Сергей Тепляков - Двуллер. Книга о ненависти Страница 25

Ночь она провела почти без сна. Лежала, смотрела в потолок и думала: «А может, вот как раз сейчас их и нашли»… Придя утром в редакцию, она увидела, что Бесчетнов снова мечется по кабинету, но кроме сигарет за каждым ухом у него еще одна в руках! Таким она не видела его никогда.

– А! – закричал он, увидев ее. – Прикинь, тачку протопоповскую нашли! Элитки в сосновом бору – вот там она стоит уже третий день. Ее в розыск объявили, а охрана не чешется. У них там полный двор «крузаков», одним больше, одним меньше… Поехали туда…

Бесчетнов бы уехал и один, но все не было машины. Тут из приемной позвонили – машина есть. Поехали Бесчетнов, Наташа, фотограф Трофимов по вполне объяснимому прозвищу Трофим, и еще набился ехать Лешка Петрушкин, сказав, что в редакции делать все равно нечего, а он там походит и глядишь чего разнюхает.

Наташа, глядя из окна на обочину, старалась забыть, что это она убила двоих, и внушала себе, что едет на обычное дело, одно из прочих. Мало разве видела она покойников за этот год в редакции?

Шлагбаум на воротах оказался открыт. Может, охрану допрашивали, а может и охранники разбежались – всем ведь было интересно, что найдет милиция, – но редакционную «девятку» никто не остановил.

– Вон, вон, видишь менты и прокурорские на стоянке вокруг черного джипа! – тыкал пальцем в окно Бесчетнов. – Это поди и есть протоповский «крузак»! Трофим, снимай все подряд… Леха, походи здесь, с людьми поговори. А я сейчас знакомых ментов поищу…

Бесчетнов вытащил из-за уха одну из сигарет и закурил. Прищурив глаза, он смотрел на толпу возле джипа. Петрушкин медленно, словно невзначай, двигался к группе каких-то бедолаг в строительных комбинезонах. Трофимов, спрятав фотоаппарат под куртку, от чего казалось, будто у него сверхъестественных размеров грудь, продвигался куда-то в сторону – как понял Бесчетнов, Трофим искал точку, с которой можно было бы щелкнуть джип. Мельком глянув на Наташу, которая, прижав руки к груди, замерла, глядя на джип, Бесчетнов пошел как бы в никуда. Тут из толпы возле джипа вышел Гранкин. Он увидел Бесчетнова, и Бесчетнов увидел его, но оба сделали вид, что не знают друг друга, только Аркадьич, опустив руку, большим пальцем показал: «Отойдем».

– Пошли, пошли! – вполголоса проговорил Бесчетнов Наташе, которая тоже увидела этот марлезонский балет. Они быстро пошли туда, куда указал Аркадьич. Это была выложенная кирпичом вентиляционная шахта подземного гаража. Бесчетнов и Наташа уже пару минут стояли здесь со скучающим видом, как вдруг, глядя куда-то вверх, к ним почти вплотную подошел Аркадьич.

– Взяли в ТСЖ списки хозяев квартир, сейчас их вызванивают, чтобы приехали и квартиры открыли… – сказал он в никуда. – Сейчас постепенно с ними и пойдем по дому. А если квартира продана, но хозяина нет, то придется двери пилить.

– Хрена себе! А если они железные?! – также вполголоса и также в никуда, глядя в другую сторону, спросил Бесчетнов.

– Ну что же теперь? – ответил Аркадьич.

Наташа не говорила ни слова – она решила, что для нее будет лучше молчать, молчать и еще раз молчать.

Скоро во дворе стало не протолкнуться от джипов и разных других красивых и дорогих тачек. Менты сформировали отряды по числу подъездов и пошли с ними в дом. Бесчетнов колебался, с кем идти и в конце концов выбрал третий подъезд. Наташа подумала: «Подсказать ему что ли, что надо идти во второй?», но промолчала. В третьем подъезде они заехали на лифте наверх и стали спускаться вниз. Но не успели они достичь пятого этажа, как старшему менту позвонили на сотовый. Он послушал: «Так… Так… Ага, понял». И после этого сказал: «Господа, спасибо большое за понимание, извините за беспокойство. Мы их нашли». Бесчетнов дернул Наташу за руку и они бегом побежали вниз по лестнице.

Однако во второй подъезд не пускали.

– Вот блин! Чего ж я такой лопух, на фига я пошел в третий подъезд?! – горевал Бесчетнов. Фотограф все снимал. Бесчетнов вытащил телефон и написал смску Аркадьичу: «Ты где?». Ответа не было.

– Аркадьич поди покойников осматривает, вот и не отвечает… – сказал Бесчетнов.

– А почему покойников? – спросила Наташа.

– Наташечка, а что они по-вашему, спали все это время?

– Может, забухали мужики? – предположил фотограф. – Тренировка перед майскими праздниками.

Тут из подъезда вышел Аркадьич и глазами показал Бесчетнову – отойдем. Тот закурил сигарету и как бы между прочим пошел к елкам, к которым тоже как бы между прочим пошел Аркадьич. Они стояли глядя на окна, не обращаясь друг к другу. Однако Наташа видела, что у Аркадьича шевелятся губы.

– Штирлицы хреновы, – засмеялся фотограф, который тоже видел это. – Алекс Юстасу…

Он проследил, куда смотрит Аркадьич и на всякий случай сфотографировал окно на пятом этаже.

Бесчетнов и Аркадьич разошлись с тем же видом, с каким встретились – будто не заметили друг друга.

– Ну что? – спросил Бесчетнова фотограф. Наташа молчала. Она боялась, что от напряжения у нее случится истерика.

– Потом, потом… – быстро проговорил Бесчетнов. – Поехали. Надо в номер хоть пятьдесят строк успеть наваять! Они в понятые сдуру взяли Леху Петрушкина – он потом нам все равно что-нибудь расскажет.

Они сели в машину и полетели. Бесчетнов, устроившийся на переднем сиденье, развернулся и проговорил:

– Аркадьич говорит: прав был я – пидоры они! В разгар секса поругались и поубивали друг друга. Вернее, один другого убил, а потом сам себе в башку пальнул.

– Офигеть! – заржал фотограф. – Блин. Вот чмошники! Хуже баб!

– А то! – сказал Бесчетнов. – Шекспировские страсти кипят! А квартирка-то оказалась на хоркинской матери. Она дверку открыла, а ее сынок голый с мужиком в койке. Ну мамка – наповал…

– В смысле – сердце схватило? Насмерть? – уточнил фотограф, без особого впрочем сочувствия. Наташа, сама себе удивляясь, тоже никакой жалости к незнакомой женщине не почувствовала. Она вдруг вспомнила свою маму, и как та целое утро каталась мертвая в трамвае…

– Да откачали вроде. Или щас откачивают… – ответил Бесчетнов, глядя на мчащиеся по встречной полосе машины. – О, смотри, все краевое начальство рвануло в поселок. Вот они сейчас почешут свои репы… Посмотрят друг на друга новыми глазами!

И все – Бесчетнов, водитель, фотограф – захохотали. Только Наташа не смеялась, но никто не заметил этого.

Глава 14

Хотя подробности о том, в каком виде нашли Хоркина и Протопопова, милицейскими и прокурорскими начальниками решено было держать в строжайшем секрете, но тайны не вышло. Местные газеты хоть и не писали прямо, но намекали на то, что двое сотрудников краевого УВД убили друг друга по причине пламенной страсти. Федеральные каналы говорили о нетрадиционной сексуальной ориентации прямым текстом. «Комсомолка» вышла с набранным аршинными буквами заголовком «Люби меня как я тебя!» и фотографиями Хоркина и Протопопова. Московские журналисты, прознав откуда-то, что Наташа была чуть ли не последней, кто виделся с Протопоповым и Хоркиным, звонили ей на сотовый и обещали озолотить за эксклюзив. Наташа отказалась.

Петрушкин, попавший в понятые по случаю (какое-то время назад он работал в пресс-службе краевого УВД, с тех пор его знали в лицо многие менты, а спросить о его нынешнем месте работы никому и в голову не пришло), рассказал Бесчетнову то, о чем другие не знали. Бесчетнов написал убойный материал и уже второй день ходил гордый тем, что их газета уделала остальных.

Марков выписывал «Правду края» еще с советских времен. Номер, где было написано о смерти Хоркина и Протопопова, прихлопнул его, словно молотком. Марков смотрел на их фотографии (для газеты Бесчетнов достал снимки, где они были в мундирах), на снимки дома, где они умерли, и чувствовал, как тягостно становится на душе. Он был единственный, кто понимал все. Впрочем, поправил себя Марков, нет, есть еще один – тот кто все это затеял…

«Предупреждал же я дураков… – думал Марков. – Предупреждал». Он откладывал газету, потом читал ее снова. Он вспомнил, как тогда, десять лет назад, он пытался оттащить их от летчика, и Протопопов кричал ему: «Уйди, дед!»…

«Паленку ты на меня повесишь… И притон… – вспомнил Марков. – Ну-ну… Повесил?».

Протопопов смотрел на него с газетного листа своими пустыми глазами. Снимок был явно из личного дела. Марков поднял газету и снова принялся читать ее. «А ведь так и за мной скоро придет…» – подумал он о том, кто убивал их всех. Хоть и решил он тогда, после Уткиной, встречать свою судьбу в полный рост, но теперь Маркову стало страшно, так страшно, что прошиб холодный пот. Он посидел еще, подумал, что делать, и решил ехать в краевое УВД.

«Ишь ты, двери железные! – удивленно думал он, приехав в краевое УВД, и с трудом открывая огромную металлическую дверь с глазком. – В советские времена все было нараспашку, да и забора перед УВД не было, а сейчас это от кого же они прячутся? Если уж они жулья и бандюганов боятся, то простому-то народу и подавно как жить?»