку паровозного гудка, паровоз издал протяжный прощальный гудок, дернулись шатуны паровозных колес, и клацнули буферами сцепки вагонов.

Махая руками, Зина и Таня, Шура и Катя, Нина и Наташа, Коля и Ваня, Петя и Сережа – все закричали во весь голос:

– До свидания, дорогие! Счастливого пути!

Юдзи не мог оторвать глаз от глаз своей Тани – глаз, полных горя и слез.

Комбат Якогава, плотно сжав скулы, смотрел на военврача Калинину. Она сильно располнела с тех пор, как стала лечить комбата Якогаву, и живот ее заметно округлился…

Медленно тронулся поезд, наступила минута расставания.

И в этот миг к станции подкатил трофейный «виллис», из него выскочили трое особистов в новеньких гимнастерках, кожаных портупеях и хромовых сапогах. Ускоряя шаг, они взбежали по ступенькам на перрон, спешно подошли к вагону, в двери которого стоял подполковник Якогава, и молча, без единого слова, сдернули его с подножки.

– В чем дело? – спросил он у них по-русски.

– Спокойно, кобель! Не выступай! – сквозь зубы ответил ему один из них.

Но русская толпа провожающих зароптала, и второй объявил громогласно:

– Тихо! Не шумите! Он поедет позже, в генеральском поезде.

И повели Якогаву в свой «виллис».

Между тем паровоз, рассыпая черный дым из высокой трубы, набирал скорость и увозил японцев со станции Заречная, где остались могилы их товарищей, приятельские отношения с русскими командирами и соседями и нежные чувства к русским женщинам, которые щедро дарили им свое тепло и свои сердца. А также их комбат подполковник Якогава…

Юдзи отошел от двери вагона и со слезами упал на пол. Танины глаза и тепло ее медового тела все еще держали его в своем русском плену.

С 1948 года в Японии, в гавани Вакаса, куда приходили пароходы с японскими репатриантами, к приходу каждого такого парохода собиралась чуть ли не вся страна. Поскольку имена возвращавшихся советская сторона не сообщала, все семьи 670 тысяч военнопленных – их матери, отцы, братья, сестры, жены и дети – часами стояли в порту, с трепетной надеждой ожидая прибытия каждого судна и напряженно высматривая родную фигуру и родное лицо среди спускавшихся по трапу мужчин.

Начавшаяся в 1948 году репатриация японских военнопленных закончилась только в 1956 году. Из 670 000 японцев, прибывших в 1945 году в СССР, почти 70 000 умерли в советских лагерях.

И в 1956 году последние баржи встречали уже только несколько тысяч – те, кто еще не простился с надеждой увидеть в живых своих сынов или мужей.

Но самую последнюю, в начале 1957 года, баржу, на которой было меньше сотни репатриантов, уже не встречал никто.

Среди этих последних был подполковник Якогава – седой и постаревший на десять лет. После Заречной он еще восемь лет провел в лагерях на строительстве Байкало-Амурской железной дороги. А доктор Ирина Калинина была уволена из МВД, и о ее судьбе он не знал ничего.

Якогава сошел на берег, прошел через небольшую молчаливую толпу прибежавших в порт в последнюю минуту и пешком отправился в горы. Там, в ста километрах от Вакасы, был его дом. Он шел туда двое суток.

Солнце уходило за горы, когда он подошел к родной калитке. За невысокой живой изгородью из японской жимолости патефон играл песню «Амэно фуруёру» («Ночной дождь») и слышались голоса. Он узнал их – его отец и мать, его жена и трое его детей, выросших без него, обсуждали какие-то местные новости.

Якогава набрал в легкие воздух и толкнул калитку.

Вся семья оглянулась на ее скрип и, замолчав, вопросительно уставилась на этого незнакомца – седого, заросшего, в линялой гимнастерке без погон и в каких-то странных обмотках на ногах.

А старый доберман, демонстрируя храбрость и верность хозяевам, вскочил на ноги и, ощерясь, взвился в воздух – прыгнул на чужака.

И только в воздухе, в прыжке вдруг поймал знакомый запах, задергался, рухнул на землю в пяти метрах от Якогавы и, виновато скуля, на брюхе пополз к его ногам – узнал хозяина.

…Позже, когда Якогава пришел в себя и освоился с домашними, он прочел в газетах и увидел в кинохронике гигантские манифестации бывших японских военнопленных, которые шли по Токио с красными знаменами и лозунгами, призывающими к построению коммунизма в Японии.

Мощными многотысячными колоннами они двигались по городским улицам и пели:

Расцветали яблони и груши,Поплыли туманы над рекой.Выходила на берег Катюша,На высокий берег, на крутой…

2005–2008