Андрей Геласимов - Фокс Малдер похож на свинью Страница 4

Несколько раз кто-то дергал дверную ручку. Я смотрел на нее и молчал. А что еще оставалось?

«Это Марина, да? Марина, ты знаешь, меня здесь Екатерина Михайловна закрыла. Я сижу тут один, и мне очень страшно. Не могла бы ты позвать кого-нибудь на помощь?»

Таким дурацким голосом. Из-за двери. Можно еще в дырочку палец просунуть.

«Позови, пожалуйста, кого-нибудь! Это я – Саша».

То есть:

«Это я – Александр. Помнишь, ты мне сказала, чтобы я тебя здесь подождал?»

Нормальное знакомство.

Последними ушли пацаны, которые вели дискотеку. Я слышал, как они протащили колонки и потом вернулись, чтобы убрать столы. Минут пять громыхали ими по коридору. Смеялись над какой-то Оксаной. Я вслушивался в их голоса, но ни одного знакомого не услышал. Тяжела жизнь подростка в советской стране.

Потом вообще все затихло. Только у входа в спортзал гудела неисправная лампа. Дежурное освещение.

Наступила полная тишина.

Минут пять я стоял у двери, прислушиваясь к звукам снаружи, потом залез на маты и лег лицом вниз. Воняла рубашка или не воняла – теперь мне уже было все равно.

В этот момент в коридоре послышались чьи-то шаги. Кто-то вернулся в спортзал. Я понял, что до самого утра больше никого не будет. Последний шанс. Страх выглядеть глупо уже прошел. Оставался просто страх. В первоначальном смысле.

– Кто там? – раздался через минуту испуганный голос.

– Откройте, пожалуйста, откройте! Мне надо домой!

– Кто это? Перестань колотить. Я не могу попасть в замочную скважину.

Я сделал шаг назад, и дверь распахнулась. Пещера Али Бабы. Но никаких сокровищ. Просто я. Несчастный, лохматый и перепачканный.

– Ты кто?

Я поднимаю глаза и вижу перед собой Екатерину Михайловну. Расстегнутое пальто, в руках шапка. Лицо абсолютно растерянное.

– Я новенький из 10 «а». На прошлой неделе к вам перешел.

Она молча смотрит на меня и на глазах бледнеет. Белое безмолвие. Правда, у Джека Лондона было что-то про снег.

– Ты давно тут сидишь?

– Не знаю. У меня нет часов.

Не скажешь ведь ей, что время определяется количеством сигарет. Был-то всего один окурок.

Она смотрит на ключ, который держит в правой руке, и я буквально вижу, как мысли у нее в голове постепенно приходят в движение. Начинают перекатываться с места на место. Как валуны в горной реке. Сильное течение срывает их с места и тащит, оставляя глубокие борозды, вспенивая воду вокруг них.

«Давай, тетка, думай, давай».

Она пытается вспомнить, есть ли у кого-нибудь второй ключ. У кого-нибудь, кто мог закрыть меня здесь. Может быть, по ошибке, а может, спецом. Так бывает. Важно, чтобы этот кто-нибудь была не она сама. Вот что для нее сейчас важно. Не она – Екатерина Михайловна. Которая ударила Лидию Тимофеевну по лицу. Свою молодую коллегу. По нежному молодому лицу. Кожа гладкая, как поверхность воды в лесном озере. И прохладная. Лет пятнадцать еще до первых морщин.

За то, что она забралась в кладовку с одним из ее учеников.

Пока я прятался где-то внутри. И видимо, все слышал. Такая проблема.

Но бесполезно. Она не может вспомнить про второй ключ.

– Как, ты говоришь, твоя фамилия?

Я называю, и она молча кивает мне головой.

– Можно идти?

Она снова кивает.

– Или постой!

А я уже почти дошел до выхода из коридора.

– Вернись на минуту.

Я делаю шаг назад.

– Хотя ладно, можешь идти.

Я выхожу на крыльцо школы. На улице темно. Снега еще нет, но запах в воздухе уже витает. Скоро зима. В карманах ни одной сигареты.

Дверь позади меня с шумом распахивается.

– Поднимись на десять минут в учительскую. Мне надо с тобой поговорить.

На ней уже нет пальто. Голос намного решительней.

«Надо было бежать», – думаю я и, сгорбившись, иду следом за нею.

Темные коридоры. Никак не могу запомнить все повороты. В новой школе всегда так. Обычно уходит недели две. Смотрю ей в спину и думаю о том, как найду дорогу обратно. Дедал в своем Лабиринте подыхает от зависти. Могли бы хоть свет включить. А в роли Минотавра – Эдуард Андреевич. Капитанобык. Носится с ревом туда-сюда. Или его пес. Интересно, кто проектирует эти школы?

Иван Сусанин, наверное.

В учительской за самым дальним столом сидит Елена Николаевна. Перед ней стопка тетрадей. Для Екатерины – это тоже сюрприз.

– А вы… Разве вам не надо домой?

Елена поднимает голову от тетрадей.

– Да я вот решила проверить контрольную. Дома много других хлопот.

Пресс-конференция отменяется.

– Ну, ничего, – говорит Екатерина. – Можешь положить свою куртку.

Она показывает мне на диван.

– Ты чай с сахаром пьешь или без?

Елена смотрит на нас обоих. Судя по тому, как она смотрит, ей здесь чаю не предлагают.

– С сахаром… Только мне домой пора.

– Сейчас пойдешь. Сядь пока вот сюда.

Елена все еще смотрит.

– Ты к нам из какой школы перешел?

– Я из другого города.

– Понятно… И как у тебя успехи?

Она протягивает мне стакан с чаем. Елена быстро отводит глаза.

– Нормально. В среднем четверка вроде бы получается.

– А по истории?

– Тройка была. С плюсом. Я съезды плохо запоминаю. Путаю, какой семнадцатый, какой восемнадцатый.

– Надо разобраться. У тебя ведь выпускной в этом году. Ты в каком у нас классе?

– В 10 «а».

– Ну, вот видишь. Собираешься поступать?

– Наверное.

– Значит, аттестат тебе нужен хороший.

Ее голос меняется. Я поднимаю взгляд от своего стакана. Она смотрит на меня с каким-то странным выражением на лице.

– Хороший, ты понимаешь? Иначе тебе не поступить. С плохим аттестатом ты никуда не поступишь.

Смотрит на меня, как Горгона Медуза. Ждет, когда я превращусь в камень.

– Ты понимаешь меня?

Я медленно киваю головой. Мне кажется, я ее понимаю. Когда на тебя так смотрят, трудно уже не понять. Не дурнее же паровоза.

– Вот и хорошо. Но тебе надо постараться, чтобы получить хороший аттестат. Это не так легко. Можешь мне поверить.

Она все еще смотрит на меня, как на гнома.

– Я понимаю.

– Молодец. Я вижу, мы поняли друг друга.

Она вздыхает и наконец отводит от меня взгляд. Елена делает вид, что вся поглощена работой.

– А чем это от тебя пахнет? Ты что, курил?

– Нет, просто в кладовке… Там было…

Дверь в учительскую открывается, и на пороге возникает Эдуард Андреевич. Капитанобык. Местная достопримечательность.

– А я думал – все уже ушли.

Он видит Елену Николаевну, и голос у него становится тонким, как у оперного певца на сцене.

– Елена Николаевна, как насчет проводить?

– Я пока не иду домой, Эдуард Андреевич. У меня еще есть работа.

– А я подожду.

– Не стоит меня ждать. За мной все равно приедут.

В ее голосе звучит раздражение.

– А кто, если не секрет?

– Можно мне идти? – спрашиваю я у Екатерины Михайловны.

– Конечно. Если ты все понял.

– Я понял.

– Ну, тогда иди.

Я натягиваю куртку и топчусь на одном месте. Легкоатлет в секторе для прыжков в длину.

– Чего ты ждешь? Я же сказала – можешь идти.

– Там темно. Я еще плохо ориентируюсь в этой школе. Выхода не найду.

– Ну вот, Эдуард Андреевич, – Екатерина смотрит на капитана. – Теперь вам есть кого провожать. Покажите молодому человеку, где выход. Вы же хотели сделать доброе дело?

Капитан переводит взгляд на меня, и выражение на его лице меняется.

Я вообще-то рассчитывал, что меня проводит Елена.

На следующий день в параллельном не было урока истории.

– Везет придуркам, – сказала Дина Макарова.

Она была очень прямолинейная девочка, поэтому ее выбрали в комсорги. Прямолинейная и толстая.

– Нам так не везет. Екатерина вообще никогда не болеет, корова железная.

Очень образное мышление. Но толстая. От этого все проблемы.

Впрочем, параллельному повезло лишь наполовину. Никто домой их не отпустил. После истории у них была еще химия. Высокая надменная Антонина Михайловна. Ногти, как клыки у вампира. Сантиметров по пять. Наша теплая кровь стекала по ним в журнал, не успевая свернуться. Любимая фраза: «Пять вопросов – пять двоек». Она всегда знала, что будут двойки. Стоило только слово шепнуть. Поднимала с места и вбивала эти вопросы, как пули в лоб. Полминуты жалкого бормотания – и оценка за четверть у тебя уже есть. Приговор окончательный и обжалованию не подлежит. Шаг влево, шаг вправо – считается побег.

Люблю решительных женщин.

Говорили, что стиркой дома занимается муж. И кухней. А куда с такими ногтями?

– Везет придуркам, – повторила Дина со вздохом. – Целый урок будут балду пинать.

Через десять минут они собрались под нашими окнами. Корчили рожи, показывали языки. Когда учишься в выпускном классе, кажется, что счастье будет длиться целую вечность.

В понедельник нас с ними объединили. Они пытались тихо исчезнуть, но Екатерина прокричала на весь коридор, что лично разберется с теми, кто хочет удрать. Громким голосом. Первоклассник, стоявший рядом с ее кабинетом, вздрогнул и уронил на пол деревянный пенал. Дина Макарова показала всем большой палец.