Луиза Мэй Олкотт - Хорошие жены Страница 24

Всегда твоя

Эми.

Глава 9

Трудности деликатного свойства

– Джо, я беспокоюсь о Бесс.

– Почему, мама? Она выглядит очень хорошо с лета, с тех пор как появились малыши.

– Меня беспокоит сейчас не ее здоровье, а ее настроение. Я уверена, у нее что-то на душе, и я хочу, чтобы ты узнала, что.

– Почему ты так думаешь?

– Она подолгу сидит одна, реже говорит с отцом. На днях я застала ее, когда она плакала над малышами. Когда она поет, песни всегда печальные, а иногда я замечаю на ее лице выражение, которого не могу понять. Это так непохоже на Бесс, и это меня беспокоит.

– Ты спрашивала ее об этом?

– Пару раз пробовала, но она или избегает моих расспросов, или смотрит так огорченно, что я умолкаю. Я никогда не принуждаю моих детей к откровенности, и мне редко приходится долго ждать, чтобы они доверились мне.

Миссис Марч выразительно взглянула на Джо, но выражение лица последней говорило о том, что никакие собственные тайные тревоги ее не томят. Джо задумчиво продолжала шить, затем через минуту сказала:

– Я думаю, она просто становится большой и начинает мечтать, ее одолевают надежды, страхи, тревоги, но она не знает, откуда они, и не может их объяснить. Да, мама, Бесс – восемнадцать лет, но мы не сознаем этого и обращаемся с ней как с ребенком, забывая, что она уже взрослая.

– Ты права. Как быстро вы растете! – ответила мать со вздохом и улыбкой.

– Ничего не поделаешь, мама, так что ты должна смириться с тем, что всевозможные волнения неизбежны, и позволить своим птенцам вылетать из гнезда, одному за другим. Я обещаю никогда не улетать слишком далеко, если это может послужить тебе утешением.

– Да, это большое утешение, Джо; теперь, когда Мег ушла, я всегда чувствую себя сильнее, если ты рядом. Бесс слишком слаба, а Эми слишком молода, чтобы на нее полагаться, но ты всегда готова помочь в трудную минуту.

– Что ж, ты знаешь, я не против тяжелой работы. В семье всегда должен быть кто-то для таких дел. Эми годится для тонких работ, а я нет; зато я в своей стихии, когда надо поднять и выколотить все ковры в доме или когда одновременно заболевает половина семьи. Эми сейчас отличается за границей, но, если что-то не так дома, я – тот, кто вам нужен.

– Тогда я оставлю Бесс на твое попечение, она откроет свое нежное сердце любимой Джо скорее, чем кому-либо другому. Будь очень ласкова с ней и не вызови у нее подозрения, будто кто-то следит за ней. Если только она станет снова совсем здоровой и веселой, у меня не останется неисполненных желаний.

– Счастливая женщина! У меня их куча.

– Что же это за желания, дорогая?

– Вот разберусь с тревогами Бесс, тогда расскажу тебе о моих. Они не слишком обременительны для меня, так что подождут. – И Джо снова усердно принялась за шитье с многозначительным кивком, позволявшим не беспокоиться по крайней мере за ее настоящее, если не будущее.

Внешне казалось, что Джо поглощена собственными делами, но она наблюдала за Бесс и после множества противоречивых догадок укрепилась в одной, объяснявшей, как ей казалось, происшедшую в сестре перемену. Ключ к тому, что Джо считала разгадкой, дало ей незначительное происшествие, а живая фантазия и любящее сердце сделали остальное.

Однажды в субботу после обеда она и Бесс были вдвоем в комнате. Джо делала вид, что усердно пишет, однако, быстро водя пером по бумаге, посматривала на сестру, которая казалась необычно тихой. Бесс сидела у окна и часто, уронив на колени свое рукоделие, подпирала голову рукой и замирала в унылой позе, устремив глаза на мрачный ноябрьский пейзаж. Вдруг внизу раздались звуки шагов, кто-то просвистел, как заводная птичка, и чей-то голос окликнул: «Все отлично! Зайду вечером».

Бесс вздрогнула, склонилась вперед, улыбнулась и кивнула, а когда звук шагов замер в отдалении, сказала негромко, словно про себя:

– Какой он сильный, здоровый и счастливый, этот милый мальчик!

– Хм! – произнесла Джо, все еще внимательно наблюдая за лицом сестры: яркий румянец исчез так же быстро, как появился, улыбка пропала, а на оконный выступ упала блестящая слеза. Бесс стерла ее и с опаской взглянула на Джо, но та строчила с бешеной скоростью, явно увлеченная «Клятвой Олимпии». Как только Бесс отвернулась, Джо возобновила наблюдение и увидела, что рука Бесс несколько раз тихо поднялась к глазам, а в ее повернутом вполоборота к Джо лице читалась такая кроткая печаль, что глаза Джо тоже наполнились слезами. Боясь выдать себя, она выскользнула из комнаты, пробормотав что-то о кончившейся бумаге.

– Спаси и помилуй! Бесс любит Лори! – сказала она, садясь в своей комнате, бледная от поразительного открытия, которое, по ее мнению, только что сделала. – Никогда не предполагала такого. Что скажет мама? Интересно, а что он… – Тут Джо остановилась, побагровев от неожиданной мысли. – Если он не полюбит ее, это будет ужасно. Он должен, я его заставлю! – И она грозно взглянула на портрет озорного мальчишки, смеявшегося над ней со стены. – Ну и ну, мы растем вовсю! Вот и Мег замужем и сама стала мамой, Эми преуспевает в Париже, Бесс влюблена. Я единственная, у кого хватает здравого смысла держаться подальше от греха. – С минуту Джо напряженно размышляла, устремив глаза на портрет, затем расправила нахмуренное чело и, решительно кивнув, сказала, обращаясь к лицу на портрете: – Нет, сэр, спасибо. Вы очаровательны, но у вас не больше постоянства, чем у флюгера. Так что можете не писать чувствительных записок и не улыбаться многозначительно. Ничего из этого не выйдет, и я этого не потерплю.

Затем она вздохнула и впала в задумчивость, из которой не выходила, пока ранние сумерки не заставили ее спуститься в гостиную, чтобы продолжить наблюдения, которые лишь укрепили ее подозрения.

Хотя Лори флиртовал с Эми и шутил с Джо, к Бесс он всегда относился с особенной добротой и нежностью. Но так относились к ней все, поэтому никому и не приходило в голову, будто он любит ее больше, чем других. Напротив, в последнее время в семье существовало общее мнение, что «наш мальчик» становится нежнее, чем прежде, к Джо, которая, однако, не желала слышать ни слова на эту тему и гневно отчитывала каждого, кто осмеливался это общее мнение высказать. Если бы в семье знали о тех нежных признаниях или, точнее, попытках нежных признаний, которые сурово подавлялись в зародыше на протяжении прошедшего года, они с огромным удовлетворением могли бы сказать: «Мы же говорили!» Но Джо терпеть не могла «любезничания» и не допускала ничего подобного, всегда имея наготове шутку или улыбку, которую использовала при первом признаке надвигающейся опасности. В первое время учебы в университете Лори влюблялся примерно раз в месяц, но эти маленькие увлечения были столь же непродолжительными, сколь и страстными, не приносили вреда и очень забавляли Джо, которую интересовало постоянное чередование надежды, отчаяния и покорности судьбе, которые поверялись ей во время еженедельного обмена новостями. Но пришло время, когда Лори перестал курить фимиам во многих храмах, туманно намекал на одну всепоглощающую страсть и порой предавался байронической[54] угрюмости. В такие периоды он совершенно избегал деликатной темы, писал Джо записки философского содержания, становился прилежным студентом, объявляя, что собирается «долбить», дабы завершить учебу в блеске славы. Это нравилось юной леди куда больше, чем признания в сумерках, нежные пожатия руки и красноречивые взгляды, так как у Джо ум развился раньше, чем сердце, и она предпочитала воображаемых героев реальным, поскольку, когда они надоедали, первых можно было запереть в жестяном ящике и держать там, пока не понадобятся, вторые же были менее управляемы.

Так обстояли дела на момент, когда было сделано важное открытие, и в тот вечер Джо наблюдала за Лори так, как никогда прежде. Если бы она не вбила себе в голову новую идею, то не увидела бы ничего необыкновенного в том обстоятельстве, что Бесс была очень молчалива, а Лори очень ласков с ней. Но Джо дала волю своей бурной фантазии, и та понесла ее с невероятной скоростью, а здравый смысл, несколько ослабленный постоянным писанием романтических историй, не пришел на помощь. Как обычно, Бесс лежала на диване, а Лори сидел рядом в низком кресле, развлекая ее легким разговором на самые разные темы, так как она всегда ждала этого еженедельного удовольствия, и друг никогда не разочаровывал ее. Но в тот вечер Джо вообразила, что глаза Бесс устремлены на живое смуглое лицо с необычным удовольствием и что она с напряженным вниманием слушает отчет о волнующем крикетном матче, хотя спортивный жаргон был понятен ей не более, чем санскрит. Джо так же вообразила – ибо очень хотела увидеть это, – что видит, как манеры Лори становятся мягче, как он то и дело понижает голос, смеется меньше, чем обычно, немного рассеян и поправляет шерстяную шаль, покрывающую ноги Бесс, с усердием, граничащим с нежностью.