Елена Габова - Отпусти меня Страница 4

Я улыбнулась. Хорошо, что у меня есть Валька.

И чего я спрашиваю, беспокоилась она или нет? Как будто не знаю! Да если бы она исчезла на целую ночь, я бы вообще всю ночь не спала, а рыскала бы по городу, как ищейка. Мы – друзья до гроба и уже давно, класса со второго.

– Держи, это тебе! Хоть ты и не заслуживаешь, по-моему!

Валька бросила на диван рядом со мной плитку шоколада. Я взглянула, и меня чуть не вырвало: она была точно такая же, как та! Да! Как будто никакого шоколада в городе, кроме этого, больше не продавалось. Я сразу вспомнила Шляпу и то, как я, давясь, лопала такую же плитку в туалетной кабинке.

– Убери ее, Валька, – прошипела я, с ненавистью глядя на плитку «Бабаевского» с миндалем, – быстрее убери! Ну!

– Ты что? – Валька смотрела на меня, расширив глаза. В них было уже не возмущение, а испуг.

Она знала, что шоколад я люблю. Очень! Мы иногда вместе трескали плитку – покупали, если были деньги, и за секунду съедали вдвоем.

Я открыла двери на балкон и швырнула шоколад с пятого этажа.

– Совсем свихнулась, – решила Валька и покрутила пальцем у виска. – Но я прощу, – она сделала паузу, – если ты расскажешь, где ты была и что делала ночью.

– Тебе – конечно! – сказала я, и поплотнее закрыла дверь в комнату, хотя в квартире уже никого не было, и я это знала.

Валька слушала меня, ни разу не перебив.

Она сидела на велотренажере, который мне купили год назад для того, чтобы я хоть как-то занималась физически, раз не хожу (не хочу) в никакие фитнес-залы. Но чаще, чем я, на тренажер садилась мама или отчим. А я – почти никогда. Вот сейчас Валька сидела на седле, ноги поставила на педали. Сначала она их крутила, но потом перестала, заслушавшись.

– Да-а уж, впечатляет, – произнесла она, после того как я замолчала. – Приключение еще то!..

– Больше не хочу таких приключений, – закончила я, вспомнив, как меня подхватили под руки и повели в машину незнакомые люди.

Меня передернуло от воспоминаний.

– Нашла из‑за чего убегать из дома, – сказала Валька с укором. – Подумаешь – месячные! Никто из‑за этого вообще не расстраивается.

– Да? Не расстраивается? Значит, не догадались сделать подсчетов. А я тебе скажу. Знаешь, сколько дней в жизни занимает эта фигня?

– Догадались, догадались. Не надо мне говорить. И что? С природой разве поспоришь? Так нужно! Кстати, тебе известно о том, что у кого их нет, тот не может родить? Ты что, согласна прожить жизнь без детей?

– Детей! У меня не будет детей!

– Как так?

– Я не хочу замуж. Я терпеть не могу парней этих и мужиков.

Я снова вспомнила, как два парня подхватили меня с двух сторон и вели, как барашка на заклание. Среди событий вчерашней ночи это было страшнее всего, поэтому и лезло бесконечно в башку.

– Я ненавижу их! – процедила сквозь зубы. Тряхнула головой и повторила с еще большей уверенностью: – Ненавижу! Валь, я как вспомню, как эти… вели меня, так мороз по коже.

– Я представляю. Я бы тоже перепугалась. Молодец, что закричать посмела.

– А что мне оставалось делать?

– Говоришь, ненавидишь парней. Всех? – Валька посмотрела на меня с хитрой ухмылкой. – Даже Соколовского?

– А что Соколовский? Чем он лучше других?

– Ну… он так на тебя смотрит.

– Да пусть хоть как, мне что…

– И сегодня он тебя защитил перед Дурасой.

– Защитил… – я скривила рожу, вспомнив как позорила меня Власа-Дураса на уроке геометрии. – Лучше бы не защищал. Только хуже стало.

– Да эта Власа вообще уж. Подумаешь, футболка… я летом вообще из футболок не вылезаю, – Валька снова закрутила педали.

– Просто она сама их не носит, вот и издевается.

– Ага, на ее бюст футболку… восьмидесятый размер надо покупать. Дура толстая.

– Валь, как здорово, что ты пришла. Спасибо! Вечером бы еще скандал пережить.

– Да не за что, Леська. Кстати, Соколовский расстроился, что ты ушла.

– Да ну его, Валь, зачем ты мне про него говоришь? Самой, наверно, Сережка нравится.

– Ну, если честно – он красивый. Очень.

Соколовский пришел к нам в этом году. Высокий, волосы черные. Родинка на щеке. Как будто ее спичкой нарисовали, яркая такая. Глаза светлые. Вообще-то он правда симпатяга. Спокойный. Я с ним так познакомилась: покупала арбуз. Выбираешь дохлый, сушеный хвостик, щелкаешь пузана по боку, чтобы звук получился звонкий, платишь денежку и – вперед. Я заплатила продавцу-мужчине сто тридцать рублей, подхватила арбуз, как свой здоровенный живот, и поплелась домой. Вот так, наверное, ходят беременные, подумала я, обхватив арбуз обеими руками. Я переусердствовала – арбуз надо было брать поменьше. Тяжело было здорово, и я вдруг беременных пожалела. Бедные! Я принесу арбуз, на стол его шмяк, и мне снова легко. А беременная женщина девять месяцев мучается. У нее еще и побольше «арбуз» бывает. Ребенок-то там, в животе, сколько весит? Да он ведь там не просто так, а в воде болтается. Интересно! Такой пузан в невесомости плавает! Я тоже так плавала, жаль, что не помню. Это, наверное, классно! Как в космосе! А сколько бэби весит вместе с водой? И она, мать, его носит, и носит, и носит! Все девять месяцев! Все время с собой, никуда не положишь, не отдохнешь! Представляю, как трудно!

Неужели и мне такое предстоит? Бр-р, не хочу. Не хочу! Не хочу! Ребенка я конечно хочу – в свое время, я Вальке просто так сказала, что мне не нужно детей, – а бремени не хочу. О, вот откуда слово! Бремени – беременная. Как все просто, оказывается!

Ну вот, я несла арбуз, размышляя о нелегкой судьбе беременных. А Соколовский стоял на углу со своим байком. Мотоцикл между ног, шлем, краги – готовенький. Секунда, и он рванет по мостовой.

А тут я со своим арбузом. Он сначала овощ (ягоду – как там правильно?) – увидел, потом глаза на меня перевёл.

– Ничё себе, – сказал, – такие тяжести таскаешь. Рожать ведь не будешь.

И этот про то же! Про беременность, роды… Неприятно все это. Особенно неприятно, когда об этом парень.

Я покраснела. Парень был мне знаком, но так, слегка, он приходил в школу документы относить или расписание смотреть – не знаю, но мы у стенда с расписанием увиделись. Я поняла, что это новенький, он наш класс смотрел, ну, наши уроки. И он понял, что я из его нового класса, я пальцем по нашим урокам водила и Вальке расписание диктовала, а она записывала в крошечный блокнотик.

– Не твое дело, – ответила я сейчас.

– А может, мое?

– Ха. Катись своей дорогой, – чтобы показаться не особенно грубой, я кивнула на гладкий, отремонтированный этим летом тротуар. Асфальт на нем был черный, как черная икра, и даже немножко блестел. (Баночку икры однажды приносил отчим Рома – вкуснотища!) Катись, мол, на своем байке по черной икре.

– Давай вместе покатим, я тебя довезу до дому на коне своем.

Он нажал кнопку на щитке управления, и на багажнике из каких-то железок с лязгом поднялась корзина для моего арбуза. Автоматика – классно! Сам, наверное, соорудил. Изобретатель! Кулибин!

Только я все равно не согласилась и гордо прошествовала мимо всадника на байке. Хотя чего бы мне стоило – положить овощ-фрукт-ягоду в эту металлическую штукенцию, сесть сзади Соколовского и с комфортом домчать до дома. А из‑за своего гонора или гордости – не знаю, как правильно назвать мой каприз, пришлось лезть в автобус. Чуть не разбила эту громадную ягодину, домой еле припёрлась.

Правда, не зря мучилась. Арбуз был чудный, сладкий-пресладкий.

Первого сентября Соколовский сел за парту позади меня. Не знаю, чего он… Прямо за моей спиной дышал. И мы вместе стали ходить в буфет. Не я с ним. А он – со мной. Становился за мной в очереди. Как будто в классе – за мной сидит, за мной стоит, та же комбинация. Я как-то спросила, чего он ко мне прилепился. А он ответил, что это ненарочно, просто так получается. Просто мы с одной скоростью скачем в буфет. А потом я стала замечать, что он на меня смотрит. Вызовут его к доске, он отвечает, а сам на меня зырит. Даже смешно. Валька меня локтем толкала и шептала:

– Смотри – смотрит!

Я плечами пожимала. Мне-то что? Пусть смотрит, если ему хочется. Как я ему запрещу? А он как будто мне урок докладывает, а не учителю. Смешно даже.

– Садитесь, пять, – однажды в шутку пробурчала я. Кстати, это тоже было на геометрии.

– Что ты сказала, Леся? – не расслышала Власа Григорьевна.

– Ничего.

– Мне показалось, что ты Соколовскому пятерку поставила.

– Угу.

– А я вот с тобой не согласна. Он плохо ответил. На тройку.

Я снова плечами пожала. На тройку… ну хоть бы четверку поставила. Старался же парень…

Власа-Дураса у нас слишком уж строгая.

Сергей Соколовский. Имя и фамилия классные. Парни его сразу Соколом прозвали. И прозвище ему тоже подходит. Челка на левый глаз свисает, он ее рукой убирает поминутно. Лучше бы постригся. Глаза – люблю такие – зеленые. Щеки немножко впалые. На носу маленькая горбинка. И родинка – как у девчонки…