Всеволод Кукушкин - Меч императора Страница 4

– Один за всех, и всё – на одного, – улыбнулся блондин, глядя на Джона-Евгения. – Счет вот ему, – объяснил предводитель троицы не читавшему роман Дюма официанту.

Сегодня планета устроена так, что благодаря современным средствам связи сохранить тайну бывает чрезвычайно трудно, а порой и невозможно. Узнав, что кто-то разыскивает меч императора, оживились коллекционеры. Беда только, что большинство не знает деталей, нюансов, чем отличается подлинный меч императора от сувенирного меча, который можно свободно купить и в Токио, и в Москве, и в Пекине.

И хотя население Китая больше миллиарда человек, тем не менее, те немногие, кому нужно, знают все. Или, по крайней мере, все, что необходимо знать. Естественно, информация о том, что в Москве начались интенсивные поиски меча императора Пу И, прошла по соответствующим служебным каналам в Пекин и достигла высоких кабинетов. Однако специалисты не стали поднимать шум или кого-то дергать – как, мол, так, почему мы не занимаемся этим делом? Но на заметку дело взяли, и соответствующие директивы отправили и в Москву, в посольство, и в другие представительства.

– …Информация противоречивая. Заинтересованные люди дали понять, что речь может идти о трех экземплярах. Почему интерес? Не знаю, только думаю. Когда интересное есть у одного – остальным неинтересно. Только зависть. А тут мы не знаем, у кого это есть, но знаем, что должно у кого-то быть. Если оно еще вообще есть. И тут мы не одни. Значит, есть общий интерес. Как у вас говорят, бездымного огня не бывает. Дым уже есть. Надо искать огонь. Да, звоните во всё время. Кроме сна. Хотя, знаете? Звоните в любое время. Смешное имя – Пу И? Странные вы, русские. У вас один Скалозубов и эти двое – такие вёрткие, куда смешнее. Ну, да, да – Скалозуб. Добчинский, и..? Бобчинский. До свидания.

– И вы говорите, работа никогда и никому не продавалась? – закончив разговор по телефону, спросил молодой человек азиатской наружности у музейного смотрителя, с интересом глядя на висящую в воздухе нитку с небольшими металлическими лепестками. – «Вертикально стоящая нить. Вячеслав Колейчук. 1966 год», – прочитал он, склонившись к табличке.

Вообще-то Ван Чжан, довольно давно обосновавшийся в Москве по линии министерства культуры то ли Китая, то ли России, занимался вопросами организации культурного обмена, а потому был своим человеком и в китайском посольстве, и в Росконцерте, вернее, в его остатках, и в министерстве культуры. Выглядел он человеком прекрасного телосложения, о себе говорил, что в молодости играл за юношескую сборную Китая по футболу, но из-за операции мениска бросил спорт. Проверять его никто не проверял, откуда бывший спортсмен изъяснялся на отменном русском, никто не интересовался. Все в жизни бывает. Одевался скромно, но со вкусом. Посещал все мало-мальски значимые культурные мероприятия, выставки, вернисажи. Богемную жизнь не вёл, но был, что называется, человеком тусовки. Или, как сегодня принято себя позиционировать, «человеком в обойме». Мягким и обаятельным. И лишь немногие знали, что Ван не совсем тот, за кого себя выдает. Среди этих немногих были малоизвестные российские певцы и группы, молившиеся на своего импресарио. И продюсеры отечественных звезд и старлеток, снедаемые лютой завистью. Золотое руно шоу-бизнеса просто на глазах обратилось в шагреневую кожу. Надоевшие всем исполнители не собирали уже многотысячных стадионов, доходы с тиражей дисков ушли в минус. Тратить время на телевизор стало не модно, а новые звезды теперь вспыхивали в Сети. В свое время Ван Чжан содействовал гастролям в Поднебесной молодому певцу с жизнеутверждающим псевдонимом. Вокальный диапазон у того был умопомрачительный, но карьера в России «не покатила». Вернее, её «задавили». Из поездки в Китай парень вернулся, просто ошеломленный и приемом, и успехом. И суммой гонорара. С тех пор «на ящике» его нет, пару раз в год дает концерты в бывших кинотеатрах. Просто так, чтобы помнили.

Имея богатый опыт общения с разными деятелями, начиная от мелких рыбешек и заканчивая акулами шоу-бизнеса, промоутерами, галерейщиками, коллекционерами, Ван решил обнаружить свой интерес к мечу императора открыто. И сделал звонок нужному человеку. Он рассуждал, что прослышав о нем, как о покупателе, к нему рано или поздно, «приплывет» и продавец. Может быть один, а может и с кем-то еще. Такая у него сложилась репутация. Если Вану что-то стало интересно, это становится интересно многим. А то, что об этом сразу станет известно в ФСБ, он и не сомневался ни секунды. Ну и пусть, это может оказаться ему даже на руку.

Глава вторая. Новое задание полковника Соболевского

Япония. Апрель, 1939 год

…Заказ на изготовление нового меча мастеру Акихире Мияири привез теплым весенним днем, когда цветы на сливе и сакуре уже распустились, специальный человек из императорской канцелярии. Правда, приехал он в третьем часу пополудни на обычном такси, и это выдавало его ранг в иерархии. Одет молодой чиновник был неброско, в серый костюм традиционного европейского покроя, а самым приметным предметом у него был черный кожаный портфель с двумя красивыми замками. И хотя он был из канцелярии Хирохито, но все-таки лишь курьером.

Чиновник старался держаться как можно более многозначительно, словно письмо, которое он привез – самое важное, и его значение для хода событий в империи бесценно. На вид ему было не больше тридцати лет, невысокого роста, черные длинные волосы, но лицо светлое – наверное, северянин, или родители с севера. А так как на нем не было военной формы, да и приехал он в одиночку, то можно было понять, что письмо не содержит какой-либо особой тайны.

После того, как курьер представился крепышу – подмастерью, открывшему дверь, его проводили в жилой дом, рядом с которым была пристроена кузница. В доме его пригласили в комнату, где семья мастера обычно обедала, а еще там стоял стол, сидя за которым Акихира обычно читал старые книги и иногда делал свои записи в большом блокноте – тетради. Но назвать его «письменным столом» было нельзя – все-таки мастер был в большей степени кузнецом, чем ученым.

Большие часы в восьмигранном, скорее всего дубовом корпусе, висевшие над аркой в конце коридора, показывали, что до двадцати трех оставалось еще почти пять минут. Дверь в нужный кабинет была приоткрыта, и Рудольф Соболевский решился ее тронуть. Есть такие начальники, которые считают, что сотрудник пришел вовремя, если он появился минут за пять до указанного срока. Опоздание же на пять минут или просто отменяет встречу, или сулит выговор. Дежурный офицер в приемной говорил по телефону. Он узнал Соболевского и вопросительно кивнул на часы.

– Доложишь!? – попросил Соболевский.

– Хорошо, – кивнул офицер. – Перезвоню, – сказал офицер кому-то, завершая разговор, положил трубку на аппарат и пошел к внутренней двери в кабинет, не слишком плотно прикрыв ее за собой.

– Подполковник Соболевский прибыл! Как всегда! – доложил он, произнеся вторую фразу чуть-чуть иронично. Майор был знакомый, и легкое нарушение субординации при таких обстоятельствах было вполне допустимо. – Проходите! – пригласил он Рудольфа.

– Заходи! И проходи, – подняв голову от раскрытой папки на столе, спокойным голосом сказал Анатолий Павлович Гнап. – Присаживайся.

Начальник Управления был в «цивильном» – пиджак висел на спинке рабочего кресла, воротник рубашки был расстегнут. Хотя все знали, что в шкафу у него висят не только свежая сорочка и пара галстуков, а еще и недавно сшитая новенькая генеральская форма с орденскими планками на кителе. Но сейчас она не требовалась.

Стол освещала настольная лампа под зеленым стеклянным абажуром. У нее было широкое основание, которое занимало немало места, но хозяина это не смущало. Чернильный прибор, наоборот, был небольшим, а в металлическом стакане из какого-то оловянного сплава с барельефами кремлевской стены стояло несколько цветных и простых карандашей. Все они были очинены и грифели торчали, как пики своими остриями вверх.

Сначала Анатолий Павлович закрыл свою папку с каким-то делом, аккуратно завязал тесемки и, выдвинув верхний ящик стола, спрятал её.

Затем взял с угла обычную коричневую канцелярскую папку с приклеенной на обложке стандартной инструкцией по хранению документов, также аккуратно развязал тесемочки, раскрыл ее, достал несколько страниц, но не стал их читать.

– Ты как, отдохнул после Варшавы? – вопрос был скорее риторическим.

– Вполне. Так что готовлюсь к новым заданиям.

Рудольф был сброшен с парашютом 13 сентября 1944 года с заданием проникнуть в Варшаву и выяснить, кто на самом деле стоит за восстанием, и попытаться встретиться с генералом Бур-Коморовским. Бур, которому сообщили об офицере от Рокоссовского – такой была «легенда» Соболевского, – встретиться с ним не пожелал. Зато Рудольф узнал от проверенных людей, что Коморовский уже установил контакт с гитлеровцами и согласует свои действия с ними. Соваться к нему становилось чересчур опасно. Он встретился с несколькими офицерами, с кем-то из варшавян – участников восстания и составил картину событий в целом. Отправил шифровку в Центр, объясняя, почему возвращается. Что делать, иногда приходится отправлять в Центр и неприятную информацию, но и самому большому начальству лучше знать правду, чем заблуждаться. Из Варшавы Рудольф выбрался через пригороды, пару раз попал под обстрел, но, к счастью, не снайперский.