Алексей Котов - Черная книга Страница 6

– Ты должна плакать, – сказал Готфрид. – Если женщина не плачет, ее горе может убить ее.

Усмешка тронула губы Эрмелинды.

– Плакать о муже? – тихо спросила она. – Но его больше нет и что я могу выпросить у Бога?

– Тогда плачь о своих детях, которые скоро останутся без матери.

В глазах женщины появилась искра удивления.

– Твою дочь зовут Идан, а сыновей Герард и Астор, – голос Готфрида звучал так властно, что доктор Тойц невольно попятился к двери. – Плачь!

– Я не могу…

Лицо Эрмелинды искривилось и вдруг стало старым и больным. Готфрид протянул руку, просунул ладонь под голову женщины и чуть приподнял ее.

– Плачь!

Голова женщины задергалась, по горлу прошли судороги, но слез не было.

Готфрид ударил Эрмелинду по щеке.

– Плачь!

Эрмелинда заплакала… Сначала почти беззвучно, потом все громче и громче. Вечером она уснула, а утром, когда открыла глаза, увидела у себя на плече первую прядь седых волос.

10.

Три года прошли тускло и вяло… В замке не было слышно детского смеха, а люди разговаривали друг с другом полушепотом. Где-то там, за стенами, шла гражданская война, но на нее словно перестали обращать внимание. Эрмелинда почти не выходила из своих покоев, ограничивая себя общением только с детьми, Мартой и иногда доктором Тойцем. Редкие визиты Готфрида Эрмелинда скорее терпела и ограничивалась тремя-четырьмя словами, из которых первое было «да», второе «нет», а третье и четвертое – «как хотите».

Готфрид был уже не только начальником гарнизона, но и полным правителем Берингара. Но если его военные знания были велики, то хозяйственные – минимальны. Не смотря на все свои старания, Готфрид скоро понял, что нищета уже на пороге, а кредиторы, если им удастся объединиться, просто сотрут замок с лица земли. Готфрид несколько раз нанимал новых управляющих хозяйством, но ни к чему хорошему это не привело. И кандидаты на эту должность пропали совсем, после того, как он повесил за воровство одного из них.

Что же касается окрестных крестьян, то они уже посматривали на стены замка без страха и все с большим презрением. Если бы не Готфрид, крестьяне могли осмелеть настолько, что недалеко было и до беды. Однажды Готфриду все-таки пришлось разгонять возбужденную толпу, направляющуюся в замок. Это были в основном молодые крестьяне, которых сопровождали их матери, пытающиеся удержать их от бунта. После короткого и злого разговора самый молодой и рослый малый бросился на Готфрида. Легко отразив удар вилами, рыцарь мог одним ударом меча убить нападавшего, но пощадил его, ударив мечом плашмя по левому плечу парня. Тот охнул и осел на землю. Толпа попятилась и затихла…

Вечером в замок пришла мать раненого. Она, с плачем поблагодарила Готфрида за сына и опустилась на колени. Готфрид нахмурился и поднял с земли женщину. Так чтобы никто не видел, он сунул ей пару серебряных монет. У пострадавшего парня была сломана ключица и вряд ли в ближайшее время он смог бы работать.

Женщина улыбнулась сквозь слезы и сказала:

– Возьмите это… – она сунула за наплечник лат Готфрида какую-то бумажку. – Эту молитву мне прислал мой брат, который ушел с крестоносцами в Иерусалим. Если бы он написал мне письмо на ста листах, он не написал бы больше.

Записка легко уместилась между железом лат и прокладкой из войлока. Готфрид забыл о ней сразу же, потому что было слишком много дел и слишком мало времени для молитв.

А дела шли все хуже и хуже… В конце концов Готфрид признался Эрмелинде, в том, что в Берингаре скоро наступит голод.

В замке снова появился старый Йохан Обенау. Эрмелинда ожила… Она стала прежней деятельной женщиной. На ее бледном лице уже не было тени страдания, а темные глаза смотрели твердо и властно. Дела удалось поправить, но долги все равно увеличивались.

Вскоре в замок приехал сын старого друга Йохана Обенау – Август Бибер. Это был сорока пятилетний, полный, спокойный мужчина с водянистыми голубыми глазами. В Дрездене Августа называли «барон-купец» и в этом насмешливом прозвище была большая доля истины. Барон Август Бибер ни разу не участвовал в войнах, предпочитая им торговые операции. Еще поговаривали, что барон является тайным союзником короля Генриха IV, но слух был тихим, а долги знати оборотистому барону огромными. Изощренный ум Августа Бибера мог все. Он мог в считанные дни собрать огромную армию, но она всегда опаздывала к началу боевых действий и в итоге присоединялась к победителю; он мог дать в долг своему злейшему врагу, но тот, как правило, прогорал на запланированной сделке и платил своим недвижимым имуществом, отданным под залог за гроши; он мог выстроить богатую церковь, разорив при этом десяток деревень.

Эрмелинда приняла барона холодно, но именно холодность и даже надменность больше всего понравились толстяку Августу Биберу. Его первым комплиментом владелице Берингара было искреннее слово «королева» и других уже не было. Август Бибер не страдал от недостатка воображения, он просто не мог видеть Эрмелинду другими глазами. Барон был невысок ростом, и когда он смотрел на Эрмелинду, он смотрел на нее снизу вверх.

В сентябре 1097 года Эрмелинда третий раз вышла замуж. Август Бибер был счастлив и на некоторое время переехал из Дрездена в Берингар. К замку тотчас потянулись нити сотен торговых сделок, заговоров и интриг. Штат замка разросся чуть ли не в трое, но, сначала по настоянию Эрмелинды, а потом и уже по своему собственному желанию, барон оставил верного Готфрида начальником гарнизона. Сначала водянистые глаза Августа Бибера посматривали на Готфрида с явным подозрением, но потом взгляд смягчился, правда, так и не став до конца доброжелательным.

Как уже было сказано, барон избегал войн как больших, так и малых, но избежать их полностью было невозможно. Весной 1098 года Берингар обложили войска графа Адольфа Краузе – непримиримого врага Генриха IV, мечтавшего только об одном – повесить короля. За не имением под рукой Его Величества для скорого и справедливого исполнения своего приговора, граф решил заняться его тайным (по его убеждению) приспешником.

Прежде, чем Август Бибер собрал и организовал союзников, Берингар целый месяц жил в осаде. Замок выдержал все обстрелы из тяжелых катапульт и три штурма. Если бы осажденные только оборонялись, замок наверняка пал. Но Готфрид проводил вылазку за вылазкой, а его копье и меч сеяли вокруг страх и панику. Воины охотно слушались своего предводителя, потому что Готфрид умел не только воевать, но и чувствовать пульс войны. Вылазки из замка всегда начинались крайне не вовремя для врага, а заканчивались тем, что озлобленные неудачей рыцари и солдаты графа Краузе, бросались следом за солдатами Готфрида, но налетали на стены и запертые ворота и их потери возрастали едва ли не вдвое.

– Этому малому цены нет! – как-то раз, в постели, сказал своей красавице-жене Август. – Если бы он не стал рыцарем, из него получился бы отличный дровосек, способный одним ударом срубить дуб или повар, который за минуту смог бы нашинковать целую бочку капусты.

Эрмелинда мало говорила о Готфриде и сердце барона (к его удивлению оказавшееся способным к ревности) постепенно успокаивалось. Правда, он потихоньку и тщательно расспросил всех слуг об отношениях Готфрида и Эрмелинды, прежде чем его сердце успокоилось окончательно.

Август Бибер стал выказывать Готфриду дополнительные знаки внимания и утроил его жалование. Несколько раз он предлагал рыцарю сопровождать его в своих деловых поездках в Дрезден, но Готфрид упорно отказывался. Берингар находился в глухом месте, и его оборона всегда должна была быть на высоте.

Летом 1098 года осаду замка сняли окончательно, а Эрмелинда родила девочку. Одна ножка малышки была короче другой, но Эрмелинда восприняла эту ужасную новость спокойно в отличие от всех и даже от мужа.

Август Бибер последними словами ругал графа Адольфа Краузе затеявшего войну в самый неподходящий момент. Барон был убежден, что именно осада замка – грохот обстрелов из катапульт, всеобщее озлобление солдат и страх жителей замка – отразились на внутриутробном развитии маленькой Агнеты. Едва ли не впервые в жизни напившись допьяна, барон дал страшную клятву, отомстить неистовому графу чего бы это ему не стоило.

Между тем Европа стремительно менялась, и причиной этому был Клермонтский собор 1096 года провозгласивший начало крестовых походов в далекий Иерусалим во имя освобождения Гроба Господня. Граф Адольф Краузе потерявший надежду победить не только короля, но даже его мелкого приспешника барона Бибера, ушел в сторону Византии с первым же из отрядов воинов Господних. Август Бибер постарался найти «своего человека», который постоянно будет рядом с графом и рано или поздно позаботится о том, чтобы граф, если он даже дойдет до Иерусалима, там бы навеки и упокоился.