Михаил Сухачев - Дети блокады Страница 9

– Айда в штаб милиции, пусть они его берут, – скомандовал Витя и включил фонарь, чтобы посветить под ноги, но тотчас увидел на полу большой, похожий на железнодорожный электрический фонарь с синим стеклом на рефлекторе. Ребята стали рассматривать его. Возле выключателя стояла иностранная надпись с двумя направленными в разные стороны стрелками. Витя двинул рычажок в одну из сторон, и тотчас синий фильтр сменился красным. Он нажал кнопку – и сильный луч, подобно прожектору, осветил самые удаленные углы чердака.

– Вот это штуковина! – восхитился Гаврилка. – Витька, за то, что он двинул меня в рожу, отдай мне фонарь. У тебя есть, у Валерки тоже, а у меня нет.

Двух других, на год моложе его, Гаврилка просто проигнорировал.

– Да мне не жалко, – слукавил Витя, хотя мысленно искал доводы стать владельцем фонаря, – но надо показать в милиции, а то как нам поверят, что мы ловили сигнальщика?

– Ясно, там его зажилят, – сокрушенно сказал Гаврилка. – Любой мильтон прижмет такую штуку.

В штабе речной милиции их принял давно знакомый «дядя Степа», действительно очень высокого роста и такой же покладистый, как милиционер из стихотворения Сергея Михалкова. Сбивчивый рассказ всей компании он слушал с улыбкой, пока не увидел фонарь. После этого стал серьезно уточнять детали.

– Вы действовали как анархисты. Так мы не победим. Нужна борьба организованная, чтобы каждый знал свое место. Например, вы выслеживаете, а мы с оружием…

– А нам бы оружие, – перебил Витька. – Мало ли что, может, помощь понадобится.

– Э, нет. Вам оружие рано. Вот создать из вас организованный отряд можно. Только подыщите еще ребят.

«Дядя Степа» много говорил об обороне города. Потом пригласил ребят прийти к начальнику милиции на инструктаж о том, как ловить сигнальщиков.

Из беседы Виктор вынес твердую уверенность, что для дальнейшей борьбы оружие им просто необходимо. Эта мысль не давала ему покоя еще с того дня, как они строили баррикаду. А сейчас, когда стали говорить о полном окружении Ленинграда, о блокаде, о возможных в скором времени уличных боях, не иметь оружия казалось преступным. Он поделился своими соображениями с Валеркой.

– Я знаю, где можно достать оружие, – тихо сказал Валерка, хотя на всей улице никого не было. – Батя рассказывал, что к ним на Кировский завод привозят в ремонт танки прямо с передовой. В них иногда остаются винтовки, пистолеты, а уж патронов – навалом.

– А как пройти на завод? Кто нас пустит? – спросил Витька.

– Ха, я даже в цехе у отца много раз был. Через дырку в заборе, конечно. Потом, к ним постоянно идут составы, грузовые трамваи. Чуешь?

Кировский район, как никакой другой, был похож на прифронтовую полосу. От Площади Стачек проспект того же наименования в нескольких местах был перегорожен баррикадами, в которых оставлены узкие проемы для трамваев. Перед баррикадами в несколько рядов стояли противотанковые надолбы, тянулись проволочные заграждения.

Ребята спрыгнули с попутного трамвая точно перед воротами завода.

Валеркины сведения о дырках в заводском заборе оказались довоенными. Теперь дырок не было. Сверху забора тянулся ряд колючей проволоки, а на всех воротах стояли вооруженные рабочие, как в кинофильмах про революцию. Прежде чем пропустить поезд, они внимательно осматривали платформы.

Валерка чувствовал себя неловко перед другом, поэтому он смело подошел к вахтеру, внешний вид которого, как показалось, излучал доброжелательность. Несмотря на теплынь, старик был одет в старую, не по росту длинную синюю форменную шинель.

– Дядь, вы Спичкина знаете?

– Антошку, што ль? – уточнил вахтер. – Кто ж его не знает!

– А я его сын, – гордо и с надеждой сказал Валерка. – Так мы пойдем? – И он потянул Витьку во двор.

– Постой! Постой! Куда это «пойдем»? – перегородил вахтер дорогу. – Нельзя.

– Почему нельзя? Я все время к нему ходил.

– При мне не ходил. Я тебя в первый раз вижу, хотя работаю на Кировском более сорока годов. Почитай, от теперешнего директора до последнего ремесленника всех знаю. Да што теперешний директор, я Ленину в восемнадцатом[13] ворота отворял, во!..

Старого человека, видимо, не баловали вниманием, и ему захотелось выговориться. Но ребятам не терпелось скорее пробраться на завод. Через открытую дверь проходной была видна вся территория и на ней множество бронемашин, танков, всякой гусеничной техники.

Валерка потянул Витьку в обход вахтера. Они уже намеревались броситься наутек, но вахтер разгадал их замысел:

– Не озоруй! А то… время военное. – И он с достоинством поправил винтовку на плече.

Ребята возвращались домой разочарованные. Тревога застала их на углу Курской и своей Воронежской.

– Бежим! – крикнул Витька. – Успеем!

Но едва они поравнялись с подворотней, как совсем рядом раздался жуткий грохот. Оба упали на землю и прижались к стене. Но потом поднялись и хотели бежать дальше. Однако дворник в белом фартуке и военной каске сгреб их и втолкнул под арку дома.

Грохот взрывов не прекращался. Такой сильной бомбежки еще не было. Дом, в подворотне которого спрятались ребята, непрерывно содрогался. Начали сыпаться стекла.

– Прижмитесь плотнее, – приказал дворник ребятам, показывая, как надо это делать. И казалось, он не просто прижался к стене, а вдавился в нее.

Явственно чувствовался запах дыма.

Дворник выглянул из подворотни.

– Мать честная! На Лиговке горит! Да это же дом моей дочки! – Причитая, он опрометью помчался в сторону пожара.

Ребята тоже высунулись на улицу. В стороне Лиговки и дальше, на Тамбовской, зловеще поднимался черный столб дыма. Но еще страшнее было небо на противоположной стороне. Густые, серо-черные, до жути громадные облака заполнили полнеба. Их рельефность подчеркивалась наступающими сумерками. Облака медленно поднимались вверх и также медленно расползались в стороны, отчего трудно было понять, где источник пожара. На фоне гигантского скопления дыма пятиэтажные дома потеряли свои размеры, объемность, внушительность. Они казались какими-то плоскими маленькими квадратиками.

– Газовый завод горит, – тихо сказал Валерка.

– Не, скорее «Красная звезда» или Бадаевские склады.

Они свернули за угол и услышали, как сзади завыла сирена пожарной машины. От Обводного канала на полной скорости мчались три красные, еще не перекрашенные в защитный цвет машины.

– Пойдем до угла Прилукской, глянем, где это, – предложил Витька.

Но на Прилукской пожара не было, и потому они дошли до Расстанной, свернули на Боровую и дальше на Киевскую. Отсюда было видно, что горели Бадаевские продуктовые склады. От угла Новой улицы, возле полотна железной дороги, забор был повален, открывая панораму пожара. Со стороны заводов имени Карпова и «Красной звезды» бежали люди с баграми, ломами, ведрами.

Влекомые народом, ребята устремились к складам, объятым пламенем. Горели ряды длинных деревянных строений, расположенных вдоль железнодорожной ветки. Уже на почтительном расстоянии чувствовался жар, слышался треск и злобный вой остервенелого беспощадного пламени, заглушавшего крики людей.

– Давай к цистернам! – обратился к толпе мужчина в черной кожаной куртке. – Там спирт. Здесь уже ничем не поможешь!

В этот миг целиком повалилась стена близлежащего склада, обнажив двухъярусные стеллажи со стоящими на них мешками, объятыми тонкой пленкой бледно-голубого пламени. Горел сахар. Верхние стеллажи еще держались, но с них стали падать светящиеся голубые бомбы, и в месте их падения тысячи голубых искр разлетались в разные стороны.

Ребята кинулись вдоль путей, куда бежали и все. Там, в стороне Новодевичьего кладбища, помещения еще только занимались огнем и вокруг них орудовали люди. А на путях, в 20–30 метрах от складов, стояли несколько цистерн с надписями: «Огнеопасно».

Здесь командовал тот самый мужчина в кожаной куртке.

– Тарвид, – обратился к нему один из военных, – обеспечь охрану каждой цистерны от возможной диверсии. Взрыв их опаснее десятка бомб.

Ребята уцепились за платформу, которую уже начали двигать, и что есть мочи стали помогать взрослым откатывать груз «опаснее десятка бомб».

Уже здесь ребята услышали, что пожар сильно повлияет на продовольственное снабжение ленинградцев.

На следующий день по городу поползли слухи, один мрачнее другого, предрекая близкий голод. Точно никто не знал, что и сколько сгорело, но называли громадные цифры.

Спустя четыре дня после бомбардировки Бадаевских складов и через десять дней после первого сокращения вторично снизили норму хлеба по карточкам.

…Первое снижение нормы продуктов, проведенное 2 сентября, прекращение продажи пива, мороженого, пирожков и пирожных почти незаметно прошли для Стоговых, потому что в их семье все это считалось излишеством. Но второе снижение нормы на хлеб и введение в столовых порядка вырезки талонов из продуктовых карточек насторожили Александру Алексеевну, ведь дочери обедали в производственных столовых.