Святослав Логинов - Медынское золото Страница 6

Весна обошлась без голодовки и без мора; всё, как предсказывала сыромятинная звезда. С осени, пока в степи было мясное изобилие, бывшие недруги в обмен на железо, дубовые слеги и воск пригнали бараньи стада, которых гуляло по степи столько, что и не пересчитать. Люди баранов держать не умели, поэтому, пока в дело не вмешались волки, барашков прирезали, а мясо тут же принялись коптить, как привыкли обходиться со своей свининой. Лучше было бы засолить, но соль покупалась у тех же кочевников и стоила немало. Ну да нет солонинки, сойдёт и ветчинка. Ветхое мясо хуже хранится, но до весны долежит и в голодные дни выручит.

Лето встретили в полной силе и, как обещали, выступили в поход. Шли единой громадой враз под десятью бунчуками. Тут и медвежья лапа, и волчий хвост, и шкурка хищного хоря. Кочевники – народ дикий, вежества не знают, их колдуны друг с другом не дружатся, и каждый при своём войске состоит. Едет конный отряд – при нём один бунчук. Вместе собираются только перед большим сражением. На конях не трудно и по сторонам разбежаться, и в кучу сойтись. Зато в бою конные чародеи друг друга не прикрывают, отчего часто гибнут. А свои идут пеши, большой громадой, и вся сила у них в единстве. Так люди Катума, взвидев десять бунчуков, на всякий случай отворачивали с пути пешего войска и держались стороной.

Из набольших волшебников дома остался Потокм – он старший, ему из города надолго отходить нельзя. Остался Атя, чтобы сидеть на засеках. Со степью дружба дружбой, а остереганье – остереганьем. Да и не стоит чужим колдунам неприметного мага показывать. Случатся вновь переговоры, Атя и пригодится. Осталась дома дряхлая Гапа с двумя помощницами – детишек беречь. А остальные ворожейки, числом семь, ушли с войском. Война – дело кровавое, лекаркам работы будет много. Из всех колдуний бунчук подняла одна Нашта, умевшая не только боль унимать, но и биться не хуже иного колдуна. Бунчук у неё был простенький, из гладко вычесанной кудели. Те из кочевников, что подурней, такой за силу не считают, им барса подавай.

О том, что косолапые двинулись в поход вместе со своими бабами, среди батыров ходили смешки и охальные рассказы. Но спустя недолгое время сменились они другими сказками.

К пешему войску наученные прошлым опытом степняки приближались только по необходимости. Даже по ковыльной степи пройдёшь не везде, а не зная дороги, не сыщешь и толкового ночлега. Родники и ручьи в голых местах прячутся по низинкам и балкам, мимо можно пройти и не углядеть. И чтобы нужные союзники не сгинули прежде времени, хан Катум отрядил специальные разъезды, показывать дорогу медлительному пешему войску. Пастьбы лесовикам не нужно, у них скота нет, а воду пьют все.

Постепенно конники привыкли к виду десяти бунчуков, стали заговаривать, кто торговый язык знал, шутки шутить:

– Эй, медвежья нога! Зачем с бабой в набег пошёл? Всю силу в дороге растратишь!

«Медвежья нога» – вроде и обидное прозвище, и необидное. Старшие велели не обижаться, вот люди и отшучиваются на репьи степняков:

– Это ты, шестиногий, силу в пути растрясёшь, по полю развеешь, а я подберу…

– Я свою силу для наманских девок берегу, победу праздновать. А то дай мне свою бабу, покувыркаться, потешиться!

Это уже обидно. Степняки болтают, будто лесные жители гостям своих жён на ночь дают. Слыхали звон, да не знают, где он. Говорят, такое водится у совсем дальних народов, что на зиму в спячку впадают. А у людей такого нет. Никто ещё не сообразил, как на обидные слова отвечать, а Нашта вперёд выступила и сказала с усмешкой:

– А то, батыр, и верно, покувыркаемся, потешим себя и добрых людей. Одолеешь меня – твоя буду, не одолеешь – не серчай.

Лук и колчан в траву положила, мисюру скинула, позволив косе струиться вдоль спины. Стащила кожан с железными бляхами, оставшись в сорочке, под которой дразняще вздрагивала упругая грудь.

Степняк радостно осклабился, соскочил с коня, положил оружие, скинул доспехи.

– На поясах бороться будем, – спросила Нашта, – или так, медвежьей ухваткой?

– Зачем пояса? В обнимку слаще… – Мягко ступая, парень двинулся вперёд и тут же грохнулся оземь, сбитый толчком столь быстрым, что глаз не способен был заметить его.

– Никак споткнулся на ровном месте? – спросила Нашта. – Крепче на ногах держись, герой.

Степняк вскочил, молниеносным движением кинулся в бой. И снова очутился на земле, придавленный коленом соперницы.

Был бы в конном отряде колдун, он бы понял, что Нашта берёт не столько силой и ловкостью, сколько волшбой, но на каждый разъезд чародеев не напасёшься, а прочие всадники видели только то, что видно глазам.

Нашта хлопнула ладонью по голенищу сапога, за которым ещё недавно торчал ножик. Ласково произнесла:

– Бились бы насмерть, распластала бы тебя сейчас, как икряную сёмгу. Но у нас потешный бой, себе на радость, людям на погляденье. Вставай, батыр, и не серчай за науку.

Поднялась на ноги, протянула руку, помогая встать противнику. Обняла, крепко поцеловала в губы.

После потешного боя соперники всегда целуются, чтобы не было обидно побеждённому. Так то воины целуются, мужчины. А Наште на цыпочки приподняться пришлось, чтобы достать обветренные губы степняка. И от этой ласки побитого богатыря качнуло сильней, чем прежде от удара.

– Как тебя зовут, красавица?

– Людей поспрашай, авось скажут.

– Меня зовут Хисам. Я тебя найду, слышишь?

Слух об удивительной богатырке разлетелся среди конного войска. Все девки у лесовиков такие или одна – никто не знал, но слухи множились, рассказы становились всё удивительнее, а насмешки прекратились.

Наман, или Ном, как они сами себя называли, – великая страна далеко на юге. Шумные посады и при каждом город с каменными стенами. Многолюдные сёла перемежаются дворцами богачей, запросто стоящими на берегу рек и озёр. Край гордый и сказочно богатый.

Вторые сутки отряд идёт не тропами и не степным бездорожьем, а трактом, мощённым каменными плитами. Навстречу неторопливой пехоте двигались скрипучие ордынские телеги, нагруженные грабёжным добром, брели вереницы пленников со связанными руками, прикрученные к длинному аркану. Уходили в неволю под присмотром раненых батыров. Раненых было много, по всему видать, Наман сдаваться не собирался, несмотря на то что граница была снесена конными ордами.

Из южных провинций подходили фаланги обученных воинов, каждую из которых должны вести два, а то и три искусных мага. Такие же войска стояли и в северных гарнизонах, вернее, должны были стоять, но, как известно, каждый чародей думает прежде всего о себе, а не мечтает о скучной гарнизонной жизни. К моменту нападения почти все отряды оказались без магического прикрытия и были разгромлены. Теперь империя запоздало спохватилась и посылала в бой только полностью укомплектованные войска. Но, видать, и вправду под ревнивой рукой могучего Хаусипура колдунов в Намане поубавилось, ибо всё чаще вместо боевых магов под имперскими бунчуками выступали лекари, а то и просто фокусники и иные подколдовки, умеющие навести морок или вызвать беспричинный страх, но не способные причинить реальный вред отряду, в котором есть хотя бы один боевой маг.

И всё же, заметив бунчуки под имперскими орлами, конные отряды степных варваров предпочитали рассеяться и на всякий случай – бежать, выискивая в другом месте более лёгкой добычи. В результате великое наступление начало захлёбываться, как уже не раз бывало до того. Разумеется, это не нравилось хану Катуму, который понимал, что в случае воинской неудачи сидеть ему не на престоле, а на колу. Грабить крестьян – для этого не нужно поднимать великую степь, а города, кроме нескольких приграничных крепостей, оказались неприступны для дикой конницы.

И в это самое время, когда в войне начала накапливаться неизбежная усталость, к городу Литу, столице всех северных провинций, подошло войско лесных лучников.

Война оказалась вовсе не такой красивой, как представлялось Скору. Долгие, трудные переходы под палящим солнцем, без еды, а порой и без воды. Припасы, взятые из дому, давно кончились, а прокормиться в опустошённой местности было нечем. Продымлённое зерно из сгоревших амбаров, жёсткая конина, которой делились кочевники. И никакой добычи, никаких врагов. Идём, а куда – и предки не скажут.

Наконец впереди появилась река и каменные стены Лита. Подойти к стенам на выстрел, хоть бы даже из большого лука, не удавалось; оттуда немедленно вылетали рои золотистых огней, беспощадно выжигавших стрелков. А до метателя злой смерти, укрывшегося за каменным валом, было не достать. Пытались кочевники налететь внезапно, ходили и на ночной приступ, да только людей потеряли. То ли имперский маг вовсе никогда не спит, говорят, бывают такие, то ли нюх у него на опасность, и он заранее знает, когда следует ждать наскока. Да и один ли он там? Посад в Лите большой, народу немало, гарнизон крупный, кабы не теснота и не каменные стены, то не один десяток чародеев мог бы ужиться.