Сергей Тепляков - Двуллер. Книга о ненависти Страница 28

Давыдов явился к Котенко через час. У него был как раз свободный день, его подняли с постели. Он хотел было послать всех – все же законный выходной, но решил, что, может, по какой хорошей причине вызывает его к себе босс? – и поехал.

– Слышал – Николай Степаныч Марков застрелился?… – спросил Котенко, когда Давыдов устроился напротив него в кресле.

– А это кто? – спросил Давыдов. – Я его должен знать?

– Должен… – ответил Котенко, рассматривая Давыдова и вновь удивляясь тому, как тот истаскался и опустился. – Это тот дед, который был водителем в ту ночь, когда ты человека до смерти забил. Он еще оттаскивать вас пытался.

– Я забил? – удивился Давыдов. – А кто лупил его по голове дубинкой?

– Это ты брось… – сказал Котенко. – Это ты ему так ахнул ногой по голове, что у него чего-то там оторвалось, каратист хренов.

– Ну и что? – спросил Давыдов, не понимавший, к чему весь этот разговор.

– Да так… – ответил Котенко. – Просто он приходил ко мне накануне. Дед. Сказал, что все, кто тогда дежурил, уже покойники. Оставались только мы с тобой и он. А теперь и вовсе остались только мы.

Наступила тишина. Молчал Котенко, молчал и Давыдов. Про Уткину и Карташова он не знал, а вот на похороны Крейца его позвали, как и потом на похороны Хоркина – хоркинская мать считала, что Давыдов и ее сын друзья. Хоркин на самом деле по старой памяти время от времени давал Давыдову немного денег, да и то – все реже и все меньше. На хоркинских похоронах кто-то из тех, с кем они вместе учились, заговорил: «Да, вот и нас все меньше становится», и все как-то наигранно закручинились. Давыдов, знавший, в каком виде нашли Хоркина, однако, кручиниться не стал – его наоборот распирало от смеха и от желания обсудить с кем-нибудь самые веселые подробности. Одно было только жаль – хоть и мелочного, но даже такого спонсорства от Хоркина уже не будет. Он и сейчас не видел особых причин для беспокойства.

– Надо идти к ментам, сдаваться… – сказал Давыдов. – Много нам не дадут, да, думаю, вообще не дадут ничего – вон сколько времени прошло. Зато искать начнут, кто наших мочит. А нам пусть обеспечат защиту, охрану.

– Ага! – сказал Котенко. – Бронированную камеру. Я вот читаю сейчас «Мастера и Маргариту», там все требовали себе бронированную камеру. Сдаваться. Щас, только штаны подтяну. У меня агентство, сюда солидные люди приходят, и тут окажется, что я в убийстве замешан. Да у меня бизнес сразу отнимут – знаешь, сколько на это желающих?!

– Ну так делай что-нибудь, найди его… – жестко сказал Давыдов.

– А мне-то это зачем? – удивился Котенко, не обратив внимания на то, что Давыдов стал говорить ему «ты». – Не я его убил. И ты про это знаешь.

– Я-то знаю, а вот тот, кто наших мочит – нет… – наклонившись к Котенко, проговорил Давыдов. – Ни Крейц, ни Уткина его не убивали. Он мочит всех, кто был тогда в трезвяке. Так что одинаково мы рискуем. Ты ЧОПом руководишь или ларьком? Найти человека не сможем что ли? Это явно какой-то родственник того летчика. Только которого из троих?

– Из двоих… – Котенко вдруг вспомнил, как тот, с укладкой, спрятал глаза, и подумал: «Из этого-то какой мститель». – Это или тот, кто на нас в суд подавал, или тот, которого ты по башке бил.

– Обоих надо проверить, – угрюмо сказал Давыдов.

– А как мы их найдем? – спросил Котенко.

– Архивы трезвяка – фиг знает где. Ты хоть помнишь, как их звали?

Давыдов задумался. Десять лет – немалый срок, но, видно, и Давыдову хотелось жить: холодея, он вдруг вспомнил, как наклонился к летчику, тому, который кричал из камеры «пидоры ментовские!», и сказал: «Ну что, полководец Кутузов, каково тебе?!».

– Твою мать! Вспомнил! Кутузов! Кутузов!

– закричал Давыдов и тут же эту фамилию вспомнил и Котенко.

– Это тот, который нам все в суде нервы портил? – спросил он.

– Ну да! А второй… – задумался Давыдов. – Помню, что такая же хохляцкая фамилия как у тебя. Только какая?

– За хохла ответишь! – сказал Котенко вроде в шутку, но Давыдов вдруг серьезно сказал:

– Оба ответим…

Котенко нахмурился. Второго вспомнить они так и не могли.

– Да хрен с ним! Найдем первого, найдем и второго! – решил, наконец, Котенко. – А первый, считай, у нас в руках: афганец, летчик, по фамилии Кутузов. Какие же мы пинкертоны, если с такими данными человека не отыщем…

За прошедшие десять лет Котенко посолиднел, поумнел. Из милиции он ушел почти сразу после той истории – и шуму она наделала, да и нечего было больше в милиции ловить, даже в трезвяке: кризис, карманы у людей были пусты. Так что когда трезвяки закрыли, Котенко был уже далеко не бедный человек. В его агентство с разными просьбами приходили уважаемые люди, готовые в качестве ответной благодарности решить самые разные его проблемы. Но главной проблемой Котенко по-прежнему была его жена и все никак не терявшая ни грана богатырского здоровья теща – а тут вряд ли кто мог ему помочь.

Отпустив Давыдова, Котенко вызвал к себе своего заместителя. Он назывался заместителем по общим вопросом, и только он да Котенко знали, что эти «общие вопросы» тянут на пожизненное. Котенко велел подобрать троих-четверых ребят, которым можно было бы поручить спецоперацию.

– Что за спецоперация? – спросил заместитель.

– Ну… – протянул Котенко. – Одного человечка надо найти. Но фамилию его мы не знаем. Зато есть человечек, который знает, но вряд ли захочет нам сказать. Вот надо его расспросить, да так, чтобы сказал. Понятно?

– Понятно… – ответил заместитель.

После того, как он ушел, Котенко задумался. «Афганцы… Афганцы… – думал он. – Если они ветераны, да еще и в орденах (он смутно помнил, что кто-то из летчиков говорил что-то про ордена), то про них должны знать в Союзе ветеранов Афганистана».

Он велел секретарше найти телефон Союза и соединить его с председателем. Вскоре Котенко уже говорил председателю, что «Нат Пинкертон» рад будет предложить в канун праздника 9 мая спонсорскую помощь людям, проливавшим свою кровь за отечество. В этой фразе были, конечно, и нестыковки – какое отечество? да при чем здесь 9 мая и Афганистан? – но Котенко надеялся, что дареному коню никто в зубы смотреть не будет.

– Давайте вы определите кандидатуры тех, кого мы поздравим, вам ведь виднее, – говорил Котенко.

Председатель, чувствовалось, удивился такой нежданной щедрости, но решил не отказываться – все же про дареного коня Котенко рассудил верно.

– Приезжайте, кандидатур у нас, сами понимаете, полно… – сказал председатель. – Тут и обсудим. Когда? Да хоть сейчас…

Котенко торопился – он вдруг подумал, что, может, тот, кто убил уже шестерых, сейчас примеривается к нему? «Быстро надо все делать… – думал он, когда машина везла его по городу. – Там-то тоже что-то задумали – не просто так он мне прислал некролог»…

Председатель оказался мужчиной лет сорока, шумным и массивным – коридоры казались для него узкими. Один глаз его слегка косил. Выложив список, председатель сказал, кому что нужно, и Котенко согласился купить пару инвалидных колясок и отправить пару детишек из семей погибших в летние лагеря. Председатель сразу размяк.

– Пойдемте, я вам наш Дом покажу… – предложил он.

– С радостью… – сказал Котенко.

Союз находился в старом, царских времен, здании. В коридорах по стенам висели стенды. Котенко шарил по ним глазами, надеясь узнать если не лицо, так фамилию – за тем и пришел. Возле одного из стендов ему повезло: «Кутузов» – прочитал он подпись под фотографией мужика с худым лицом и длинным носом.

– Ого, какая фамилия, – сказал Котенко. – Поди герой?

– Ну да, летчик, сотни боевых вылетов в Афгане, ордена. А потом еще Чечня… – сказал председатель. – Да не повезло – десять лет назад менты покалечили его, а потом еще чеченские ранения наложились. Сейчас еле ходит.

– Даа, что за народ эти менты… – сказал Котенко.

– А вы сами-то из каких? – вдруг спросил председатель.

– Да мы сами совсем по другому ведомству… – ответил Котенко, делая хитрое лицо. «ФСБ что ли? – подумал председатель. – Да хрен с ним, мне-то что…».

Котенко ехал назад в «Нат Пинкертон» в задумчивости. Ясно было, что это не Кутузов гоняется за ними – ведь сказал же председатель, что Кутузов еле ходит. «Надо было спросить, есть ли у него дети… – подумал Котенко.

– Но скорее всего это тот, второй»…

Он вдруг вспомнил, как тогда, десять лет назад, бросил на пол коробку с авиамоделью, как топтался по ней, как женским халатом вытирали кровь на полу, как Уткина ломала куклу, и как он отдал потом пакет с подарками тому летчику. Котенко стало тоскливо. «Зачем все это было? Сидели бы и пили, как люди, песни бы пели… – подумал он. – Дааа, пока жареный петух не клюнет, мужик не перекрестится»…

В агентстве он снова вызвал к себе заместителя по общим вопросам и долго с ним говорил. Потом заместитель ушел, а Котенко достал из шкафа бронежилет, самый тонкий, легкий и прочный, который давно купил для особых случаев – нынче был как раз такой. Он надел бронежилет под рубашку. «Вроде незаметно… – думал он, поворачиваясь перед зеркалом то так, то эдак. – Еще бы голову чем прикрыть. И жопу»… Тут ему стало тоскливо – это же сколько придется ходить и оглядываться? Он сел за стол и понял, что просто боится выходить из агентства. Он уставился на дверь, боясь, что вот сейчас она скрипнет и в кабинет войдет его смерть.