Александр Калинин-Русаков - Бессовестное время Страница 7

– Ну что, Сашка, понравилась тебе сказка?

– Очень-очень понравилась, ещё хочу.

– Если завтра будет тепло, обязательно приходи, расскажу ещё. Я их много знаю. А теперь беги домой.

Мать спросила Сашку, где это он пропадал до самого вечера. Он долго рассказывал сказку о девочке Йолдыз и добрых волшебниках. Мать внимательно слушала, прищурив серые глаза, и улыбалась.

– Хороший он старик, Азат, мудрый.

– Мудрый – это значит умный? – тут же переспросил Сашка.

Мать ненадолго задумалась, потом ответила так, будто говорила не только Сашке, но и себе…

– Умный человек – тот, кто найдёт выход из любых трудностей, а мудрый заранее сделает так, чтобы не попасть в эти трудности.

Сашка задумался и затих. В голове у него словно из кубиков складывались и рассыпались домики и пирамидки.

– Значит, мудрый человек знает, что будет потом? Мам, что будет со мной потом?

– Ты станешь большой, выучишься. Кем ты хочешь стать?

– Лётчиком!

– Станешь лётчиком.

– А как стать мудрым?

– Ты не просто слушай, что говорят люди, а старайся понять всё, о чём они говорят и зачем.

– Тогда почему мудрые люди в ссылку угодили?

– Слава Богу. Все, похоже, закончилось, – задумчиво проговорила мать.

– А Вовка говорит, что Бога нет. Это правда?

– Кто верит, для того он есть. А если даже не верит, он всё равно для него есть. Придёт время, и он об этом обязательно узнает.

– Жалеть, наверное, будет, только Бог его уже не простит и любить, наверное, не будет, – вздохнул Сашка.

– Бог простит, потому что он всех любит.

– А Бог, он мудрый?

– Самый мудрый, он всё знает: как есть, и как будет.

– Тогда почему он про то, как будет, никому не говорит?

– Он говорит, только не все его слышат.

– Что надо сделать, чтобы слышать Бога?

– Надо, чтобы душа у тебя была чистая и добрая. Если душа грязная, Бога ни за что не услышишь. Нельзя злиться ни на кого, ругаться, обманывать. Людей любить надо.

– Прямо всех-всех?

– Всех, и не только людей, но и животных, и птиц, всё живое…

– Я вот всех люблю: и Ваську тоже, и Звёздку. Тогда почему Бог мне ничего не говорит?

– Он тебе говорит, только ты пока слышать его не научился. Всегда слушай, что тебе говорят добрые люди.

– А как понять, добрый человек или нет?

– Если сердце твоё бьётся ровно и спокойно, значит, это те люди. Не перебивай, слушай. Бог всегда будет говорить нужные тебе слова через доброго человека. Слушай и думай над тем, что тебе сказал этот человек. И ты услышишь слова Всевышнего. Если кто-нибудь захочет тебя обмануть, у него это не получится. Ты ведь слушаешь вместе с Богом, а потому сразу об обмане догадаешься.

Засыпая, Сашка отправлялся в путешествие к звёздам, чтобы встретиться с добрыми волшебниками. Мать поправила одеяло, поцеловала его в лоб и тихо сказала:

– Спи, неугомонный.

Небо было похоже на огромную поляну, усеянную яркими звёздами. Они шли по нему с Васькой, зажигая всё новые и новые фонарики. От этого дорога, что оставалась следом за ними, начинала светиться бесконечным множеством ярких звёзд. Вскоре все они, искрясь и переливаясь, закружились вокруг них волшебной каруселью. Сашка с Васькой стояли в центре, а звёзды вокруг всё кружились и кружились, осыпая их серебром.

Днём Сашка спешил к реке. Он издалека видел, что Азат бабай сидит на любимом месте, привычно опёршись руками на палочку. Солнце ласково грело Сашкин лоб, за щекой незаметно таял сахар, а сам он вместе со сказочником опять отправлялся путешествовать в незнакомый ему волшебный мир… Он переживал за Камыр-батыра, маленького мальчика из теста, который стал добрым богатырём, переживал за Гульчечек, которую украла злая ведьма – старуха-убыр, радовался за хитрого джигита, которого звали Таз, смеялся, когда хитрая лиса обманула жадного и глупого бая.

Дождь лил не переставая два дня. Сашка подходил и подолгу смотрел в окно. По стеклу змейками стекали капли. Не было видно берега, покосившегося сарая, бревна возле него. Ночью гром гремел так, что он проснулся, прошлёпал босыми ногами к окну и, приложившись лбом к холодному стеклу, смотрел не отрываясь. Молнии, страшно и непрерывно сверкая, выхватывали из темноты силуэты домов, чёрные руки деревьев. Всё это было ему хорошо знакомо, но теперь стало неузнаваемым. Это был другой, чёрный мир, который становился ещё страшнее от неожиданных и ярких всполохов молний. Сашка торопливо пробежал по жёлтому полу и забрался под одеяло. Васька спрыгнул с печи и улёгся ему на ноги. Стало не так страшно.

Лишь через два дня лето будто опомнилось, что пора вступать в собственные права. Земля ещё дышала тяжёлой влагой, а Сашка уже бежал на берег. Вот из-за сарая показалось бревно, но Азат бабая не было на своём месте. Сашка долго ждал его, ходил вдоль обрыва, сидел на ещё мокром бревне. Он так и не дождался своего сказочника… Дома мать посадила его напротив и тихо сказала:

– Дедушка Азат больше не придёт.

– Его забрал к себе Белый Бабай? – прошептал Сашка. – Он мне говорил об этом. Ему там сейчас хорошо. Он давно хотел встретиться с бабой Розой и сыновьями.

Во дворе, словно большой кузнечик, цокал молоток – это дедушка отбивал косу. Сашка услышал знакомый звук ещё издалека. Он сразу вспомнил слова дедушки:

– Ты косу слушай, она не просто так звенит, она поёт, рассказывая тебе про добрые руки, которые её сделали. Теперь на всё лето она – твоя подружка. Свыкнись с ней, легко будет работать, уставать не станешь.

Коса действительно позванивала, словно маленький колокольчик. Сашка сел на берёзовую чурку напротив дедушки и стал слушать. Дедушка, не отрываясь, кивнул головой и продолжил волшебный перезвон. Коса и вправду звенела, рассказывая ему о том, как они будут разгуливать по широким полям и глубоким оврагам, сколько сена накосят для Звёздки и Пеструхи, как Сашка после этого вырастет и станет делать то же, что и настоящие мужики.

На другой день, когда первые лучи ещё не успели до конца разбудить землю, Сашка в старых ботинках и кепке бежал к дедушкиному дому. Хозяйки, выгоняя коров на пастбище, спрашивали:

– Куда это ты, Сашка, в такую рань собрался?

– С дедушкой идём на сенокос…

Деревня просыпается рано. Хозяйки, проводив коров на пастбище, возвращались. Навстречу им по дороге в сторону старой мельницы степенно шагали двое косарей.

– Доброго утра, Семён Матвеевич.

– Доброго утра.

– Дождались, вот и помощник подрос. Сразу видно – серьёзный мужик. Главное, какая литовка у него. Теперь ваши коровы точно без сена не останутся.

– Само собой…

– Хорошего вам дня, Семён Матвеевич! Чтобы без дождика.

– Спасибо, бабоньки.

Дедушка приподнимал козырёк старенькой кепки, степенно кивал, и они шли дальше. Дорога петляла между огромных тополей, ржаного поля и длинного озера, заросшего камышом. Голубые васильки и добродушные ромашки рассыпались у самой дороги.

Вдруг дедушка остановился и, приложив палец к губам, показал взглядом – «смотри». Они спрятались за высокую осоку и сквозь просветы в траве стали наблюдать. Недалеко от берега, на чистой от зарослей воде, перед кучкой крошечных полосатых утят возвышалась утка. Жёлтые комочки беспрестанно крутились, не переставая наблюдать за ней. Она же, строго обозревая беспокойное потомство, вскоре подняла правое крыло и принялась перебирать клювом перья. Следом за ней как по команде утята тоже подняли правое крыло и, попискивая, начали перебирать пух. Утка выгибала шею, чистила перья на груди – жёлтые комочки делали то же самое. Получалось не у всех. Некоторые, поднявшись над водой, тут же валились на бок, но, словно поплавки, вставали, продолжая настойчиво теребить клювиками жёлтую грудку. Утка, подныривая, плескала воду себе на спину, вся дружная компания следом за ней делала то же самое.

Они бесшумно отошли назад, и, лишь пройдя поворот, дедушка спросил:

– Видал?

– Да… А что это они делали?

– Это утка мальцов умываться учила.

– Да разве они чего-нибудь понимают? Они же маленькие.

– Маленькие-то маленькие, но какие сообразительные.

– Я всё понял, это у них школа, как у людей, – заключил Сашка.

Ходить с косой на плече и слушать, как тебя хвалят, было легче всего. Научиться косить оказалось гораздо труднее. К обеду Сашкины руки перестали слушаться, спина не хотела сгибаться, но больше всего ему постоянно хотелось пить. Когда солнце выкатилось в зенит, дедушка постелил в тени свежескошенный клевер, накрыл его сверху брезентовым плащом.

– Иди, отдохни, а то уработался.

– Да я не устал.

– Давай, давай, скоро обедать будем. Попей пока молока.

Сашка лёг на удивительно сладкую перину, закинул руки за голову и закрыл глаза.

С размеренной монотонностью шуршала по лугу дедушкина коса. Каждое едва заметное дуновение ветра гладило его раскрасневшееся лицо, шевелило выгоревший чуб. Непривычная нега растеклась по уставшей спине. Пахло клевером, мёдом, скошенной травой и солнцем. В кажущейся тишине луга, если прислушаться, сокрыто великое множество звуков, явных и скрытых… Кузнечики колотят вразнобой по своим наковальням, монотонное жужжание пчёл сливается с писком неизвестных пичуг, большой чёрный жук гудит самолётом, вертлявые стрекозы, потрескивая, блестят на солнце золотистыми перепонками крыльев. Трясогузка, беззвучно порхая с одной ветки на другую, усевшись на нижнюю, долго наблюдала за Сашкой блестящими бусинками глаз.