Асан Ахматов - Меч и перо Страница 5

– Ну, присаживайся, мой верный воин. Отведаем пищу вместе. Ты устал не меньше меня после такого перехода. Не легки эти горы, по которым ходят купцы с шелком.

– Усталость меня не тревожит, мой повелитель. Если прикажете, я готов пройти ещё десяток таких перевалов.

– Так уж и десяток? – добродушно усмехнулся Чингисхан. – Мы с тобой уже не молоды. Где те дни, когда мы могли три дня скакать без устали и появиться там, где нас никто не ждет?

Но в душе Чингисхан знал, что если он прикажет Джебе, воин пройдёт и больше десяти перевалов. Его преданность и дисциплина не раз были проверены за долгие годы ратных дел. Немного поразмыслив, пока Джебе устраивался рядом с ним, непобедимый продолжил:

– Не обижайся моей насмешке. Наверное, я смеюсь над собой. Старость настигает меня.

– Мой повелитель. Не говори так. Рано о старости думать.

– Не надо меня успокаивать. Мы, как и все остальные, являемся рабами времени. Ведь и ты стареешь. И твои глаза не так остры, как прежде, когда ты за сто шагов из лука попадал в серебряный дирхам. Скажи мне честно, ты чувствуешь старость?

– Может быть, это и правда, но моё сердце, которое истинно предано тебе, всё ещё молодо.

– Сердце, говоришь? Оно никогда не стареет. Ну, да ладно, приступим к трапезе. Не будем думать о времени, от него всё равно не скроешься.

Подали вареную баранину. Выбрав кусок пожирнее, Чингисхан передал его Джебе, который в почтении принял его обеими руками. Чингисхан взял себе другой кусок, и два ветерана бесконечных битв, умело орудуя небольшими ножами, стали неторопливо насыщаться. Трапеза сопровождалась кумысом. В шатёр вошел нукер с кувшином тёплой воды, и они так же степенно омыли руки. Ужин завершился, пришло время мудрости.

– Твое слово, мой верный Джебе. Давай поговорим о том, зачем мы проделали этот нелегкий путь. Вы нашли оракула? Где он сейчас?

Джебе не сразу ответил на вопрос Чингисхана. Повелитель почувствовал что-то неладное.

– Ты почему молчишь, вы его не нашли?

– Нашли.

– Так и что с ним?

– Мой повелитель. Прискорбная весть…

– Говори, не томи.

– Старец, которого мы искали, умер неделю назад, его уже похоронили.

– Как умер? – удивился Чингисхан. – Он не мог умереть.

– Увы, великий и непобедимый. Так случилась, и ничего не поделать. – После этих слов Джебе склонил голову, чтобы не смотреть в глаза повелителю.

– Ради неба, какой он тогда оракул, знающий тайну вечной жизни? Получается, всё – обман. И стоило нам тратить столько времени и сил, чтобы взглянуть на его могилу, – прошипел он со злостью. Глаза Чингисхана налились кровью.

– Почему ты сразу мне не сказал об этом? Мы здесь с тобой неспешно трапезничаем, а подлый старик покинул этот мир.

– Мне не хотелось портить ваш ужин, – ответил Джебе и замолчал. В такие минуты Чингисхану лучше было не перечить.

– Я сотру с лица земли все, что связано с этим самозванцем, – прошептал великий кочевник и, сжимая кулаки, вышел из шатра. За ним последовал Джебе и воины с факелами. Чингисхан подошел к озеру и, постояв с закрытыми глазами, в сердцах заговорил:

– Почему так случилось, что старик умер, почему?

Потом посмотрел на Джебе и строго спросил его:

– Где жил этот самозванец?

– Недалеко – там, на мысе. Вон в той кибитке, – поспешил ответить Джебе, указывая ему рукой на запад. В свете лунной дорожки, которая вела к мазанке, Чингисхан увидел её силуэт.

– Здесь жил оракул? – удивился Чингисхан. Злость его, как и недоумение отступили. Он не ожидал увидеть столь убогое строение, в котором мог обитать знаток секретов вечной жизни.

Неожиданно Чингисхан услышал голос. Где-то там, вдалеке были люди… Джебе, уловив мысль воина, глазами указал ему, куда смотреть.

В двадцати метрах от мазанки, где ласковые волны Иссык-Куля плескались о небольшой валун, сидел мальчик лет десяти-двенадцати. Почти воин – но еще нет. Он, раскачиваясь, зычным голосом распевал что-то из народных сказаний. И, похоже, появление вооруженных людей его совсем не интересовало. Чингисхан направился к мальчику. Только теперь непобедимый заметил, что у ног подростка лежала большая чёрная собака. Глаза её были закрыты. Мальчик же, не замечая приблизившегося к нему Чингисхана, продолжал пение, которое, вроде бы, повествовало о каком-то герое. Юный сказитель был отрешен от реальности, казалось, он пребывал в трансе. Временами мальчик взмахивал руками, словно находился с мечом на поле брани. Его взор то светлел, то мрачнел. От мальчика исходила небывалая энергетика, и это заворожило Чингисхана.

Вскоре повелитель будто бы впал в гипнотическое состояние. Ему показалась, что на берег налетела буря с проливным дождем. В толще темной воды он вдруг увидел великую битву, конную атаку, услышал лязг оружия, крики обреченных. Ему казалось, что он, насквозь промокший, стоит посреди сражения. Сердце бешено колотилась. Ему было знакомо это состояние. Его можно было испытать только тогда, когда на разгоряченной лошади врываешься в самую гущу сражения. Это было острейшее из чувств, когда-либо испытанных воином. В какой-то момент Чингисхан понял, что это лишь видение, а сам он по-прежнему стоит на берегу теплого озера, у хижины покинувшего мир оракула и слушает какую-то легенду из уст неизвестного мальчика. После своеобразного погружения Чингисхан оказался в поту, будто после настоящей битвы. Мальчик тем временем продолжал свой сказ.

– О чём он рассказывает? – спросил тихонько повелитель монголов, всё ещё оставаясь во власти странного видения.

Джебе ответил не сразу. Когда-то в Семиречье воин слышал у кыргызов что-то подобное. То было народное сказание о великом герое прошлого.

– Сказание о воине Манасе, – ответил Джебе, поразмыслив.

Чингисхан порылся в памяти, но не нашел ничего, кроме какого-то странного, едва уловимого ощущения знания. Может, отголоски прежних жизней?

– Кто такой этот Манас? В чём его сила? Кажется, я слышал о нём что-то?

– Это славный кыргыз. Он был защитником народа и своей земли. Но главная его заслуга в том, что он собрал сорок кыргызких племен под единое знамя и сделал кыргызов непобедимыми.

– Да, кыргызы славные воины. Тебе ли не знать об этом, Джебе.

– Ты прав, великий, это свободолюбивый и гордый народ, как эти горы.

– И сказание о Манасе действительно завораживает. Он и вправду был героем, который заслуживает уважения.

Вдруг мальчик остановил сказание, посмотрел на Чингисхана и громко заплакал.

– Ты чего ревешь? И кому ты рассказываешь про Манаса?

Мальчик ответил не сразу. Всхлипывая, он посмотрел на воинов с факелами и тихо промолвил:

– Я плачу, потому что мне так не хватает деда! А про Манаса я рассказываю потому, что дедушка любил слушать меня. Его душа рядом, и он слышит меня. Я очень скучаю по деду, он был таким хорошим.

– Сказание о Манасе длинное?

– Очень. Настоящие манасчи могут рассказывать о его подвигах трое суток подряд.

– Воистину это народное творение удивляет меня, если ты говоришь правду.

– Я не умею лгать. Когда вырасту, хочу стать настоящим сказителем, тогда я смогу восхвалять Манаса столько дней подряд, сколько у меня хватит сил не спать.

После этих слов мальчик смахнул с глаз слёзы, словно это были капли прибоя, и спрыгнул с камня. И воин и нет, вновь отметил про себя Чингисхан. А юноша просто спросил его:

– Вы – Темуджин, сын Есугея?

– Да. Откуда ты знаешь меня? – Вопрос был почти риторический. Повелитель вселенной знал, что эта встреча – неспроста.

– Дедушка говорил мне, что вы придете сюда.

– А где твой дедушка и кто он такой, если знает то, чего ещё не случилось? Наверное, молва обо мне летит быстрей моих коней.

– Мой дедушка покинул нас, и мы его похоронили.

– Так твой дедушка и есть оракул? – сверлящим взглядом посмотрел Чингисхан на мальчика.

– Да, уважаемый Темуджин, – просто ответил мальчуган и почему-то с выражением большого сострадания посмотрел на пса, который никак не отреагировал на появления чужаков и продолжал лежать. – Собака тоже умирает.

– А чья это собака? – теперь только обратил внимание на неё Чингисхан. – И отчего она умирает?

– Это наша собака, она очень любила дедушку. Когда он умер, она перестала кушать и лаять. Наверное, ждёт его, тоскует.

– Может быть, ведь собаки за долгие годы привязываются к хозяину. Но ты мне скажи, мальчик, от чего умер твой дедушка?

– Я не знаю. Наверное, от старости.

– И насколько он был стар?

– Об этом никто не знает. Может быть, ему было тысячу лет.

– И этому можно верить?

– Не знаю, так говорили в округе.

– А сам-то он что говорил по этому поводу?

– О своём возрасте дедушка никогда ничего не говорил.

– Я смотрю, ты смышленый мальчик. – Чингисхан перевел взгляд на Джебе, стоявшего на почтенном расстоянии, и обратился к нему: – Как думаешь, Джебе, можно верить этому мальчику или нет? – и, не дождавшись ответа, продолжил: – Ну, расскажи, сам-то ты кто будешь?