Константин Уткин - Хозяин жизни – Этанол Страница 22

Мальчик, по-видимому, пивко тянет с другой уже подружкой.

Я знаю, что мне скажут наживающие на чужой деградации капитал подонки. Разве лучше, если бы эти мальчики и девочки пили водку? Да нет, неуважаемые подонки, не лучше. Равноценно. Просто водку, как более концентрированное проявление Хозяина, рекламируют не так нагло, агрессивно и назойливо.

Мальчики и девочки вообще не должны пить. Не потому, что это никчемное занятие под запретом, а потому, что это просто ненужно. Потому, что они сильны, веселы и здоровы сами по себе, без унизительно зависимости. Потому, что за ними будущее.

Вы это понимаете, так же понимаете что за медленное уничтожение генофонда своей страны вас не привлекут к судебной ответственности. И поэтому я, прошедший все круги Хозяйского ада, умерший и воскресший, говорю вам – убийцы.

И эти, несостоявшиеся, и другие, вырвавшие из нашего будущего еще одну жизнь смерти отягощают ваши черные души – сидите ли вы в совете директоров пивного холдинга или напрягаете подлое воображение, придумывая более завлекательную рекламу. Или отрабатываете деньги, лоббируя разрешающий пить пиво с десяти лет закон…

Пусть вам, в этой жизни или той, прямо или косвенно, воздастся по заслугам. Аминь.

Саня.

Один мой друг после неудачной попытки рассчитаться с этим миром при помощи пива и бензина завязал – надеюсь, что больше никогда его в пьяном состоянии я не увижу. Но зато есть другой, который знает, что является самым настоящим пивным алкоголиком, согласен с этим – но пока ничего менять не собирается.

Хотя мой друг Саня перешел в разряд фанатиков пива после долгого и неумеренного потребления водки – то есть после крепких напитков, которые просто выключают человека из жизни, перешел на легкие, которые позволяют поддерживать видимость нормального существования.

Он пьет практически каждый день по бутылочке, по две, по три. Он гуляет с собакой, мечтательно глядя в пространство. В одной руке у него дымиться сигарета, в другой сквозь темное стекло видна полоса пивной пены. Кроме этого, иногда он уходит в отрыв – то есть пьет пиво без ограничения количества. Границы устанавливает мозг, который после очередного литра отказывается нормально работать. При этом Саня не может уснуть. Он не может спать, он не может говорить, но при этом он хочет общаться. Он стоит, покачиваясь, возле собеседника, держит его либо за одежду, либо за пуговицу, и старательно пытается что-то донести. Понять при этом ничего нельзя, поскольку пока произноситься второе слово, первое напрочь забывается. Одновременно он глотает из бутылки и курит одну сигарету за другой. В таких интеллектуальных беседах ночь пролетает, как час – и обычно под утро Саня выключается на сутки. Разбудить его нельзя ничем – если только не использовать тяжелую артиллерию в виде автора этих строк. Половина наших ссор происходила именно с утра, что, в общем-то, неудивительно. Похмельного человека – тем более если это пивное, не излечиваемое ничем похмелье – лучше не трогать.

На Саню Хозяин действует своеобразно. Кроме привычных проявлений отравления головного мозга – болтливости, замедленной реакции, нарушения концентрации и чувства меры – у Санька напрочь исчезает инстинкт самосохранения.

Когда я работал лодочником на волжской базе отдыха Саня приезжал ко мне регулярно для отдыха. Чем заканчивался отдых уточнять не надо.

В тот день появилась какая-то девица, тоже, конечно, пьяная, которая, по слухам, после нужно дозы давала любому количеству жаждущих.

Мы рванули по адресу – действительно, девица была, и была она очень даже ничего. И не отказывалась от своей репутации, но только вот водка, увы, кончилась. Я, как начальник лодочной станции, вызвался съездить вместе с ней… ну и Саньком, конечно. При другом раскладе лодку дать я просто отказывался.

Поехали. Точнее – поплыли. Плескали весла по простору ночной Волги, далеко крошечными огоньками шоссе угадывался берег, Саня, воркуя, уговаривал девицу на грех прямо в лодке и даже поцеловал ее в сосок.

К берегу мы пристали через час. Возле мостков белело продолговатое тело гидроцикла, из-под брезента рядом, кряхтя и ворча, выполз охраняющий его мужик. За нашей лодкой он без разговоров согласился приглядеть – все равно проснулся, а за его гидроциклом до утра не приедут.

Мы сходили в ночной магазин за водкой. Купили без приключений – хотя заинтересованные взгляды пьяных полуночников, конечно, кололи нам спины. Вернулись, отягощенные бутылками. Подошли в реке. Выпили по стаканчику и предложили нашему сторожу. Санек стал рассказывать анекдоты вместо закуски – а у него, пьяного, может кончиться все, кроме запаса анекдотов. Я, пользуясь темнотой, шарил у нашей подруги за пазухой, она хихикала и не возражала. Мужик достал свою бутылку и намекнул, что водка у него и своя есть, а вот за то, что присмотрел за нашей лодкой, надо бы расплатиться. И от телки, которая с нами, он не откажется. Я напрягся, девочка примолкла, Саня продолжал рассказывать анекдоты.

Мужик, выслушав очередной анекдот, прямым текстом заявил – отдайте нам свою бабу, пока просим по-хорошему. Угрозы, пока он был один, не было, но тут девочка ойкнула и прижалась ко мне – из-под того же брезента вылезло еще трое таких конкретных бритоголовых пацанов. Саня, не переставая травить очередной анекдот, предложил им выпить и плавно перешел на следующий. Я сказал, что мы поедем. Конечно, поедете – отозвалась братва – а бабу нам оставите. А если не хотите по-хорошему, то останетесь вместе с ней. И лодка, и водка вам больше не понадобятся.

Опомнился я на лодочной скамье от брызг весел – мы гребли, ребятушки стояли на причале, крыли нас матом, свистели. Вроде даже хотели пуститься в погоню – но водное пространство между нами становилось все больше, снимать с колес и заводить гидроцикл ради пьяной потаскушки им не хотелось, так что обошлись братки банальными угрозами. Налегал на весла присмиревший Саша, нервно курила ночная красавица. Но вот как нас отпустили? Про выпавший из памяти момент рассказала девица. Оказалось, что я так рявкнул на Санька, заорал таким оглушительным басом, что его будто ветром бросило в лодку. Девица, понимая, что это ее единственный шанс, прыгнула за ним – а братва замешкалась, потом попыталась ухватить нас за корму, но было уже поздно. Пока плыли, мы останавливались раз пять – снимали стресс и одежду с девочки. Она была не против – все-таки двое – не четверо – но просила подождать до базы, так как заниматься сексом в качающейся посудине на ветру, на великом просторе не очень удобно.

Из четырех купленных бутылок на базу мы привезли одну. Девочка сдержала обещание и стонала всю ночь… но не под нами. Мы спали мертвым пьяным сном.

Саша отличается исключительной общительностью. То он пытается побеседовать на Ярославском вокзале с компанией немых, не обращая внимания на более чем красноречивые жесты и мычание. Когда я его оттащил – буквально силком – он долго обижался и возмущался. Он ведь хотел всего лишь пообщаться с ними на языке жестов…правда, этот язык, как и прочие, он почти не знал.

То вдруг мы после первой бутылки встретим его соседку, а соседка неожиданно ответит на какой-то тупой комплимент незнакомых парней быдловатой наружности. И не просто ответит, а начнет откровенно кокетничать. Возбужденные перспективой быстрой случки гастарбайтеры пригласят всех нас в гости – и общительный Санек, радуясь новому знакомству, стал уговаривать меня не откалываться и выпить вместе с такими обаятельными и дружелюбными парнями.

Я согласился. Только потому, что у Санька против здоровенной деревенщины не было ни малейшего шанса. К тому же со мной была Машка, моя черная догиня, рабочая, хорошо притравленная лично мной сука, уже перекусившая к тому времени несколько рук.

Гастарбайтеры, конечно, спросили – а кусается твоя собачка? А можно ее погладить?

Я честно ответил, что нет. И гладить можно. Только умолчал, что ей все равно, гладил ее человек или нет, кормил с руки или с тарелки – после команды она взрывается и рвет кого угодно.

Ребята ее быстро перестали боятся – к тому же, съев половину купленной на закуску колбасы, позволив трепать себя за ушами и поднимать губы, Машка завалилась на диван и захрапела.

Веселье началось. Сашина соседка в обтягивающем платье, которое лишь подчеркивало, что под ним голое тело, извивалась в танце, кидая на гастарбайтеров многообещающие взгляды, и уворачиваясь, если они слишком уж откровенно пытались ее лапать. Я задремал к кресле. Саня, обняв девочку за талию, повел ее в комнату, и скоро моя собака подняла голову, прислушиваясь к новым звукам. Гастарбайтеры затихли на кухне.

Недоброе предчувствие, кольнувшее меня, заставило тихонько подняться и пройти в коридор.

Собаку они собирались запороть; нас, избив, выбросить из окна – будто подрались и вывалились сами. А распалившую их подружку увезти и использовать по назначению, пока не надоест.