Владимир Железников - Чучело Страница 18

Мы добежали до парикмахерской и остановились передохнуть. Я почти успокоилась.

Мне было весело, что Димка меня спас. Сначала я его, потом он меня – разве не здорово.

Случайно я заглянула в зеркало парикмахерской и не узнала себя – это была я и вроде не я. У меня было другое лицо.

Парикмахерша тетя Клава, мать Рыжего, выглянула из дверей, посмотрела на нас, улыбнулась и сказала мне:

„Красивая, красивая…“

Тут между мной и Димкой произошел очень важный разговор.

„Когда ты успела все рассказать Маргарите?“ – сказал Димка.

„Я?… Маргарите?…“ – спросила я. И замолчала, раз он такой дурак и не понял, что я это сделала исключительно из-за него. Я снова посмотрела в зеркало и почему-то пропела: „Мар-га-ри-та-а-а!..“

„Ну что ты не отвечаешь?“ – строго спросил Димка.

„Мар-га-ри-та-та-та-та! – пропела я, танцуя. – Ты заметил ее глаза? Она говорила с нами, а сама… видела только его – своего жениха. А платье у нее какое красивое! Я, когда вырасту, обязательно сошью себе такое же!..“

„Слушай, – перебил меня Димка, – хватит мне зубы заговаривать! Говори, когда ты ей все рассказала?“

„А я ей ничего не говорила!“

Я снова отвернулась к зеркалу и подумала: если научусь поджимать губы, то буду ничего себе.

Димка стоял позади меня, но там, в зеркале, наши лица были рядом. Интересно было смотреть на нас двоих со стороны – как будто мы с ним снялись на одну фотографию.

„А кому, – говорит, – ты сказала?“

„Ни-ко-му!“ – И поджала губы, и улыбнулась так, чтобы рот не расползался до ушей.

„Как никому?…“

„Так! Ни-ко-му! – Я медленно повернулась к нему, сделала круглые-круглые глаза и не забыла – поджала губы. Я теперь решила всегда быть красавицей. – Не веришь – и не надо“.

„Ну хорошо, тогда объясни, зачем ты про себя сказала все это ребятам?“ – спросил Димка.

„Захотела – и сказала. – Я снова красиво улыбнулась. – Я сначала не собиралась. Но вдруг кто-то открыл мне рот. И моим голосом произнес: „Это сделала я!“

Он испуганно посмотрел на меня.

„Ну что ты так смотришь на меня? – говорю и так спокойно добавляю, чтобы он не умер от разрыва сердца: – Я же тогда стояла под дверью и все слышала“.

Мой ответ его потряс – он закачался как пьяный, еле удержался на ногах.

„Так ты из-за меня?!“ Наконец-то он догадался, брови у него от удивления полезли вверх.

„Нет, не из-за тебя, – ответила я. – Из-за Александра Сергеевича Пушкина“.

„Ну ты даешь… – Он места себе не находил. – Из-за меня!.. А что же теперь делать?“

„Что хочешь“, – беззаботно ответила я.

Теперь, когда я все рассказала Димке, совсем перестала бояться. Мне стало радостно, что он знает, что я его спасла.

„Они нас затравят“, – мрачно произнес Димка.

„А я не боюсь, – ответила я. – Мы же вдвоем?“

„Вдвоем! – И вдруг рванулся, прямо как бешеный: – Пошли к ребятам! Я им все расскажу!..“

„А вон они! – Я их увидела издали и закричала: – Ребята!“

Они выбежали из-за угла, но крика моего не услышали и нас не заметили.

Димка почему-то закрыл мне рот рукой и потащил в открытые двери парикмахерской.

Тетя Клава посмотрела на нас с большим удивлением. Она хотела, видно, спросить, что это Димка закрыл мне рот и тащит, но не успела, потому что за окнами парикмахерской замелькала наша погоня: Миронова, Лохматый, Рыжий, Шмакова, Попов…

„Толик!“ – Тетя Клава увидела через окно Рыжего.

„Они здесь! – донесся до нас голос Вальки. – У меня собачий нюх“.

«Ну, – подумала я, – сейчас они нас найдут, схватят, вытащат на белый свет… Заорут: „Бей ее!“ А Димка тут все про меня и расскажет!.. Вот смеху будет», – думала я и поэтому радовалась.

С этого момента начинается все самое печальное. Если бы я была не дура, то сразу бы все поняла. Но я надеялась и была как слепая. Ну, в общем, посмотрела я на Димку, а он опять испугался. Его опять всего перевернуло. Глаза у него бегали, губы дрожали… У него, знаешь, все шло волнами. То сюда, то туда. Поэтому мне и жалко его было. Когда никого нет – он храбрец. Как появились ребята – самый последний трус…

Ну, в общем, стояли мы за занавеской, не шевелились. А тетя Клава быстро-быстро затопала к двери, чтобы схватить своего любимого сыночка. Но как она ни спешила, а Димка все же изловчился и успел ее попросить, чтобы она нас не выдавала. Таким дрожащим голоском:

«Тетя Клава, не выдавайте нас… Мы от них спрятались. Игра у нас такая».

Тетя Клава кивнула на ходу, что все поняла, открыла дверь и крикнула:

«Толик! Ты почему не уехал?»

«Нас не взяли», – ответил Рыжий.

Он стоял в трех метрах от нас. Я видела даже его лицо, оно выглядывало из-за плеча тети Клавы.

Я подумала, что сейчас обязательно чихну, ведь всегда, если кто-нибудь прятался, он чихал или кашлял в самое неподходящее время. Но у меня не кашлялось и не чихалось.

Дедушка! Я теперь знаешь как жалею, что не чихнула нарочно. А то бы Рыжий услышал, всех позвал… И Димка вынужден был бы все рассказать… От одного чиха, подумать только, многое бы изменилось.

Когда Рыжий выложил матери, что нас не взяли, она прямо отпала, отступила от него и лицо закрыла руками.

«Вот беда! А я отцу позвонила. Предупредила, что ты выехал».

«А он что?» – быстро спросил Рыжий.

«Сказал, что рад и ждет», – ответила тетя Клава.

«Ждет?… – Я увидела, как Рыжий изменился в лице – у него вдруг запылали щеки. – Ждет меня?!»

«Конечно, тебя. А то кого же. – Тетя Клава потрепала Рыжего по голове. – А ты не верил, что он будет тебе рад».

Я покосилась на Димку – неудобно было, что мы подслушиваем чужой разговор. Рыжий же не знал, что мы его слышим. Я толкнула локтем Димку и хотела выйти из укрытия, но Димка прижал меня к стене.

«Так, может, он сам тогда приедет? – как-то тихо и неуверенно спросил Рыжий. – Вот было бы здорово!»

«Ну что ты… – Тетя Клава вздохнула: – Сам он никогда не приедет».

«Почему?… – Я никогда не слышала, чтобы у Рыжего был такой печальный, отчаянный голос. – Мы же три года не виделись! И ты сама сказала, что он рад, что ждет».

«Не соберется… У него работа».

«Соберется! Соберется! Соберется!» – вдруг закричал Рыжий.

«Ты что, Толик?… – Мне было видно, как тетя Клава обняла сына. – Ну не плачь!»

«Рыжий! – донесся голос Лохматого. – Их здесь нет! Бежим!»

«Ну я им покажу! – Рыжий вырвался из рук матери. – Ну у меня Чучело попляшет!..»

«Толик! Толик!» – закричала тетя Клава, но Толика и след простыл.

Тетя Клава вошла в парикмахерскую и столкнулась с нами – она, видно, забыла про нас.

«А-а-а, вы еще здесь! – сказала она. – Постойте, постойте, вы же из одного класса с моим Толиком?»

«Из одного», – выдавил Димка.

«А почему вас в Москву не взяли?» – спросила тетя Клава.

Мы с Димкой переглянулись.

«Ну, потому… – ответил Димка, – потому что мы вчера сбежали с урока в кино».

«Вот бессовестные! – Тетя Клава покачала головой. – Вот негодники!»

Мы не стали ее слушать и выскочили из парикмахерской. Димка вдруг почему-то положил свою руку вот сюда.

Ленка показала Николаю Николаевичу, как Димка положил руку ей на плечо.

– Ну, как будто мы взрослые, парень и девушка. – Она улыбнулась и посмотрела на Николая Николаевича: – Вот когда тебе было двенадцать, ты обнимал девушку?

– Я?… В двенадцать? – Николай Николаевич совершенно потерялся от этого вопроса.

Он хотел соврать Ленке, что, конечно, обнимал, но потом почувствовал, что покраснел, как мальчишка, – врать он совсем не умел, – и сознался, что не обнимал.

– Вот видишь, – победно сказала Ленка, – а Димка меня обнял. Днем. При всех. При солнце и при людях. Рука у него была горячая-горячая. Я так от этого обалдела, что рот у меня сам собой полез к ушам, и я забыла, что решила быть красавицей. Я была рада, что Димка меня обнял, только я жутко смутилась, ноги у меня не двигались, и вся я съежилась, чтобы стать поменьше.

А когда мы так вышли на нашу улицу, то Димкина сестра, зловредная Светка, увидела, что мы идем обнявшись, и как завопит:

«Жених и невеста! Тили-тили тесто! Жених и невеста! Тили-тили-тили тесто!»

«Вот дура, – сказал Димка. – Ты не обращай на нее внимания!»

Я оглянулась на Светку и сказала:

«Ну крикни, крикни еще раз!»

«Ленка – невеста! Ленка – невеста! – истошно заорала Светка. – А Димка – жених!» – и бросилась наутек.

Мы остались на месте. Знаешь, дедушка, мне почему-то понравилось, что Светка меня дразнила. – Ленка повернулась к Николаю Николаевичу: – Это плохо?

– Почему же плохо, – ответил Николай Николаевич, – это в какой-то степени замечательно.

– Вот и я так подумала! – в восторге сказала Ленка. – Точно как ты. И мне захотелось сделать что-нибудь сверхособенное. «Знаешь, Димка, – говорю, – знаешь… Я сейчас пойду в парикмахерскую к тете Клаве!»

«Зачем?» – испугался он.