Святослав Логинов - Медынское золото Страница 17

Устон ответил огненными шарами, которые не достигли цели; засевшие на стадионе оказались не только невидимы, но и хорошо защищены.

На этом лесную рать могла бы постичь судьба первого из наманских отрядов, встреченных по эту сторону гор, если бы не остерегание, которое было в крови у каждого. Люди знали, что даже когда среди наманцев нет чародеев, их воины не отступят без боя, понимали, что нападение смертников может последовать в любую минуту, поэтому совсем врасплох удар их не застал. Во время переходов один из магов постоянно расстилал над идущими защитный покров. В эту минуту соплеменников прикрывал осторожный Бажан, и большинство камней попадало, не долетев, или просвистело над головами, а там и остальные маги взялись за дело. Прочно прикрыли своих, а следом ударили по стадиону дружно – волшебным и простым оружием.

И вновь противника достать не удалось.

Отошли, унося убитых и раненых, и лишь затем всерьёз задумались, что же случилось. Разгадку искали недолго: над стеной стадиона были подняты четыре бунчука с имперскими орлами.

Устон сгоряча предложил атаковать стадион всеми силами. Девять магов четверых сомнут, хотя бы те и засели за стенами. Но более опытные ведуны с этим не согласились. Смять-то, может, и удастся, но без потерь дело не обойдётся. А сколько там войск, на этом стадионе, – тоже надо думать. Пращники у имперцев без тяжёлой пехоты не ходят. Сцепишься с магами – легионеры ударят, и пятьсот бойцов имперский легион удержать не смогут. Начнёшь бить пехоту – магам облегчение будет. Как ни вертись, а платить за такую победу придётся кровью.

Решили отступить. Не всё же переть, что медведю поперёк рожна.

В отместку подожгли посёлок, перебили жителей, кто не успел разбежаться. Со стадиона на выручку своим никто не пришёл. Не захотели наманцы биться в открытом поле, ждали то ли подкрепления, то ли дурного поступка со стороны лесных дикарей.

У пожарища задерживаться не стали, ушли от стадиона и развалин поселения на приличное расстояние и тут устроили большой совет.

Девять волхвов сидели у жертвенного огня и гадали, что делать дальше. Спрашивай предков, спрашивай богов, а смекай своим умом. Мякотная долина, полная немыслимых и доступных богатств, лежала перед ними. Где-то там, в нескольких днях пути – сказочный Ном. Но за спиной вражеские силы, которые не удалось разгромить. И неведомо, сколько войск ещё сумеет выставить Ном и сколько у Хаусипура осталось боевых магов, которым он может хоть как-то доверять. А на руках – обоз, добра в котором больше, чем ожидалось добыть за весь поход. Домой бы это отправить, жёнам, детям, да в глухие лесные ухоронки, на чёрный день…

– Правильно Устон говорил, – рассуждал Анк. – Надо развернуться и штурмовать стадион. Нельзя врага за спиной оставлять. А как с этими управимся, то и решим, вниз на равнину идти или обратно через горы. А пока эти рядом, нам покою не будет.

– Тут всюду враги рядом, – заметил Напас. – Места такие. Мы сидим, беседуем, а новое войско, может, уже на подходе.

– Нет никого на подходе, – возразил Бурун, сухонький старичок, ушедший ради воинской добычи со своей пасеки. – У меня поглядки поставлены.

– Каждый день поглядки ставить – замаешься. Воевать некогда будет.

Судили, рядили, прикидывали так и этак, пока поглядки не звякнули тоненько, предупреждая, что поблизости появился недруг, а потом и вовсе жалобно всхлипнули, сорванные сильной рукой, и замолкли. Но и без того было ясно, враг идёт, не скрываясь, а значит, не боится прямого столкновения – сила на силу, колдовская власть на чародейское могущество.

Объявили тревогу, отозвали посты и секреты – всё равно имперские маги найдут и уничтожат их. Заняли позицию на холме, откуда далеко видно и удобно насылать на недруга всяческую напасть. А через час на соседнем холме, таком же высоком и удобном для обороны, появились имперские бунчуки. Четыре бунчука и войско, пересчитать которое знатоки не сумели. Больше двух тысяч легионеров, пришедших из тех областей, где солнце мутит разум и порождает непредставимых монстров, для которых в лесах нет названия.

Расстояние между холмами было порядочным, о том, чтобы лучникам в бой вступить, и речи нет. Тут и маг не всякий достанет. Но спускаться в лощину ни те, ни другие не торопились. Понимали: кто с горы сойдёт, того и бить будут. Выстроились сомкнутыми рядами, а врага чуть видать, словно муравьи ползают на другом склоне. Вынесли в первый ряд девять бунчуков. Думали, не поднять ли знак Инейко, но потом решили не делать этого, не тревожить душу погибшего.

С той стороны орлы на шестах и волосяные хвосты под ними. Смотришь, и ничего не понять, кто тебе противостоит. А с нашей – и куделька, и медвежья лапа, и зверь барсук. Свои знают, кто какой бунчук поднял, а наманцам опять же гадать приходится, кто из пришлых чародеев опаснее и чего от каждого ждать следует.

От имперских шеренг отделился человек, сошёл по склону шагов на полста. Ближе не подошёл, побоялся. Следом легионер с непроницаемым лицом вынес бунчук. В землю вбивать не стал, приставил к ноге и замер неподвижно, как мраморный болван, каких немало перекололи по наманским городам. Первый раз те из людей, что поглазастей, видели воочию имперского мага. Никакого воинского снаряжения у него не было, и оружия – тоже. Тёмно-синяя хламидка и шляпа с большими полями, какие в дождь надевают. На груди – подвешенная на цепке золотая звезда. Зачарованное золото слепит глаза, Ризорху щуриться пришлось, чтобы звезду разглядеть.

Устон на пробу пульнул в шляпу огненным шариком. Не попал. И звезда оберегла, и другие маги своего прикрыли. Научились худо-бедно, что надо не только о себе думать, но и товарища прикрывать, даже если с этим товарищем в мирное время цапались, что ёж с гадюкой. Ещё бы малость всыпать имперским магам горячего, так они и дружить научатся. Говорят, зайца, если колотить как следует, можно выучить не только в барабан стучать, но и костёр разводить. Так неужто наманский чародей святоотеческого зайца дурнее?

Наманец тем временем повертел пустыми пальцами, и над головой у него начало сгущаться тёмное облачко. Сначала небольшое, оно постепенно разрасталось и двинулось в сторону замерших людей.

Выжидать, пока темнота проявит себя, волхвы не стали, рассеяли облачко, едва смогли дотянуться.

Никакого огорчения наманец не выказал, стоял, скрестивши руки на груди, и презрительно смотрел в сторону лесных бунчуков.

– Чего это он? – спросил Бурун. – Колдовать не колдует, и уходить – не уходит. Торчит, что кол на юру.

– Поединщика ждёт, – пояснил Напас, лучше всех знавший наманские порядки. – У них заведено, что перед боем поединщики дерутся, чтобы войско в раж привести. Чья сторона победит, у того ража больше.

– Коли так, надо уважить дядечку! – неугомонная Нашта скинула мисюру и с бунчуком в одной руке и луком в другой пошла вниз по склону.

– Мисюрку надень! – крикнул Ризорх.

– Негоже! У него шлема нет, а я в железной шапке буду?

– Его шляпа твоей мисюрки помудрее!

– Моя мудрость в длинной косе. То на то и выйдет.

Нашта приостановилась на мгновение, перекинула косу на грудь и отправилась дальше. Когда расстояние между магами и их войсками стало одинаковым, Нашта одним ударом вбила бунчук с куделью в землю и изготовилась к стрельбе. Синий маг в изумлении уставился на невиданное зрелище – женщина, почти ещё девчонка, под бунчуком.

– А что, дед Ризорх, – колдовски спросила Нашта, – шляпник одной звездой защищён или его свои по-прежнему прикрывают?

– Прикрывают, – так же молча ответил Ризорх. – Все трое, что в рядах остались. А мы тебя прикрываем, вчетвером. А остальные готовы тебе помочь.

– Вот тебе и поединок… – протянула Нашта. – Ну, не серчай, дядечка…

Имперский маг был готов всей мощью стоящих за его спиной волшебников отразить зачарованную стрелу, чтобы она поразила свою же хозяйку, вздумавшую вылезти на поединок с опытным, искушённым в боях колдуном. И, наверное, это ему удалось бы, но стрела оказалась нацелена вовсе не в звезду на груди и не в открытый лоб чародея. Она просвистела на два локтя выше голубой шляпы, так что охранные и иные заклинания, не углядев угрозы, не стали сбивать её с пути. Уже миновав ложную цель, стрела обратилась в гигантское огненное копьё, которое, пролетев недоступное для обычного выстрела расстояние, врезалось в плотные шеренги легионеров.

Никакая молния, никакой гром небесный не смогли бы нанести такого ущерба. В единственный выстрел вложили свои умения все маги, что не оберегали от нападения отчаянную лучницу. Было там и пламя, сотканное Устоном, и умение множественного удара, что прославило Бессона, и стремительные, как мысль, стальные шершни, выпущенные тихоней Буруном. Ни один из магов не смог бы послать свои чародейства в такую даль, это сделала стрела Нашты.

Больше сотни человек было сбито одной стрелой, и немногие из них сумели подняться с земли. Убитые, раненые и тяжко контуженные остались лежать.