Последний магнат - Фицджеральд Френсис Скотт Страница 12

Маркус был здесь патриархом, а моложе всех был Стар – теперь-то не так уж разительно. Ведь еще будучи двадцатидвухлетним чудо-мальчиком, он сидел среди них – финансист среди финансистов. У них захватывало дух от быстроты и точности, с какой он производил тогда в уме стоимостные подсчеты, ибо сами они не были в этом отношении ни волшебниками, ни даже искусниками, вопреки общему представлению о евреях-дельцах. У большинства из них успеху способствовали другие качества, плохо сочетающиеся с искусством калькуляции. Но в деловых сообществах традиция вывозит и тех, кто менее сведущ, и они спокойно полагались на Стара в расчетах высшей сложности, испытывая при этом радостное чувство сопричастности, точно болельщики на футболе.

Как мы сейчас увидим, финансовые расчеты отступили теперь у Стара на второй план, хотя способность к ним осталась.

Стар сидел рядом с принцем Агге, по другую руку принца помещался Морт Флайшэкер, юрист компании, а напротив – Джо Пополос, владелец сети кинотеатров. Принц Агге питал к евреям смутную враждебность, от которой старался отучить себя. Человек бурной жизни, служивший одно время в Иностранном легионе, он считал, что евреи слишком избегают физического риска. Впрочем, он допускал, что в Америке, в других условиях, они другие, а уж Стар – определенно человек достойный, с какой стороны ни подойти. Что же до остальных, то дельцы – народец, в общем, серый, считал принц; окончательный вердикт здесь выносила кровь Бернадотов, текшая в его жилах.

Что-то связанное с выпуском картины беспокоило сейчас моего отца (дальше здесь я буду называть его Брейди, как называл принц Агге, рассказывая мне о завтраке). Линбаум, сидевший напротив Стара, скоро ушел, и Брейди пересел на его место.

– Как обстоит дело с тем фильмом на южноамериканский сюжет? – спросил Брейди.

Принц Агге заметил, что при этих словах два десятка глаз нацелились на Стара, дружно мигнув ресницами, точно крыльями взмахнув все сразу. И – тишина.

– Фильм сейчас в работе, – сказал Стар.

– А смета прежняя? – спросил Брейди.

Стар кивнул.

– Она несоразмерно велика, Монро, – сказал Брейди. – Времена сейчас трудные, чуда не произойдет – такого, как с «Ангелами ада» или «Бен Гуром», когда ухлопанные деньги возвращались с лихвой.

Вероятно, атака на Стара была согласована заранее, потому что грек Пополос тут же заговорил витиевато:

– Это неприемлемо теперь, Монро. В смысле, надо прилаживаться к временам, которые меняются. В смысле – что допускаемо в диапазоне процветания, то неконцептуально теперь.

– А ваше мнение, мистер Маркус? – спросил Стар.

Взгляды остальных тоже направились на Маркуса, но тот, словно заранее предвидев вопрос, сделал уже знак, и стоявший позади официант подхватил его под локти, поднимая, как корзину за оба ушка. В этом корзинном положении Маркус смотрел на них с такой беспомощностью – трудно было и представить, что вечерами он, случалось, вставал танцевать со своей молодой канадкой.

– Монро – наш постановочный гений, – сказал Маркус. – Я на него надеюсь, как на каменную стену. Сам-то я и наводнения не видел.

Все проводили уходящего Маркуса молчанием.

– Нет такого фильма, чтобы дал сейчас два миллиона валовых, – сказал Брейди.

– Нету, – подтвердил Пополос. – Никак нету, хоть ты бери их за шиворот и толкай на сеансы.

– Пожалуй, что и нет, – согласился Стар. Он сделал паузу, как бы приглашая всех слушать. – Думаю, большой прокат сможет дать миллион с четвертью. Максимум же по стране – миллиона полтора. И четверть миллиона от проката за границей.

Опять молчание – на этот раз недоуменное, слегка растерянное. Стар повернул голову к официанту, попросил соединить его с секретаршей.

– Но смета как же? – спросил Флайшэкер. – Расход по смете, как я понял, миллион семьсот пятьдесят тысяч. И эту же цифру, я слышу, составит приход. Где же прибыль?

– Я и на эту цифру не рассчитываю, – сказал Стар. – Уверенно рассчитывать можно лишь на полтора миллиона.

Тишина напряглась – принцу Агге слышно было, как с чьей-то замершей в воздухе сигары упал на пол серый нарост пепла. Флайшэкер, с застывшим на лице изумлением, открыл было рот снова, но тут Стару подали через плечо телефонную трубку.

– Ваша секретарша, мистер Стар.

– Да-да. Алло, мисс Дулан. Я насчет Завраса. Я пришел к выводу, что это подленькая сплетня, – голову готов прозакладывать… А, вы уже связались с ним. Хорошо… хорошо. Сейчас надо действовать так: пошлите его сегодня же днем к моему окулисту – к доктору Джону Кеннеди, – пусть засвидетельствует письменно, и надо будет сделать фотокопии – понятно?

Он отдал трубку и разгоряченно повернулся к сидящим.

– Наверно, и до вас доходили слухи, будто Пит Заврас слепнет?

Двое-трое кивнули, но остальных безраздельно занимало другое: неужели Стар допустил в своей смете просчет?

– Чистой воды брехня, – продолжал Стар. – Пит говорит, ему ни разу в жизни не приходилось обращаться к окулисту. Он понятия не имеет, почему студии перестали его брать. Кто-то по злобе или просто так наболтал – и Пит уже год без работы.

Послышался стандартно-сочувственный бормоток. Стар расписался на поданном счете и сделал движение, чтобы встать.

– Прошу прощения, Монро, – заговорил Флайшэкер настойчиво; Брейди и Пополос сидели наготове. – Я здесь на Побережье новичок и, быть может, не уловил всех импликаций и коннотаций. – Он произнес это скороговоркой, но жилки у него на лбу гордо вспухли – знай, мол, воспитанников Нью-Йоркского университета. – Так ли надо вас понимать, что вы заранее рассчитываете на убыток в четверть миллиона?

– Фильм ведь не кассовый, а престижный, – возразил Стар невинным тоном.

Присутствующие начали уже понимать, куда гнет Стар, но все еще надеялись, что это розыгрыш, что на самом деле Стар рассчитывает на доход. Никто, будучи в здравом уме…

– Мы два года уже даем сплошной верняк, – сказал Стар. – Пора и убыточную картину сделать. Отнесем ее в графу расходов на престиж – она привлечет нам новых зрителей.

Кое-кому все еще казалось, что Стар считает постановку авантюрой, но с шансами на прибыль. Однако Стар тут же рассеял иллюзии.

– Убыток обеспечен, – сказал он и встал, слегка выпятив подбородок и блестя, улыбаясь глазами. – Будет чудом бо́льшим, чем с «Ангелами ада», если нам удастся хотя бы вернуть свое. Но у нас перед зрителем нравственный долг, как неоднократно заявлял Пат Брейди на обедах Академии киноискусства. Включение убыточной картины оздоровит план постановок.

Он сделал приглашающий кивок принцу Агге, и тот не мешкая откланялся, стараясь напоследок оценить впечатление, которое произвели на всех слова Стара. Но ничего нельзя было прочесть в глазах – они были не то чтобы опущены, а устремлены горизонтально и невидяще куда-то поверх скатерти и учащенно мигали, и не было слышно ни звука.

Выйдя из комнаты, Стар с Агге прошли краем главного обеденного зала. Принц Агге приглядывался с жадностью. Зал пестрел цыганками, горожанами, военными – в бакенбардах, в галунных мундирах Первой империи. С расстояния казалось, это дышат и движутся люди, жившие сто лет назад, и Агге подумал: «Забавно бы поглядеть на статистов, переряженных нами, нынешними, в каком-нибудь будущем историческом фильме».

Но тут он увидел Авраама Линкольна и сразу посерьезнел. Детство принца совпало с зарей скандинавского социализма, когда биографическая книга Николея о Линкольне была в большом ходу. Принцу внушали, что Линкольн – великий человек, достойный восхищения, и Агге терпеть его не мог, навязанного в образцы. Но теперь Линкольн сидел за столиком, положив ногу на ногу, – добродушное лицо нагнул к обеду ценой в сорок центов, включая десерт, а на плечи накинул свой плед в защиту от вентиляторных сквозняков, – и теперь принц Агге, добравшийся до сокровенной Америки, глядел во все глаза, как турист в музее. «Так вот он, Линкольн». Стар отошел уже далеко, оглянулся на Агге, а тот все медлил и глядел. «Так вот она, американская суть».