ПО НЬЮ-ЙОРКСКОМУ ВРЕМЕНИ - Петр Немировский Страница 41

живет неподалеку отсюда. Ее сын погиб от наркомании. Она теперь много жертвует на нашу церковь. Но она – антисемитка: недавно стояла к причастию и, указывая на меня, говорила соседке: «Пропусти вперед эту богоизбранную жидовочку». А я по чину должна была причащаться перед ней, потому что я – монахиня, а она – мирянка. А вечером в мою келью постучал отец Лавр, опустился передо мной на колени и попросил прощения. Представляете, старый священник на коленях просил у меня прощения. Говорил, что он – духовник той антисемитки и что он виноват, если она такая.

          – Лиза, может, Михаил тебе поможет переставить стол? Чтобы ты свою спину не напрягала? – спросила Раиса Ароновна у дочери.

ххх

«Что же со мной происходит?» Лиза шла по коридору, впереди Михаила. Пальцы ее нервно перебирали четки. «Но ведь ничего особенного. Мужчина? Да. Но он помог мне разгрести снег и добраться до дома. Устал, промок. Старшая сестра разрешила его ненадолго впустить. Какие у него длинные ресницы. Такие же, как и… Нет, он совершенно другой. Алексей был утонченным, ранимым, страдающим. А этот – грубоватый, холодный, самоуверенный. Но почему-то ранняя седина в его волосах. И какой-то несчастный…» 

          Она знала, что Михаил, идущий сзади, сейчас смотрит на нее. Ее пальцы стали еще быстрее перебирать четки: «Господи Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй мя». Она ожидала, что молитва придаст ей душевной крепости. «Но если я сейчас скажу ему, что мне его помощь не нужна, то буду выглядеть очень глупо. Он тогда подумает, что я имела какие-то тайные помыслы на его счет. А мне ведь бояться нечего. Я дала клятву Богу, я обручена Небесному Жениху, и никакие мужчины мне не нужны».           

          Она смелее пошла вперед. Поднявшись по лестнице, подошла к небольшому столу, взялась за его край:

– Вот этот.  

          – Я сам его понесу. А вы показывайте дорогу, – сказал Михаил, поднимая стол.

Пройдя, они очутились в каком-то коридорчике, отгороженном от залы книжными полками.

          – Давайте сюда. Осторожней. Ну что же вы! – она прикрикнула, когда Михаил случайно задел одну из полок.

          – Sorry. 

          – Это вы извините… Вот здесь, ставьте. Сейчас я эту полку чуточку отодвину. Вот так. Спасибо вам.

          Платок съехал с ее головы, приоткрывая густые черные волосы.   

          Затем, пододвинув стул к столу, она села. Все уже было сделано, и можно было спуститься на первый этаж. И проститься с этим случайным гостем.

Но она зачем-то стала перекладывать кисточки. Для нее уже не оставалось сомнений в том, что ждет ее сегодня ночью: будет лежать на кровати в своей келье, врывшись в горячую простыню, будет жалеть себя и проклинать свою судьбу, захочет вернуться в мир. И все ей будет казаться бессмысленным – и молитвы, и посты, и службы. И страшная мысль, что Богу все безразлично, что Ему нет никакого дела до ее жизни, будет терзать ее сердце...

 У-у! – завывал ветер за окном.   

          – Знаете, жить в монастыре очень трудно. Многие считают, если человек стал монахом, то он уже ангел. А это совсем не так, – с этими словами она поднялась. Стала напротив него.

И вдруг, отклонившись назад, едва не вскрикнула: в нем – незнакомом и таком чужом, ей привиделось что-то невыразимо близкое, родное. «Эти длинные ресницы, и пытливый, глубокий взгляд, и всё, всё!».  

Михаил даже не помнил, кто кого обнял первым – он ее или она его? Он стал осыпать поцелуями ее лицо, шею...  

Она едва не упала, когда Михаил неожиданно оттолкнул ее от себя. Метнул на нее перепуганно-мрачный взгляд:    

– Я приду к вам завтра, – и быстро вышел.   

Загремели по лестнице его сапоги.

xxx

Утром, расплатившись с хозяйкой мотеля, он вышел на улицу. Завел свой черный «лексус» и поехал. У развилки его машина однако на шоссе не свернула.    

          Зачем он шел к этому дому? Если бы кто-нибудь спросил его об этом, вряд ли он смог бы ответить. Даже не знал, что скажет, если она сейчас откроет ему дверь. 

          Над запертой дверью на ветру покачивался фонарь. Михаил позвонил.   

          – Чем могу вам помочь? – в дверях показалась немолодая женщина в черной рясе. Лицо ее – неприветливое. 

          – Можно видеть сестру Марию? 

          – Нет. Сестра Мария занята.   

          – Мне очень нужно.

          – Езжайте-ка, молодой человек, домой. У вас там, в Нью-Йорке, много важных дел – вклады, акции, банкротства. Не искушайте. Вам лишь бы поамурничать. А ей потом, бедняжке… Поезжайте, с Богом, – и захлопнула дверь.

          Михаил снова нажал кнопку звонка. Лицо его помрачнело.

Точно так же хрустел снег под его сапогами, когда он шел обратно. Ветер больно сек лицо, трепал воротник куртки.

Сел в машину, закурил. А чего он ожидал? – что она выйдет навстречу и снова пригласит его на тарелку щей? На богословскую беседу? Снова поведет его в комнату на втором этаже?

          Что же случилось вчера? Почему он повел себя так глупо, не по-мужски? Ну, ладно, положим, понимал, что только волею случая он оказался вчера с этой отчаянной женщиной в укромной комнатке, один на один. Понятно, что эта Лиза-Мария, в какую бы рясу ни рядилась, все равно остается женщиной со своими женскими желаниями. 

          Но почему же он оттолкнул ее? Сказать по правде, он… испугался. Да, испугался чего-то, сам не знает, чего. В какой-то миг, это длилось лишь миг, как вспышка молнии, осознал, что, если воспользуется ею, то совершит величайшее зло. Такое зло, по сравнению с которым все его прежние авантюры, юношеские драки и погони, связи с замужними женщинами и проститутками в банях и ночных барах, мошенничества на бирже – все это покажется детскими шалостями. Он не сожалел, был даже рад тому, что нашел в себе силы оттолкнуть ее.     

          Он погасил сигарету. Все, пора ехать. И выбросить из головы это случайное приключение. Машина тронулась с места, немного проехала, но опять остановилась.     

А почему, собственно, он должен уезжать? Его ведь никто не гонит. Да, перед ним захлопнули дверь. Не беда, он не гордый. У него есть время. Он никуда не