Дневник провинциальной дамы - Делафилд Э. М. Страница 13

Утром встречаю в деревне Барбару в новом твидовом костюме. Девушка она приятная и умная, но так и хочется посоветовать ей удалить аденоиды. Она спрашивает, не буду ли я Ангелом и не навещу ли ее матушку, которая с недавнего времени практически прикована к постели. Я сердечно отвечаю, что, конечно же, навещу, хотя на самом деле не собиралась, но потом вспоминаю, что сейчас пост, и решаю зайти к матушке сразу же. Выражаю восхищение новым костюмом Барбары. Она говорит, что костюм и правда довольно симпатичный, и зачем-то поясняет, что заказала его из распродажного каталога Джона Баркера за четыре гинеи и понадобилось всего-то выпустить в талии и немного забрать в плечах. И почему-то резюмирует, что в моде снова юбки подлиннее.

Барбара идет на вечернюю службу, а я отправляюсь к ее матушке. Та сидит в кресле, закутанная в шали, и не без некоторой демонстративности читает толстенную биографию лорда Биконсфилда[73]. Я справляюсь о самочувствии, а матушка Барбары качает головой и спрашивает, могу ли я представить, что когда-то друзья называли ее Бабочкой. (На такие вопросы всегда очень трудно отвечать, потому что и «да» и «нет» прозвучат одинаково бестактно. И уж тем более не стоит говорить, что сейчас она больше похожа на куколку бабочки из-за шалей.) Тем временем миссис Бленкинсоп с печальной улыбкой замечает, мол, несмотря ни на что, не в ее характере думать только о себе и своих невзгодах. Потому-то она просто сидит здесь день-деньской, всегда готовая разделить с людьми их маленькие радости и печали, и надо же, как часто к ней приходят именно за этим! И потом говорят, что им становится лучше от одной ее Улыбки, а почему – она не знает. (Я тоже.)

Миссис Б. замолкает, явно ожидая, что я вывалю ей свои радости и печали. Возможно, надеется услышать, что Роберт мне изменяет или что я влюбилась в Нашего Викария.

Не могу оправдать ее ожиданий, поэтому заговариваю о новом твидовом костюме Барбары. Миссис Бленкинсоп немедленно замечает, что она всю жизнь добавляет к одежде штрихи, которые Полностью Преображают наряд. Ленточка там, цветок здесь. За этим следует длинное рассуждение, начинающееся с того, что подруга однажды сказала ей: «Это прекрасно, дорогая миссис Бленкинсоп, что вы так радеете о других!», и заканчивающееся выводом, что хотя теперь она и Немощная Старуха, но у нее огромное количество друзей, должно быть, потому, что она всегда руководствовалась девизом: «Обращай взор свой наружу, а не внутрь. Гляди вверх, а не под ноги. Протяни руку помощи».

Разговор снова затухает, и я спрашиваю миссис Б., что она думает о лорде Биконсфилде. Миссис Б. отвечает, что он, по ее мнению, был Выдающейся Личностью.

Ей часто говорят, мол, как вам должно быть одиноко, когда милая Барбара уходит гулять с подругами. Но миссис Б. на это отвечает, что Вовсе Нет. Она никогда не остается одна, с ней Книги. Вот ее Друзья. Дайте ей Шекспира или Джейн Остин, Мередита или Гарди[74], и она С Головой погрузится в собственный мир. Сон к ней так редко приходит, что по ночам она в основном читает. А представляю ли я, каково это – каждый час, нет, каждые полчаса всю ночь слушать колокольный звон? Совершенно не представляю, поскольку вынуждена сражаться с неотступной сонливостью начиная с девяти утра, но мне не хочется в этом признаваться, поэтому откланиваюсь. Напоследок миссис Б. благодарит меня за то, что проведала старуху. Все у нее хорошо, насколько может быть хорошо в шестьдесят-то шесть весен, как велят ей говорить друзья.

Возвращаюсь домой с ощущением бездарно потраченного времени и желанием огрызаться на всех и вся.

10 марта. Горничной по-прежнему нет, и я спрашиваю Роуз в письме, можно ли мне приехать к ней на неделю. Еще пишу старой тетушке Гертруде в Шропшир, мол, нельзя ли Вики с Мадемуазель погостить немного у нее. Так будет меньше работы по дому, пока у нас не хватает прислуги, однако тетушке Гертруде я эту причину визита не сообщаю. Спрашиваю Роберта, не слишком ли ему будет одиноко. Он отвечает, что нисколько, и выражает надежду, что я хорошо отдохну в Лондоне. Стараюсь как можно доходчивее объяснить, что еду в Лондон не отдыхать, но обрываю себя, испугавшись, что становлюсь похожей на миссис Бленкинсоп.

Роберт ничего не говорит.

11 марта. Роуз телеграфирует, что будет рада моему приезду. Кухарка, к моей немалой досаде, говорит: «Уверена, вы хорошо отдохнете, мэм». Воздерживаюсь от того ответа, который хотела бы дать, из-за серьезных опасений, что она тоже попросит расчет. Вместо этого говорю, что надеюсь «укомплектовать» дом горничной до возвращения. Кухарка крайне недоверчиво смотрит на меня и говорит, мол, она, конечно, тоже на это надеется, а то последнее время в доме такой беспорядок. Делаю вид, что не слышала, и ухожу с кухни.

Перебираю свою одежду и обнаруживаю, что мне нечего носить в Лондоне. Читаю в «Дейли миррор», что вечерние платья теперь длинные, и с ужасом осознаю, что ни одно из моих платьев даже наполовину не закрывает ноги.

12 марта. Отправляю бóльшую часть своего гардероба посылкой по адресу с рекламной страницы «ВНЖ», где пишут, что примут Поношенную Одежду по Высокой Цене и, в свою очередь, вышлют чек обратной почтой. Испытываю мрачное предчувствие, что выручки, в свою очередь, хватит разве что на несколько шестипенсовых марок, поэтому вынуждена добавить в посылку старую охотничью куртку Роберта, его же макинтош 1907 года и наименее приличный из шерстяных свитеров. Встаю перед привычным моральным выбором: честно и открыто признаться Роберту в содеянном или поступить более прагматично и дождаться, пока посылка покинет дом, а Роберт сам обнаружит пропажу. Совесть, как обычно, побеждена, но голос ее не заглушен.

(Вопрос: Не в умении ли подавить в себе излишнюю чуткость и тратить меньше времени на сожаления о своих словах и поступках проявляется сила характера? Ответ, скорее всего, утвердительный. В воображении рисуется превосходный черновой вариант заголовка мощной Статьи для «ВНЖ»: «Жестокосердие выгоднее раскаяния?» Нет, на статью нет времени из-за ухода горничной и необходимости выучить «Крушение Геспера»[75] для концерта в деревне. Может, это подходящая тема для обсуждения на заседании Женского института? Но не сочтет ли Жена Нашего Викария, что предмет обсуждения – прерогатива Нашего Викария?)

Отказываюсь от членства в клубе «Книга месяца», поскольку все сильнее расхожусь с ними во мнении относительно достоинств и недостатков современной прозы. Пишу в клуб длинное и убедительное письмо и, только отправив его, вспоминаю, что за мной остался долг в двенадцать шиллингов и шесть пенсов за «Байрона» Моруа[76].

13 марта. Вики и Мадемуазель уезжают в гости к тетушке Гертруде. Мадемуазель сентиментально произносит: «Ah, déjà je languis pour notre retour!»[77] Чувствую, что не стоит поощрять подобные настроения, поскольку из дома мы вышли всего полчаса назад, а уезжают они с Вики на три недели. Усаживаю их в поезд, где Мадемуазель сразу достает одеколон на случай, если одной из них или обеим станет дурно, и возвращаюсь в деревню. Дом напоминает склеп, а садовник говорит, что мисс Вики слишком маленькая, чтобы отсылать ее так далеко, ведь она не сможет сама написать мне и сообщить, как у нее дела.

Ложусь спать, чувствуя себя убийцей.

14 марта. Получаю довольно скромный почтовый перевод вместе с белой теннисной курткой, отороченной мехом кролика. В сопроводительном письме сказано, что куртка возвращена, поскольку такой товар непродаваем. Хотелось бы знать почему. Лелею мысль написать в редакцию «ВНЖ» и поинтересоваться, достаточно ли тщательно они проверяют рекламные объявления перед публикацией, но решаю, что это может повлечь за собой неудобные вопросы и сказаться на моей репутации периодического получателя, пусть и с кем-нибудь на пару, первого приза в еженедельном конкурсе.