Дмитрий Емец - Ошибка грифона Страница 25

– Острие. А по бокам заточка. Я додумался до этого только через год. Так он лучше режет. Смотри!

Арей сделал быстрое движение с потягом на себя. Молодая, в руку толщиной рябина даже не упала, а скользнула по собственному своему стволу. Коснулась земли, закачалась и повалилась. Арей отщипнул яркую ягоду, сунул ее в рот, раскусил и выплюнул. Кислятина. А вот зимой, когда прихватит морозцем, будет в самый раз. Хотя для этой рябины зима уже никогда не наступит.

– А почему ты заточил только верхнюю треть? – жадно спросил Хоорс.

– Зачем ослаблять металл? Если кто-нибудь попытается напасть на меня, – Арей искоса взглянул на Кводнона, – я отражу удар незаточенной частью, а потом отступлю чуть назад, чтобы использовать всю длину оружия, и…

Он толкнул ногой перерубленную рябину.

Возникло неловкое молчание. Барбаросса поскреб пальцами шею. Вильгельм очень заинтересовался вылетевшим из костра угольком. Гальпер и Ирос, два мощных стража, похожих на дубовые колоды, неприметно придвинулись к Кводнону и застыли один справа от него, другой слева. На Арея они смотрели как сторожевые псы, ожидающие команды «фас!». В глазах ни капли сомнения. Такие выполнят любой приказ. В руках у обоих были палицы, пожалуй, что потяжелее меча Арея. Неужели это Гальпер когда-то рыдал на весь Эдемский сад, когда случайно сломал молодую розу? Неужели это Ирос, целуя цветы, собирал губами капли росы?

– Ого! – сказал Арей. – Я вижу, пока я изобретал меч, кое-кто другой изобрел, как превращать бывших эдемцев в идиотов!

Кводнон мягко улыбнулся прекрасной половиной лица и оскалился страшной:

– Не обижай их, Арей! Хоорс тренирует Гальпера и Ироса с утра до вечера. Теперь он умеет убивать не только грубо, но и почти ласково. Вчера он прикончил медведя так, что я даже не обнаружил следов крови.

Арей взглянул на Хоорса и понял, что на оленихе он явно не остановился.

– Значит, на оружии помешан? А ты, Кводнон, на чем? – спросил Арей.

Гальпер и Ирос выдвинулись вперед еще на полшага. Видимо, Кводнона уже не называли на «ты». И уж точно не обвиняли в помешательстве.

Владыка мрака милостиво пропустил опасное слово мимо ушей. Ему тоже было чем похвастать:

– Пока ты в чаще возился с железками, мы тоже не стояли на месте. Осваиваем Тартар. Нам удалось объединить и расширить подземные пещеры. Ну, магия, то-се… И знаешь, я доволен результатом! Началась цепная реакция, которой никто из нас не ожидал! Наш маленький Тартар, который изначально планировался как небольшой подземный уголок совершенства, растет независимо от нас! Просто расползается! Вверх, вниз, во все стороны! Уже сейчас его не обойти и за целую жизнь.

– Там темно, – сказал Арей.

– Нет, – возразил Кводнон. – Не темно. Ну разве что в самом низу, где, признаться, я не люблю бывать, потому что там еще и холодно. А наверху и в средней части довольно светло. Мы развели там много всякого зверья. Почти каждый месяц придумываем несколько новых видов, запускаем их туда, и они быстро размножаются. Некоторые даже ухитряются вырваться на поверхность, хотя, правду сказать, я этого не одобряю. Все совершенство моего мира должно оставаться там, внизу…

Арей вспомнил громадного зверя, которого недавно встретил в лесу. У него были морда и туловище носорога, задние лапы льва и передние ноги страуса. Разъяренное животное ломилось через лес, снося все на своем пути. Арей, испытав жалость, попытался успокоить его, но зверь ничего не соображал. Заревел, бросился атаковать. Отброшенный боковой частью его рога, Арей отлетел в кустарник, а носорог, ломая лес, промчался дальше. Арей запомнил только, что на его мощной спине были крошечные, нелепые крылышки.

– А этих зверей ты придумал полностью сам? – осторожно спросил Арей.

– Сам! – крикнул Кводнон. – Сам! Это мои звери!

– Я не сомневаюсь. Но, может, ты брал какие-нибудь идеи, существующие до тебя? Части других животных? Птиц? – уточнил Арей.

Повисла зловещая тишина. Слышно было лишь, как потрескивает костер.

– Кое-что я, конечно, использовал, – сквозь зубы признал Кводнон. – Но лишь те идеи, что лежали совсем уж на поверхности. Зачем заново придумывать лапы, желудок или рога? Это же элементарно!

– Конечно, – согласился Арей. – И без того все, я уверен, получилось неплохо. Надо как-нибудь побывать в Тартаре и посмотреть новых зверей. Думаю, они не хуже, чем в Эдеме. Птицы садятся на руки. Тигр дружелюбно облизывает трепетную лань.

Кводнон тяжело уставился на него. Затем окинул зорким взглядом других стражей, проверяя их реакцию. Вильгельм невинно чистил ногти сосновой иголкой. Барбаросса таращился с невозмутимым видом. Бельвиазер, старинный друг Арея, лепил из смолы человечка.

– Какая там лань, какие птицы! – подал голос наивный Хоорс. – В Тартаре и тигров давно уже нет, разорвали!

Кводнон быстро взглянул на него. Хоорс, опомнившись, прикусил язык и принялся изучать рукоять меча Арея.

– Ну да, – неохотно произнес Кводнон. – Наши звери были прекраснее эдемских, но мы несколько переборщили с их количеством. Зверей насоздавали, они размножились, а пищи всем не хватило. В результате вместо того, чтобы немного потерпеть, животные стали рвать друг друга, и сила выживания заставила их преобразиться. Мир молодой, магии много. Теперь одни защищаются броней, другие достигают совершенства в маскировке. И абсолютно все не отказываются от мяса. Порой получаются такие твари, что лучше с ними не встречаться.

– Почему? Разве они не узнают своего создателя? Не испытывают к нему благодарности за его творение? – спросил Арей.

– Видимо, не испытывают. Что-то пошло не так, – процедил Кводнон.

– Снова не так?.. О запуске цепной реакции, которая начнет увеличивать Тартар, ты не знал! О том, что животные примутся пожирать друг друга, не подумал. То, что основа всякой привязанности – любовь, а не страх, тоже, видимо, не учел! – сказал Арей.

Кводнон шагнул к нему. Отодвинул рукой меч, опустил руку ему на плечо:

– Через любовь перешагивают, через страх – нет! Пусть сильные уничтожат слабых. Пусть! Пусть потом уничтожают и друг друга! Но те, что останутся, будут действительно совершенны! Они получат все силы павших!.. Да, мы порой ошибаемся! Но мы ищем, мы идем вперед! Теперь я точно знаю, что нам предстоит совершить в ближайшие столетия!

– И что? – спросил Арей.

Глаза Кводнона зажглись.

– Завоевать Эдем! Захватить его! Получить все их силы, все артефакты! На худой конец – просто уничтожить! – убежденно заявил он.

Арей тихонько присвистнул. Это было что-то новое. Когда он уходил в лес, программа была несколько проще.

– Зачем? Разве мы не для того ушли из Эдема, чтобы построить что-то свое? Доказать, что ни в ком не нуждаемся? Что тоже можем нести первичный свет и первичную жизнь?

– Да! – сердито крикнул Кводнон. – Так! Но нельзя построить свое, пока хоть где-нибудь стоит что-то чужое!.. Вот когда мы разрушим чужое, тогда на его основании построим свое! Они там в Эдеме нам вредят! Это из-за их зависти Тартар получился не таким, как я ожидал, а мои прекрасные звери вместо того, чтобы пить нектар и кормиться пыльцой цветов, разрывают друг друга! Мы уничтожим Эдем – и начнется новая жизнь!

Слова Кводнона были горячи, искренни. Его прекрасное лицо пылало, отражая свет костра. Арею не верилось, что можно говорить страшные вещи с таким искренним, таким сияющим лицом. Помимо своей воли он потянулся к Кводнону сердцем, как когда-то в Эдеме. Готов был простить ему и удар палкой, и свою трехлетнюю ненависть, когда он тренировался в лесу с шестом и мечом. Арей, как и другие стражи, желал во что-то верить, на что-то надеяться. Ночные мотыльки должны лететь на лунный свет. Такими уж они созданы. Но некоторые мотыльки, ошибаясь, летят на огонь и погибают.

Но тут в момент, быть может, максимального увлечения, Арей обнаружил вдруг, что Кводнон нарочито поворачивается к ним лишь одной стороной лица. Вторую же прячет. И сразу очарование исчезло. Актер! Если он может заботиться о том, как он звучит или выглядит, то он жалкий актер! Даже сама его искренность – актерство.

Уловив это, Арей понял основу сущности Кводнона. Он любит нравиться, блистать, поражать, любит вести за собой, ощущать себя пупом Земли. Он, Арей, находит себя, властвуя мечом, а до этого – крыльями и полетом, Кводнону же для самоутверждения нужна толпа. И чем больше толпа, тем выше наслаждение!